Раз, два, три – по почкам: о жизни на зоне из первых уст

«Да здравствует наш суд! Самый гуманный суд в мире!» – эта фраза из фильма «Кавказская пленница» уже не так актуальна, как во времена СССР. Наша страна известна тем, что простой люд в ней сажают за любую провинность. Каждый пятый житель хотя бы косвенно, но столкнулся с карательной системой. Моего приятеля она также не обошла стороной, и он поведал мне свою историю.

История друга – от первого лица

«Случилось это в марте 2017-го. Мы с компанией друзей весело проводили время на одном из концертов в баре «Дождь Мажор». У меня тогда было плохое настроение – я поругался с девушкой. Выступление подходило к концу, и мы решили поехать на тусовку на Воробьевы Горы. До закрытия метро оставались считанные минуты, поэтому в вестибюль мы просто-напросто залетели.

Честно оплатив поездку, я прошёл через турникеты. Двигаясь к эскалатору и оживленно болтая с приятелями, я даже не сразу врубился, когда меня остановили:

«Молодой человек! Покиньте здание метрополитена с алкоголем!»

В моей руке, за которую меня придержал полицейский, была открытая банка пива. Я попытался решить вопрос мирно. Конечно, выходить из метро не было смысла – последний поезд уходил через пару минут. Но тот коп оказался принципиальным.

Оно и понятно – младший сержант, видно, что недавно из учебки. Выслужиться захотел, да «палку» заработать. При последней моей попытке отделаться от него по-хорошему и свалить, он выкрутил мне рукав куртки и начал тащить на пост. Всё случилось быстро. Спустя секунду мой лоб припечатал его лицо и нос, а потом пошли в ход кулаки. Надо отдать юнцу должное, он не растерялся и ловко применил дубинку.

Я смог бы выкрутиться и сбежать, но ему на помощь подоспел СБшник. Крепкий мужик с пудовыми кулаками, после ударов которых я потерял ориентацию в пространстве. Ну само собой меня повязали.

Дальше – протокол, следствия, суды. Мать на нервах. И вот роковой момент. После перекура мы с адвокатом вернулись к залу заседания. Возле него стояли приставы. То, что дело плохо, я понял сразу. Судили меня не одного – с подельницей. Она того желтоклювика забрызгала «перцовкой».

Приговор – 1 год общего режима и 2 года условного для подруги.

На оглашении держались за руки. Ну само собой кандалы, конвой, автозак, тюрьма. Привезли на «Матроску», месяц провел в хате с досудебщиками. Если бы всё было просто, то и год бы на «одной ноге» там провёл. Мужики в хате оказались адекватные, добрые. Узнав, что за беда – приняли как родного. Ввели в курс, что да как. Со смотрящим познакомился – хороший парень, азербайджанец по национальности. Начался первый класс в моей школе с «клетчатым небом». Прощался с сокамерниками тепло, по-братски.

Ну а дальше этап, пересылка. По возможности старался больше узнавать, вдаваться в детали. В лагере нам менты устроили небольшую «прожарку». Ломали психологически тем, что топтали ногами посуду, которую мы привезли, вещи рвали, в наглую отдавали козлам сигареты. Физически никого не тронули. Даже меня.

После этого цирка и переодевания в робу, наш этап из 9 человек, часов 5–7 продержали на «сборке». Трясло от холода и нервов, хотелось в туалет. Да вот только сходить некуда было. В помещении была лишь сломанная раковина. Ни туда, ни «под себя» не вариант. Крепили. Когда на карантин привели – все сразу в одно место рванули.

Через день в «жилку» подняли, хотя должны были через неделю, а то и две. И почему-то на барак с «отрицалами», в то время как все выразили желание выйти на «промку». Ну кое-как там освоился, с кем надо – наладился, с кем не надо – не общался.

На «промку» вышел, в швейный цех. Шили костюмы одноразовые для местных птицефабрик. Чуть позже перевели на барак, который регулярно выходил на «промку». «Шмоны» нам устраивали постоянно, так как именно там делались все делишки. Пару раз «маски-шоу» навещали. Как ни странно, и они не проявили особого интереса к моей статье. Про татуировки только спрашивали, что означают. На «промке» также наладился с полезными людьми, да и с нелюдями тоже пришлось – без них никуда. Зато всегда свежий хлебушек приносили, а иногда и пиццу.

Как подрядился норму отшивать быстро, так начал уже свои делишки делать в свободное время – качалка, бокс, татушки, философские беседы за чифиром. Ночь на бараке проводил – меня с ночных смен разнарядили из-за «полосы». Боялись, что я какого-нибудь вертухая по сумраку прибью. После ужина – книги, сканворды, нарды, эскизы и стихи.

На барак все было затянуто – общак, аптечка, трубка. Но гайки менты ещё при мне затягивать там начали. Блатные толком диалог не тянули, всё как-то хереть стало постепенно. Меня это не сильно трогало. Эта жизнь не для меня, романтики я в ней не видел, а потому ещё будучи на тюряжке думал об УДО.

И как в воду глядел! Выстрелило оно, миленькое. Простился с «семейниками» и с остальными мужиками. Освободился быстро, особо не затягивали с процедурами. Наконец-то домой! По дороге в Москву я анализировал проведенное в неволе время. Там всё тоже самое, что и на свободе. Только уклад жизненный несколько строже и пространство замкнутое. Были люди с кем я поддерживал отношения, а с кем нет. Занимался тем, чем приходилось, и тем, что было необходимо именно мне. Да и сами заключенные, как и вольные жители – все разные.

Большинство оказались лентяями, которые вечно жалуются на то, как не справедливо обошлась с ними судьба и система. «Страдают» там всем на показ. А у адекватных людей и у меня был иной путь. Я прикладывал максимум усилий, чтобы не деградировать даже за такой короткий срок. При должном соблюдении уклада, общался нормально с представителями всех каст, и нисколько этого не стесняюсь. Потому как в том лагере большинство козлов оказались порядочнее, чем многие мужики. Пусть я «случайный пассажир», на экскурсии там побывал и условия были можно сказать, как в детском саду, но в итоге я пришёл к главному – несмотря ни на что я остался человеком. Причем по отношению ко всем и во всём».