Тайны суздальской темницы

Что может быть страшнее тюремного заключения? Наверное, только несправедливое тюремное заключение. «Люди делятся на две половины – те, кто сидит в тюрьме, и те, кто должен сидеть в тюрьме», – к сожалению, трудно не согласиться с этим ироничным высказыванием французского драматурга и писателя Марселя Ашара. Тысячи людей во все времена оказывались по ту сторону жизни, где, в общем-то, нет никакой мистики, и всё же это как будто тёмное, мрачное и тесное зазеркалье.

Долгие века в Спасо-Евфимиевом монастыре в Суздале располагалась тюрьма. Она была открыта в 1767 году – в основном узниками были духовные лица и сектанты, а в 1923–1939 годах монастырь стал политической тюрьмой для противников советской власти. Но обо всём по порядку.

Говорить правду было опасно во все времена. Правдорубы постоянно впадали в немилость у государства, а если в ком-то открывался дар не просто понимать, но видеть внутренним зрением то, что было, есть и будет, такого человека, конечно, нужно было запрятать куда-нибудь подальше. Так и случилось с монахом-провидцем Авелем. А ведь он предсказал столько событий, которые сбылись! Так, например, писал он Павлу I: «Коротко будет царствие твоё, и вижу я лютый конец твой... от неверных слуг мученическую смерть приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями. Они же возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою». А эти слова Авеля относились к Александру II: «Царём Освободителем преднареченный... крепостным он свободу даст, а после турок побьёт и славян тоже освободит от ига неверного. Не простят бунтари ему великих деяний, «охоту» на него начнут, убьют среди дня ясного в столице...» Про Николая I прозорливый старец писал так: «Начало правления... Николая дракой, бунтом вольтерьянским зачнётся». Монах Авель умер в тюрьме Спасо-Евфимьева монастыря 29 ноября 1831 года.

Условия жизни заключённых были аскетичными, как принято в монастыре, и суровыми, как положено в тюрьме. Питались заключённые два раза в день, чай и сахар покупали на свои средства, носили холщёвое бельё, сапоги и валенки. Ну и, конечно, какая тюрьма без побегов? Бежал отсюда и штабс-капитан Бекарюков, и священник, «передавшийся на сторону Австрийского раскола», и капрал П. Леонтович, и даже один сектант вместе со стражником.

Необходимость существования монастырской тюрьмы не вызывала сомнений у властей, зато архимандрит Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов), настоятель монастыря с 1899 по 1904 годы, видел необходимость, наоборот, в закрытии арестантского отделения. Он был убеждён, что еретиков достаточно вразумлять в строгом скиту, а душевнобольных – в лечебнице. Отец Серафим добился своего, но в первые годы советской власти сам пострадал хуже, чем те, кого он защищал. Он стал жертвой репрессий и 11 декабря 1937 года расстрелян на Бутовском полигоне.

Мучительным испытаниям подвергались и женщины. Надежда Васильевна Гранкина, задержанная после ареста мужа, даже своё обвинительное заключение (антисоветская агитация) узнала только через два года. Она побывала в разных тюрьмах, прежде чем попала в суздальскую тюрьму. В её мемуарах сохранились яркие воспоминания о нелепых тюремных порядках и об унизительном обыске: «Потом нас стали вызывать по алфавиту в какую-то пустую камеру. Посреди, против волчка, стоял стол. Вызвали 15 человек. Вошёл дежурный и объявил, что всякая попытка к сопротивлению повлечёт кару, вплоть до расстрела. Мы не понимали, чему сопротивляться. Дежурный вышел. Вошли две женщины в форме, и начался обыск. Искали в волосах, во рту, между пальцами. Нам велели одеться, эти женщины ушли, вошли две другие. У одной на пальце был надет резиновый палец, другая держала стакан с какой-то жидкостью. Одна из женщин сказала: «Снимайте панталоны и ложитесь». Мы в ужасе, как овцы, жались в угол и молчали, прячась друг за друга. Наконец выступила молодая девушка, австрийка. Она тряхнула головой и сказала: «А! Не страшно!» – и легла на стол против волчка. Волчок всё время шуршал. Это был гинекологический обыск. И это нам пришлось испытать. Все мы были привезены из тюрем с таким свирепым режимом, что ничего запретного у нас не могло быть, такой обыск был просто дикостью».

Однако Надежда Васильевна несмотря ни на что сумела радоваться пусть даже отчаянной и грустной, но такой светлой радостью человека, у которого отнят весь мир и осталась только способность видеть, думать, говорить и чувствовать. То ли благодаря вере в Бога, то ли благодаря внутренней силе Надежда Васильевна сумела осознать, что это не так уж и мало. «Небо! Знаете ли вы, как оно прекрасно? Если бы люди не видели его каждый день и каждый час, они удивлялись бы ему и за тридевять земель приезжали бы смотреть на него, как сейчас ездят смотреть на море и на какие-нибудь редкости вроде водопадов или пещер. Я не могла наглядеться на него, я часами просиживала у окна, не отрывая глаз от неба. Окно наше выходило на запад. Как хороши были закаты! Никогда ни одно произведение искусства не потрясало мою душу красотой так, как это окно, из которого было видно небо с силуэтом стройной колоколенки».

Но, как бы ни было прекрасно небо, хочется пожелать каждому человеку восхищаться им на свободе, так же обострённо чувствуя его красоту. Счастливы те, кому довелось побывать в тюрьме только в качестве посетителей музея, а суздальский музей того стоит.

Вход в тюрьму в Спасо-Евфимиевом монастыре

Одна из камер

Монах Авель

Надежда Васильевна Гранкина