Мне — 19 лет, я ранее не судим, живу в благополучной семье, учусь и работаю.
07.06.2014 года в электричке я нашел сотовый телефон, после того как мои соседи по купе ушли и взял его с целью найти хозяина, по информации которую я мог обнаружить в телефоне, однако телефон был выключен и не включался. Не зная адреса владельца я оставил телефон себе, потеряв надежду на обнаружение хозяина.
Через месяц, неожиданно для себя, я был вызван в ЛОВД для объяснений 7 июля в 9:30. Придя в ЛОВД в назначенный день и время к следователю Комарову он стал меня расспрашивать про телефон потерянный в электропоезде Калуга 1 — Москва Киевская 7 июня. По описанию он походил на тот который я нашел. Я сразу сообщил следователю о своей находке. Телефон был со мной в этот день, так как я пользовался им не скрывая, как находкой. После этого следователь начал утверждать, что телефон у потерпевшего украл неизвестный. Для меня это было неожиданностью так как телефон я не воровал, потому что не контактировал с хозяином данного имущества (сидел напротив и читал книгу). Затем меня перенаправили к следователю Костаревой М. Г. Сразу же меня стали запугивать сотрудники УГРО, утверждая, что именно я украл телефон, так же утверждая, что если я не признаюсь в этом, меня ждет уголовное наказание от 3-х до 5-ти лет заключения. Следователь начала меня расспрашивать еще до прихода моего адвоката. Когда адвокат пришел, он не стал беседовать со мной, чтобы выяснить мою позицию по данному делу и другие обстоятельства. Он молча подписал протокол допроса (как мне показалось он пришел уже во время проведения допроса), после поехал по своим делам (по разговору его со следователем я понял, что у него в этот день были дела связанные с защитой кого-то другого). Во время его отсутствия мне необходима была его помощь по вопросу того, что следователь требовала, чтобы я ей сказал пароль для просмотра информации на телефоне. Я отказывался это сделать и просил ее просматривать информацию на телефоне только в моем присутствии (на тот момент она находилась рядом с потерпевшим), так как за время пользования им там накопилось много моей личной информации. Она мне в этом отказала и нахамила мне. Я позвонил адвокату за советом. Он ответил мне, что я могу не сообщать эту информацию, но лучше, если я это сделаю, если не хочу проблем. Под давлением адвоката и следователя я сообщил ей эту информацию, которую она сообщила потерпевшему (о том, что она ему это сообщит, я не знал) и тем самым, благодаря этому, он получил доступ к моим личным данным таким как электронная почта, доступ к страницам в социальных сетях и т. д.
Примерно после 15:00 началось опознание, (к этому времени адвокат уже вернулся) в ходе проведения которого, я заметил, что статисты заметно отличаются от меня. Я сказал об этом адвокату и следователю, но на данное нарушение адвокат никак не отреагировал, после чего следователь в присутствии адвоката продолжила нарушать мои права, подсказывая потерпевшему необходимые приметы для опознания, такие как цвет глаз, форма подбородка и прочие, явно намекая на мои внешние данные. Я обращал внимание адвоката на такие нарушения, не зная о том, что они могут быть занесены в протокол. Адвокат сказал, что в действиях следователя нет ничего противоправного. На протяжении всего процесса этого следственного действия адвокат беседовал и обсуждал свои вопросы с сотрудницей, которая сидела в этом же кабинете.
После опознания должна была пройти очная ставка с потерпевшим. Следователь спросила необходимо ли нам с адвокатом побеседовать? Адвокат сказал, что он в этом не нуждается, но если я буду настаивать мы можем отойти. Я сказал, что мне это нужно. Во время нашего разговора я спросил, что мне делать? Я сказал адвокату о том, что я не совершал данного преступления, телефоном пользовался открыто, как находкой, не пытался избавиться от него, на что он ответил мне, что я могу выбрать любую позицию, но если я соглашусь с показаниями потерпевшего после очной ставки меня освободят от уголовной ответственности, он назвал это примирением, а если буду настаивать на своих показаниях меня ждет уголовное наказание от 3-х до 5-ти лет, так как доказать свою невиновность я не смогу. Тогда я совсем растерялся и не знал, что делать. Так же он добавил, что он тут выступает в роли юридического консультанта, а не защитника, и если я хочу, чтобы мои права защищали, и нуждаюсь в помощи, я должен заплатить, так как государство платит ему за это очень мало.
