«Просвещённый абсолютизм» Екатерины "Великой"

Екатерина II как деятель Эпохи Просвещения

Екатерина II старалась проповедовать среди русского дворянства философию европейского Просвещения, с которой императрица была хорошо знакома. В этом смысле её правление нередко называют эпохой «просвещённого абсолютизма». Историки спорят о том, чем был просвещённый абсолютизм – утопическим учением просветителей (Вольтер, Дидро и др.) об идеальном союзе королей и философов или политическим феноменом, нашедшим своё реальное воплощение в Пруссии (Фридрих II Великий), Австрии (Иосиф II), России (Екатерина II) и др. Эти споры небеспочвенны. Они отражают ключевое противоречие теории и практики просвещённого абсолютизма: между необходимостью радикально менять сложившийся порядок вещей (сословный строй, деспотизм, бесправие и др.) и недопустимостью потрясений, нуждой в стабильности, невозможностью ущемить ту социальную силу, на которой этот порядок держится, – дворянство.

Весьма показательна позиция Екатерины II в вопросе о крепостном крестьянстве. Нет сомнений в отрицательном отношении императрицы к крепостному праву. Она не раз задумывалась о способах его отмены, но дальше осторожных размышлений дело не пошло. Екатерина II ясно осознавала, что ликвидация крепостничества с негодованием будет воспринята дворянами. Крепостническое законодательство было расширено: помещикам разрешили на любой срок ссылать крестьян на каторгу, а крестьянам запрещалось подавать жалобы на помещиков. Попытками преобразований в духе просвещённого абсолютизма были: созыв и деятельность Уложенной комиссии (1767-1768); реформа административно-территориального деления Российской империи; принятие Жалованной грамоты городам, оформившей права и привилегии «третьего сословия» – горожан. Городское сословие делилось на шесть разрядов, получило ограниченные права самоуправления, избирало городского голову и членов городской Думы; принятие в 1775 году манифеста о свободе предпринимательства, согласно которому для открытия предприятия не требовалось разрешения правительственных органов; реформы 1782-1786 гг. в области школьного образования.

Эти преобразования имели ограниченный характер. Самодержавный принцип управления, крепостное право, сословный строй оставались незыблемыми. Крестьянская война Пугачёва (1773-1775), взятие Бастилии (1789 г.) и казнь короля Людовика XVI (1793 г.) не способствовали углублению реформ. Они шли с перерывами, в 90-е гг. и вовсе прекратились. Преследования А.Н. Радищева (1790 г.), арест Н.И. Новикова (1792 г.) не были случайными эпизодами. Они свидетельствуют о глубинных противоречиях просвещённого абсолютизма, невозможности однозначных оценок «золотого века Екатерины II».

Прежде всего, основная масса населения России вследствие её действий стала ещё более бесправной, лишённой нормальных человеческих прав, хотя в силах Екатерины II было добиться обратного – и для этого не обязательно было отменять крепостное право. Другие её действия, такие как ликвидация суверенной Польши, тоже вряд ли соответствовали идеям Просвещения, которых на словах она придерживалась. Кроме того, историки приводят примеры её конкретных слов и действий, подкрепляющие данное мнение:

Как указывают В. О. Ключевский и Дж. Блюм, в 1771 году Екатерине показалось «неприличным», что крестьян продают на публичных торгах «с молотка», и она выпустила закон, запрещавший публичные торги. Но поскольку этот закон игнорировали, то Екатерина не стала добиваться его исполнения, а в 1792 году опять разрешила торговлю крепостными на аукционах, запретив при этом употреблять молоток аукциониста, что, по-видимому, показалось ей особенно «неприличным».

В другом приводимом ими примере речь идёт об указе Екатерины, запрещавшем крестьянам подавать жалобы на помещиков (за это теперь им грозило избиение кнутом и пожизненная каторга). Екатерина издала этот указ 22 августа 1767 года, «в то самое время как депутаты Комиссий слушали статьи "Наказа" о свободе и равенстве».

