Решил начать с конца. Чтобы немного оттянуть начало. Потому что для него пока не нашел слов. Но надеюсь найду.
А пока…
Пока фейерверк эмоций
Ликование. Приятное удивление. Блаженство. Надежда на все лучшее, что начнется уже завтра. Постукивание пальцами по сумке в такт музыке. И не сходящая с уст улыбка – чувствовал ее все время, пока буквально фонтанировала «Золушка». Сюита № 1 для симфонического оркестра. Написанная в 1946 году, через год после выдающегося балета, она стала ярким украшением множества симфонических концертов в разных уголках земного шара.
Нисколько не сомневаюсь, что блаженство, улыбка и надежда на лучшее завтра – неизменные спутники этой концертной программы.
Национальный одесский филармонический оркестр всегда с особым блеском исполняет Прокофьева. Это мое наблюдение, которым я поделился со столь же преданными многолетними почитателями искусства НОФО, вызвало их единодушную поддержку. Да, Сергей Прокофьев – это, если позволите, «композитор Одесского национального». Когда на афише оркестра стоит его славное имя – успех концерта предрешен. Исключения не бывает!
Я с детства не очень люблю сказки. Всегда по душе были другие литературные жанры. Пожалуй, «Золушка» как раз была ближе других, не более. Но тут! С радостью очутился в мире Шарля Перро, скользил по паркету под звуки изящного хрустального «Па де шаль». Вот под прелестную мелодию неожиданно начинается ссора пренеприятных сестер Золушки. Вот она нарастает, склочный нрав девиц не позволяет ни одной уступить шаль своей сестре. Оркестр лихо исполняет что-то стремительное, подобное бурной тарантелле. Звучит «Ссора», которая по-прежнему вызывает улыбку, – как еще можно реагировать на нелепую ярость разбушевавшихся сестриц!
Фея Зима, Фея бабушка: тут уже совсем другие мелодии, другое настроение – и музыкантов, и слушателей, по-прежнему растворяющихся в чарующих звуках Сюиты…
…и вот уже долгожданный бал с его разнообразными танцевальными па и атмосферой небывалого счастья. Апофеоз его – Абсолютное Счастье – ясно слышится в самом романтическом, волшебном «Вальсе Золушки». А потом наступает «Полночь» - она была неминуема. Все в жизни заканчивается. Даже если это сказка.
Пронзительно звучит флейта; нервные, до легкой дрожи, пассажи скрипок, кларнетов. Вступает арфа – всегда жду этого момента, он почему-то особенно волнует… Фортепиано… Сейчас сомкнутся стрелки часов. И последний аккорд сюиты. Полночь.
Начинаю любить сказки. Особенно те, которые озвучены великим композитором. Солнечным композитором, о котором некогда сказал Артур Рубинштейн: «Вы, мой дорогой Прокофьев, могли бы сказать: "Солнце - это я"!»
Трудно было исполнить что-либо после оглушительного успеха «Золушки». Особенно если речь о произведении, не столь известном широкому слушателю. Наверное, это было смелой и рискованной идеей – завершить фантастический концерт «Румынской рапсодией» Джорже Энеску. На вопрос об этом произведении дирижер Виталий Протасов сказал: «Это зажигательная музыка. Публика будет в восторге!» И это после Моцарта и Прокофьева, подаренных нам в тот вечер.
Маэстро не ошибся – это было здорово. Пламенная пляска – буквально не сиделось на месте! И проникающие в душу народные мелодии; и снова радость, снова удовольствие. Снова надежда на счастливое завтра. И в этом произведении, и в сюите «Золушка», особенно ярко проявилось искусство дирижера – директора и ассистента Главного дирижера Академического симфонического оркестра Национальной филармонии Украины, он тоже говорит с Богом.
Ну вот, подошли к началу.
Теперь о главном
Да простят меня все те, о ком я уже написал. Потому что главным в этот вечер был Маэстро. Удивительный. Ни на кого не похожий. Щедро одаренный то ли Богом, то ли Судьбой. Ужасно боюсь банальности – она нежелательна в любом случае, а в данном особенна вредна. Потому что может все перечеркнуть. Поэтому и искал слова. По-моему, не нашел. Поэтому скажу просто – мы слушали Сергея Терентьева. Он не просто блистательно играл – он прожил кусочек жизни, оторвавшись от земли…
Смотрел на него во все глаза. Слушал. Пытался различить что-то неземное, которое совершенно точно было. Худощавое лицо, очки, тонкие пальцы стремительно бегут по клавишам. На мгновенье замирают. Ласково касаются блестящей поверхности. Все вроде бы, как у всех пианистов: я видел их на сцене филармонии очень часто. Восхищался многими. Писал о некоторых. С удовольствием. Но не искал чего-то потустороннего, отличающего их от обычных людей.
У Терентьева – искал. Точнее, пытался разгадать его феномен. Внезапно на память пришел танец дервиша, который множество раз наблюдал в Стамбуле. Несколько приездов в этот великий город – и каждый вечер что-то тянуло молча любоваться этими движениями. Видеть отстраненное лицо. Дервиш своим танцем говорил с Богом. Это так потрясло в первый раз, что невозможно было не завершать каждый стамбульский вечер этим завораживающим зрелищем. Если б Сергей Терентьев играл каждый вечер, я совершенно точно постоянно приходил бы его слушать. Потому что он тоже говорит с Богом.
Признаюсь – обаяние пианиста, его удивительное воздействие на зрителей, лично на меня, заслонило фигуру гениального Моцарта с его фортепианным концертом. Он ушел в тень, 23-й концерт для фортепиано с оркестром ля мажор. Остался только большой Музыкант, который дарил нам Моцарта. Через себя самого. И потом еще много тонких, проникновенных произведений, исполненных «на бис». Потому что публика не хотела расставаться с Мастером. Или просто не могла. Это скорее. Колдовство? Гипноз? Белая магия. Наверное…
На этом хочется закончить, чтобы не расплескать то, что скопилось в душе.