Когда закончилась очная ставка с потерпевшим следователь спросила настаиваю ли я на своих показаниях? Я ответил, что не хочу соглашаться с показаниями потерпевшего, так как считаю себя невиновным и не согласен с ними. Примерно около получаса после того как следователь задала мне этот вопрос я настаивал на том, что не хочу соглашаться с показаниями потерпевшего. За это время она отпустила потерпевшего по своим делам вместе с телефоном (на телефоне осталась вся моя личная информация и пароль от телефона потерпевший знал, хоть я и просил у следователя удалить всю мою информацию с телефона). В итоге под давлением сотрудников ЛОВД и адвоката мне пришлось признаться в краже телефона, не смотря на то, что я этого не делал, и они знали о том, что я считаю себя не виновным. Во время написания протокола на компьютере следователем была сказана фраза: «так, тут понятно, ну а дальше правда».
На протяжении проведения следственных действий в кабинет входили и выходили сотрудники рассказывая примеры о том, как однажды подозреваемый подписал все как ему сказали, и его отпустили, а одна девушка не подписала то, что ей говорили, и села в тюрьму. Это было в присутствии адвоката.
Если бы поведение адвоката было иным, и он разъяснил мне, что я не должен оговаривать себя, если твердо убежден в том, что не совершал преступления, я не стал бы подписывать признания, оговаривать себя. Адвокат обязан был сказать мне, что поскольку я судим не был, положительно характеризуюсь, суд не примет ко мне крайние меры наказания даже в случае признания меня виновным.
Видя, что я боюсь потерять свободу, адвокат фактически помогал следствию добиться от меня нужных показаний, не реагировал на нарушения УПК РФ, будучи заодно, по моему мнению, с полицией. То есть адвокат осуществлял функцию обвинения, но не защиты, соглашаясь с показаниями, которые были записаны от моего имени, зная, что позиция у меня совершенно другая, так как я вину не признаю.
Поведение адвоката было направленно на то, чтобы я дал денег за его работу, в день проведения указанных следственных действий. С собой у меня денег не было, поэтому я не получил от него реальной юридической помощи, в которой нуждался. Считаю, что адвокат не должен был принимать сторону обвинения и склонять меня к самооговору заведомо зная, что я не согласен с обвинением, а тем более пугать меня лишением свободы, ведь именно это заставило меня подписать протокол сочиненный следователем.
Теперь, когда я буду пытаться доказать свою невиновность, прокурор и суд будут считать мои правдивые показания недостоверными, так как они не соответствуют первоначальным, данными в присутствии адвоката. Благодаря адвокату Кухнову С. Н. вся моя защита обречена. Считаю, что профессионал обязан был оградить меня от морального давления следователя и других лиц, объективно с учетом моей личности рассказать о возможных последствиях не признания мной вины. Адвокат по назначению не должен был принимая указанное поручение уклоняться от качественной защиты, мотивируя свои действия копеечной оплатой труда и отсутствием соглашения по делу. Если у человека нет с собой денег, это не значит, что защита должна быть некачественной. Адвокат обязан был указать следователю о недостатках в письменном виде, а протокол об очной ставке Кухнов С. Н. вообще не имел права подписывать. Фактически он осуществил не мою защиту, а поддерживал назначившего его в это дела следователя.
Если я буду осужден, это будет на совести Кухнова С. Н., который не соблюдает адвокатскую этику, ненадлежаще исполняет свои должностные обязанности. Мне не понятно, зачем адвокат принял на поручение мое дело, если не был заинтересован в реальной защите. Меня удивило поведение адвоката во время следственных действий - разговоры с другими работниками полиции, обвинение, а не защита.