Дж. Блюм приводит также следующий пример: помещики нередко выгоняли на улицу старых или больных крестьян (давая им при этом вольную), которые вследствие этого были обречены на смерть. Екатерина своим указом обязала помещиков перед этим брать у крестьян расписку, что они на это согласны.

Как указывает А. Труайя, Екатерина постоянно в своей переписке называла крепостных крестьян «рабами». Но стоило французскому просветителю Дидро во время встречи с ней употребить это слово, как она была страшно возмущена. «В России нет рабов, – заявила она, – Крепостные крестьяне в России духом своим независимы, хотя телом и испытывают принуждение».

Н.И. Павленко приводит ряд писем Екатерины Вольтеру. В одном из них (1769 г.) она писала: «…наши налоги так необременительны, что в России нет мужика, который бы не имел курицы, когда он её захочет, а с некоторого времени они предпочитают индеек курам». В другом письме (1770 г.), написанном в разгар голодомора и бунтов, охвативших разные части страны: «В России всё идёт обыкновенным порядком: есть провинции, в которых почти не знают того, что у нас два года продолжается война. Нигде нет недостатка ни в чём: поют благодарственные молебны, танцуют и веселятся».

Особую тему представляют взаимоотношения Екатерины и французских просветителей (Дидро, Вольтер). Общеизвестно, что она была с ними в постоянной переписке, а они высказывали о ней высокое мнение. Однако многие историки пишут, что эти отношения носили характер очевидного «спонсорства», с одной стороны, и лести, с другой. Как пишет Н.И. Павленко, узнав, что Дидро нуждается в деньгах, Екатерина купила его библиотеку за 15 тыс. ливров, но не забрала её, а оставила ему, «назначив» его пожизненным смотрителем его же библиотеки с выплатой «жалованья» из русской казны в размере 1000 ливров в год. Вольтера осыпала разнообразными милостями и деньгами, и приобрела после смерти его библиотеку, выплатив щедрые суммы наследникам. Со своей стороны, и они не оставались в долгу. Дидро расточал похвалу и лесть в её адрес, а свои критические заметки «клал под сукно» (так, лишь после смерти были обнаружены его резкие критические «Замечания о Наказе» Екатерины). Как указывает К. Валишевский, Вольтер называл её «северной Семирамидой» и утверждал, что солнце, освещающее мир идей, перешло с Запада на Север; написал по «приготовленным» для него по приказанию Екатерины материалам историю Петра I, вызвавшую насмешки других европейских учёных. А. Труайя отмечает, что Вольтер и Дидро соревновались в преувеличенных похвалах Екатерине, приводя соответствующие примеры (так, Дидро в свою очередь писал, что «ставит её на один уровень» с Цезарем, Ликургом и Солоном, выше Фридриха Великого, и лишь после встречи с ней в России его душа, ранее «душа раба», стала «душой свободной» и т.д.), и даже ревновали друг друга к её милостям и вниманию.

И тем не менее именно в эту эпоху появилось Вольное экономическое общество (1765 г.), работали вольные типографии, шла горячая журнальная полемика, в которой лично участвовала императрица, были основаны Эрмитаж (1764 г.) и Публичная библиотека в Санкт-Петербурге (1795 г.), Смольный институт благородных девиц (1764 г.) и педагогические училища в обеих столицах.

В мае 1764 года было основано первое в России учебное заведение для девочек – Смольный институт благородных девиц. Следом открылся Новодевичий институт для воспитания мещанских девиц. Разрабатывая Указ «Учреждений для управления губерний Всероссийской империи» в 1775 году, Екатерина II активно приступила к разрешению проблем в образовании. Обязанность открывать училища губернского и уездного уровня ею была возложена на приказы общественного призрения. В 1780 году Екатерина совершила инспекционную поездку по северо-западным областям России. Эта поездка показала достигнутые успехи и то, что ещё предстояло сделать в будущем. Например, в Пскове ей доложили, что школу для мещанских детей, в отличие от дворянских, так и не открыли. Екатерина немедленно пожаловала 1000 руб. на заведение городской школы, 500 руб. – на духовную семинарию, 300 – на сиротский приют и 400 – на богадельню. В 1777 году было открыто государственное Коммерческое училище для купечества. В Санкт-Петербурге Екатерина II на собственные средства в 1781 году основала учебное заведение при Исаакиевском соборе. В том же году при храмах было организовано ещё шесть школ. К 1781 году в них обучалось 486 человек.

