Макрон пошел наперекор США в борьбе с Китаем

Президент Франции Эммануэль Макрон выступил против «наказания», которое приготовили для Китая США. Дипломатический бойкот Олимпиады в Пекине кажется ему слишком вредным и слишком мягким шагом. В этом отражается незавидное положение лидера современной Франции: он хочет совершать исторические поступки, но не имеет для этого ни ресурсов, ни природных данных.

Так называемый дипломатический бойкот зимних Олимпийских игр в Пекине изобрели в Вашингтоне для американских целей, но как будто бы сделали обязательным для всего англосаксонского мира. К акции уже присоединились Австралия и Канада. Что же касается Великобритании, то Борис Джонсон опять показал себя неординарным политиком, умудрившись подыграть «и вашим, и нашим».

Он заявил, что Лондон не поддержит «спортивный бойкот», но представителей правительства на Игры отправлять не будет. А это, собственно, и есть «дипломатический бойкот», только американцы, австралийцы и канадцы объявляют его с вызовом, а Джонсон очень вежливо, хотя во многом другом антикитайскую истерику Вашингтона поддерживает.

Интересна реакция самого Пекина: она жесткая, но с юмором. Суть сказанного официальными представителями КНР можно свести к двум пунктам. Во-первых, «мы вас и не приглашали». Во-вторых, это политическая провокация – и американцам придется ответить за недружественные действия.

Складывается впечатление, будто Пекин все-таки опасался того, что дурной пример окажется заразителен, что к флешмобу англосаксов присоединятся их многочисленные союзники, и впечатление от крайне важных для председателя Си Игр будет смазанным. Но широкий западный фронт так и не сложился – тактику дипломатического бойкота фактически высмеял президент Франции Эммануэль Макрон, заявив, что «вместо небольших мер нужно заниматься полезной деятельностью», а Олимпийские игры лучше бы не политизировать вовсе.

После этого он вспомнил об Олимпиаде в Москве, когда в бойкоте заставили участвовать еще и спортсменов. И стало окончательно понятно, что француз имеет в виду: вот раньше – это был бойкот, а сейчас вы просто дурью маетесь.

Макрон кругом прав. Он говорит в этой ситуации то, что должен говорить, и исходит при этом из национальных интересов Франции. Парадокс ситуации в том, что на Макрона все равно жалко смотреть: Франция уже не та, какой была раньше, а во главе ее стоит скорее жертва обстоятельств, чем большой политик.

В том, что олимпийское движение лучше не политизировать, поскольку это вредит атлетам, с президентом спорить невозможно. Однако избегать политизации мало у кого получается, и спортивные соревнования раз от разу становятся отражением противостояния великих держав.

Это наглядно проявилось в ходе последнего обострения первой холодной войны – в начале 1980-х годов, когда президентом США избрался ярый антикоммунист Рональд Рейган, а полномасштабный бойкот Олимпийских игр стал легальным способом международного давления.

Правда, закоперщиком такой политики стали не американцы, а африканцы – большая часть сборных Черного континента отсутствовала на Играх в Монреале в 1976-м. Так они пытались обратить внимание на проблему апартеида – формальной причиной бойкота стало проведение матча по регби между сборной ЮАР и Новой Зеландией, который не имел никакого отношения к Олимпиаде.

В 1980 году под предлогом ввода советских войск в Афганистан московские Игры бойкотировали США вместе со своими латиноамериканскими (типа Аргентины), азиатскими (типа Японии) и тремя европейскими союзниками – ФРГ, Норвегией и Турцией. Просоветский блок (за исключением Румынии, занявшей в итоге второе место в медальном зачете) ответил на это игнорированием Олимпиады-1984 в Лос-Анджелесе.

Обратим внимание: Китай бойкотировал Игры в СССР, но не Игры в США. Франция не бойкотировала никакие Игры. А с тех пор полномасштабные бойкоты значимыми спортивными державами вообще не практиковались – слишком затратное удовольствие.

Это, мягко говоря, крайне непопулярный способ ведения внешней политики, в первую очередь – в среде спортсменов. Золотая олимпийская медаль для них – высшее карьерное достижение, к которому должен стремиться каждый серьезный спортсмен.

Большинству сама возможность претендовать на олимпийские металлы выпадает всего два-три раза в жизни – в спорте рано уходят на пенсию. На тренировки, отборочные чемпионаты и подготовку к состязаниям уходит много крови, пота и слез, часто – денег. Атлеты, которых заставляли участвовать в бойкотах, чувствовали себя преданными и считали себя жертвами борьбы за чужие интересы.

Мораль такая: если вы уважаете свою национальную сборную, не ввязывайтесь в бойкоты.

В международной политике 1970–1980-х годов еще оставались те размах и величие, когда столь непопулярные и болезненные решения принимались чисто ради жеста. Но больше никто не готов ставить под удар многомиллиардную индустрию национального спорта. Поэтому Байден выдумывает мягкий дипломатический бойкот, от которого ни горячо ни холодно, а Макрон этот недобойкот высмеивает, но не может предложить от себя ничего более весомого.

Ему не по средствам широкий жест с настоящим бойкотом. А ввязываться в «ненастоящий» бойкот означает плестись в фарватере чуждой политики и участвовать в борьбе за чужие интересы – против своих, потому что китайцы действительно что-нибудь придумают и как-нибудь отомстят. Времена, когда власти КНР больше возмущались, чем действовали, закончились три-пять лет назад.

Не участвуя в англосаксонской авантюре, Франция сохраняет остатки самоуважения – с учетом того, как Вашингтон, Лондон и Канберра обошлись с французами при создании антикитайского же блока AUKUS. То, как поступили тогда с французской оборонкой, во французских СМИ назвали «французским позором» – и нельзя сказать, чтобы сильно драматизировали.

Но неучастие в заговоре предателя не то же самое, что ответ на предательство. Макрон не может и того, что могли президенты калибра Де Голля или хотя бы Миттерана. Они увидели бы в противостоянии Запада с Пекином не повод для уныния, а «окно возможностей», и предложили КНР такие особые отношения, которые оставили бы Францию частью Запада, но сделали бы ее ценным посредником для Востока.

Однако современная Франция маломобильна для подобных дипломатических виражей, слишком привязана к англосаксонскому Западу, чтобы играть в самостоятельную игру и отстаивать особый интерес. Поэтому вместо того, чтобы совершать собственные поступки, Макрон жалуется на мелочность поступков то ли союзников, то ли предателей, и не метит выше Капитана Очевидность, которому не суждено стать Моим Генералом.

источник