Вместе с тем, как пишет историк Казимир Валишевский, «Начало народному образованию в том виде, как оно существует теперь в России, было положено учебными заведениями, открытыми в Петербурге Новиковым, которого Екатерина считала врагом и вознаградила тюрьмой и цепями за его труд на благо России».

Екатерина принадлежала к числу немногочисленных монархов, которые интенсивно общались со своими подданными и прямо, путём составления манифестов, инструкций, законов, полемических статей, и косвенно, путём написания сатирических сочинений, исторических драм и педагогических опусов. В своих мемуарах Екатерина признавалась: «Я не могу видеть чистого пера без того, чтобы не испытывать желания немедленно окунуть его в чернила».

Екатерина занималась литературной деятельностью, оставив после себя большое собрание сочинений – записки, переводы, басни, сказки, комедии «О, время!», «Именины госпожи Ворчалкиной», «Передняя знатного боярина», «Госпожа Вестникова с семьёю», «Невеста невидимка» и др. Все петербургские спектакли по произведениям Екатерины были обставлены чрезвычайно богато. Оперы «Февей» и «Горебогатырь», а также оратория «Начальное управление» были изданы в клавире и партитуре (что по тем временам в России – необычайная редкость).

Екатерина участвовала в еженедельном сатирическом журнале «Всякая всячина», издававшемся с 1769 года с целью увести общественное мнение от критики крепостничества, свести дело к ироническому подсмеиванию над модницами и щёголями, скрягами и хапугами. Другими предметами иронии были суеверия населения. Сама Екатерина называла журнал: «Сатира в улыбательном духе».

Однако некоторые историки полагают, что ряд её сочинений и даже писем был написан не ею самой, а некими анонимными авторами, указывая на слишком резкие различия в стиле, правописании и т.д. между разными её сочинениями. Так, все её комедии, имевшие успех, были написаны лишь в период её «дружбы» с Новиковым, в то же время написанную позднее комедию «Горе-Богатырь» (1789 г.) критикуют за грубость и пошлость, нехарактерную для комедий 70-х годов. Екатерина II ревниво относилась к негативным оценкам её творчества (если таковые имели место). Так, узнав после смерти Дидро о его критической записке в адрес её «Наказа», она в письме Гримму 4 декабря 1785 года выступила с грубыми высказываниями в адрес французского просветителя.

Политика в области культуры и искусства

Екатерина Великая считала себя «философом на троне» и благосклонно относилась к эпохе Просвещения, состояла в переписке с Вольтером, Дидро, д'Аламбером. При ней в Санкт-Петербурге появились Эрмитаж и Публичная библиотека. Она покровительствовала различным областям искусства – архитектуре, музыке, живописи. Нельзя не упомянуть и об инициированном Екатериной массовом заселении немецких семей в различные регионы России, Украины, а также стран Прибалтики. Целью являлась модернизация русской науки и культуры.

Вместе с тем, многие историки указывают на односторонний характер такого покровительства со стороны Екатерины. Деньгами и наградами щедро одаривались в основном иностранные деятели науки и культуры, которые разносили за рубежом славу о Екатерине II. Особенно разителен контраст в отношении отечественных художников, скульпторов и литераторов. «Екатерина не оказывает им поддержки, – пишет А. Труайя, – и проявляет к ним чувство, среднее между снисходительностью и презрением. Живя в России, Фальконе возмущался грубостью царицы по отношению к отличному художнику Лосенко». «Бедняга, униженный, без куска хлеба, хотел уехать из Санкт-Петербурга и приходил ко мне изливать своё горе», – пишет он. Путешествовавший по России Фортиа де Пилес удивляется, что «Её величество допускает, чтобы талантливый скульптор Шубин ютился в тесной каморке, не имея ни моделей, ни учеников, ни официальных заказов». За всё своё царствование Екатерина сделала заказ или дала субсидии очень немногим русским художникам, зато не скупилась на закупки произведений иностранных авторов.

Н.И. Павленко отмечает: «поэт Г.Р. Державин за всю жизнь службы при дворе получил лишь 300 душ крестьян, две золотые табакерки и 500 руб.» (хотя являлся не только литератором, но и чиновником, выполнявшим различные поручения), в то время как иностранные писатели, ничего особенного не делая, получали от неё целые состояния. В то же время, хорошо известно, какую «награду» получил от неё ряд русских писателей Радищев, Новиков, Кречетов, Княжнин, которые были репрессированы, а их произведения – запрещены и сожжены.

К. Валишевский пишет, что Екатерина окружила себя «посредственностями из иностранных художников» (Бромптон, Кениг и др.), бросив на произвол судьбы талантливых русских художников и скульпторов. Гравёру Гавриилу Скородумову, изучавшему своё искусство во Франции и выписанному Екатериной оттуда в 1782 году, не нашлось работы при дворе её величества, и он был вынужден работать в качестве плотника или подмастерья. Скульптор Шубин и художник Лосенко не получали заказов от императрицы и её придворных и пребывали в нищете; Лосенко с отчаяния отдался пьянству. Зато когда он умер, и выяснилось, что он был великим художником, пишет историк, Екатерина «охотно присоединила его апофеоз к своему величию». «В общем, национальное искусство, – заключает Валишевский, – обязано Екатерине только несколькими моделями Эрмитажа, послужившими для изучения и подражания русским художникам. Но, кроме этих моделей, она не дала ему ничего: даже куска хлеба».

Известен и эпизод с Михаилом Ломоносовым, произошедший в самом начале правления Екатерины II: в 1763 году Ломоносов, не выдерживая одиночной борьбы в споре между норманистами и антинорманистами, подал прошение об отставке в чине статского советника (тогда он был коллежским советником); Екатерина поначалу удовлетворила его просьбу, но после отменила своё решение, очевидно не желая ссориться с одним из виднейших российских учёных. В 1764 году Екатерина II лично посетила дом Ломоносова, оказав ему этим честь, но в январе 1765 года она разрешила молодому немецкому историку Шлёцеру доступы к историческим архивам, против чего выступил Ломоносов, который предполагал, что Шлёцер их вывозит за границу в целях публикации и обогащения (здесь, возможно, имеет место и личное оскорбление Ломоносова, которому, между прочим, не позволили посещение этих архивов); но его упрёки остались без ответа, тем более что уже в январе 1765 года он заболел пневмонией и в апреле умер.

Екатерина II и пропаганда

Фелица (фрагмент из оды):

«Тебе единой лишь пристойно,

Царевна! Свет из тьмы творить;

Деля Хаос на сферы стройно,

Союзом целость их крепить;

Из разногласия согласье

И из страстей свирепых счастье

Ты можешь только созидать.

Так кормщик, через понт плывущий,

Ловя под парус ветр ревущий,

Умеет судном управлять»

(Гавриил Державин)

Многие историки указывают, что исключительно большую роль в деятельности Екатерины играла пропаганда, а некоторые даже полагают, что пропаганда была основным смыслом всего её царствования. В числе очевидных примеров пропагандистских акций Екатерины II указывают:

Объявленный в 1765 году под эгидой Вольного экономического общества конкурс на лучшее решение крестьянского вопроса. В течение 2 лет были присланы 162 конкурсные работы, в том числе 155 – из-за рубежа. Премия была присуждена члену Дижонской академии Беарде де Лабею, который представил «взвешенное» сочинение, предлагавшее не спешить ни с отменой крепостного права, ни с наделением крестьян землёй, а сначала подготовить крестьян к восприятию свободы. Как пишет Н.И. Павленко, несмотря на широкий резонанс, который конкурс имел в России и за рубежом, «конкурсные сочинения держались в секрете, их содержание было достоянием лиц, входивших в конкурсную комиссию».

«Наказ» Екатерины (1766 г.) и работа Уложенной комиссии (1767-1768 гг.), дебаты которой длились полтора года с участием более 600 депутатов и завершились роспуском комиссии. «Наказ» в течение царствования Екатерины только в России издавался 7 раз, и «приобрёл широкую известность не только в России, но и за её пределами, ибо был переведён на основные европейские языки».

Поездка Екатерины и её свиты в 1787 году с большой группой иностранцев (всего – около 3000 человек) из Санкт-Петербурга на юг России для прославления побед России над Османской империей и успехов в освоении завоёванных земель обошлась казне в сумму от 7 до 10 миллионов рублей. Для организации поездки: в некоторых городах по пути следования специально строились здания, в которых останавливался кортеж; срочно производились (по свидетельству графа Ланжерона) ремонт и покраска фасадов зданий вдоль продвижения кортежа, а население было обязано надевать лучшие одежды в день его проезда; из Москвы (по свидетельству М.М. Щербатова) были удалены все нищие; была организована инсценировка битвы под Полтавой, в которой участвовало 50 тысяч человек; некоторые города (Бахчисарай) были иллюминированы многочисленными огнями, так что и ночью сияли как днём. В Херсоне гостей встречала надпись: «Путь в Константинополь». Как отмечает Н.И. Павленко, в это время в России была засуха, и надвигался голод, охвативший затем всю страну; а Турция расценила всё мероприятие как провокацию и немедленно начала с Россией новую войну. В Европе же после этой поездки появился миф о «потёмкинских деревнях», сооружённых Потёмкиным специально для «пускания пыли в глаза» императрице.

Среди достижений екатерининского царствования фигурировала цифра в 3161 фабрик и заводов, построенных к 1796 году, в то время как до начала царствования Екатерины II число фабрик и заводов на территории Российской империи исчислялось лишь несколькими сотнями. Однако как установил академик С.Г. Струмилин, эта цифра сильно завышала действительное число фабрик и заводов, поскольку в неё, «лишь для пущего прославления этой царицы», были включены даже кумысные «фабрики» и овчарные «заводы».

Письма Екатерины иностранцам (Гримму, Вольтеру и т.д.), как полагают историки, также являлись частью её пропаганды. Так, К. Валишевский сравнивает её письма иностранцам с работой современного агентства новостей, и далее пишет: «её письма к любимым корреспондентам, как Вольтер и Гримм во Франции и Циммерман и отчасти г-жа Бельке в Германии, нельзя назвать иначе, как чисто публицистическими статьями. Ещё прежде, чем быть напечатанными, её письма к Вольтеру становились достоянием всех следивших за малейшим поступком и словом фернейского патриарха, а следил за ними буквально весь образованный мир. Гримм, хотя и не показывал обыкновенно её писем, но рассказывал зато их содержание всюду, где бывал, а бывал он во всех домах Парижа. То же можно сказать и про остальную переписку Екатерины: она была её газетой, а отдельные письма – статьями».

Так, в одном из писем Гримму она совершенно серьёзно его уверяла, что в России нет худощавых людей, только упитанные. В письме Бельке в конце 1774 года она писала: «Бывало прежде, проезжая по деревне, видишь маленьких ребятишек в одной рубашке, бегающих босыми ногами по снегу; теперь же нет ни одного, у которого не было бы верхнего платья, тулупа и сапогов. Дома по-прежнему деревянные, но расширились и большая часть их уже в два этажа». В письме Гримму в 1781 году она представила ему «итог» своего царствования, где наряду с количеством учреждённых ею губерний и городов и одержанных побед, указала, между прочим, что выпустила 123 «указа об облегчении участи народа».

В письме Бельке 29 мая 1771 года, после того как в Москве началась эпидемия и был введён официальный карантин, она писала: «Тому, кто вам скажет, что в Москве моровая язва, скажите, что он солгал…».

Источник - https://ru.wikipedia.org/wiki/Екатерина_II