Не отпускай моей руки

Т.Алюшина. Не отпускай моей руки

Разговорились, Степан Юрьевич высказывал наболевшее: о потерянной, загубленной науке, о ситуации в стране, о предательстве и откровенной продажности правящей верхушки, слившей страну, делился своей болью. А потом вдруг задумался на мгновение и сказал странную мысль: – Это разрушительно до дна, до основания, но возможно, это именно то, что нужно стране для того, чтобы переродиться, начать жить в новой реальности, подняться и стать сильней.

Как можно напрочь загубить науку? Как? Надо быть полным имбецилом, чтобы не понимать простой истины, что без фундаментальной науки, без серьезной работы ученых не будет никакой страны! Вообще! Придаток сырьевой для «великого» доброго дядюшки Сэма и Европы!

– Шей, Максим! – кричала Ася. – Шей! Что ты боишься, он кровью истечет!

– Антисанитария же полная! – не мог переступить через вбитые в институте принципы студент.

– Не зашьешь – умрет чистым, но по всем санитарным нормам! – материлась Аська и орала на него: – Коньяком и перекисью обработали, потом противостолбнячную вколют! – отодвигала его и шила сама.

И переходила к другому тяжелому. И делала, что могла, не слыша воя приближающихся сирен, не отвлекаясь, сосредоточившись только на деле – реанимировала, шила, сортировала…

Первые машины ГИБДД и «Скорой помощи» смогли прибыть через сорок минут… но им было не проехать с ходу через образовавшуюся пробку. Медики прибежали своим ходом, предоставив машинам пробираться через заторы при помощи гаишников.

Прибежали и сразу же опытным взглядом оценили обстановку и идентифицировали Асю как руководителя спасательной операции. Она, представившись своим медицинским званием, четко отрапортовала по каждому пострадавшему, которому она успела помочь.

И когда уже несколько подоспевших бригад «Скорой помощи» перехватили у добровольцев инициативу и занялись потерпевшими всерьез, Ася тяжело поднялась на ноги с асфальта, уступая место медикам, отошла туда, где стояла заторможенная режиссер Лена, все прижимая к себе микрофон и наблюдая за всем происходящим совершенно потрясенно, с выражением застывшего ужаса на лице.

Ася забрала у нее микрофон, осмотрелась вокруг, заметила оператора, продолжавшего снимать на месте происшествия, и направилась к нему.

Тут уж и милиция подоспела, оцепив место происшествия и выставляя за ленточки всех лишних, в том числе и их оператора Игоря.

Вот на полпути они и встретились – Ася с микрофоном и вышедший за ленту оператор с камерой. Она махнула ему определенным жестом, означающим – снимай, он посмотрел на нее непонятным, долгим взглядом и включил камеру.

Ася, перепачканная с головы до ног кровью, особо ярко выделяющейся на ее светлой стильной курточке, в изгвазданных в дорожной грязи джинсах, держа микрофон, говорила ровным голосом, глядя в камеру:

– Прибывшие на место спасатели и представители внутренних органов пока не могут классифицировать случившееся как криминальный или несчастный случай, или тяжелое дорожно-транспортное происшествие, а также назвать точное число пострадавших. В ближайшее время специалисты дадут свои оценки в официальном заявлении. Ася Волховская, Игорь Емельянов и Елена Игнатова. Москва.

И опустила микрофон.

Тяжело переступая, Ася добрела до обочины и села на влажную, грязную землю в сухих проплешинах высохшей прошлогодней травы. Рядом опустился Игорь, пристроив свою драгоценную камеру себе на колени.

– Ты чокнутая, Волховская, – констатировал он очевидный факт. – Ты хоть понимаешь, насколько это непрофессионально? Репортер не имеет права принимать участие в событиях, которые освещает. Ты можешь влезть в самую гущу, в самое пекло, но только для того, чтобы держать микрофон и произносить в него текст. И все! Ты никогда ни на чьей стороне и ни в чем не имеешь права участвовать, это первый закон любого корреспондента, Волховская.

– Да по барабану тульскому, плевать, что он там должен, – устало ответила Ася. – Я медик и знаю, что должна делать в подобных ситуациях: оказывать людям помощь. Все.

– Ты полезла в центр теракта, это…

– Это не теракт, – замученно-охрипшим голосом оборвала она его и объяснила: – Не было множественных ран от поражающих элементов.

– Откуда ты знаешь про элементы? – сбился с назидательно-поучительного тона обескураженный оператор.

– Сталкивалась, – неопределенно ответила девушка.

– Нет, ты чокнутая, – снова повторил Игорь, но уже с явной уважухой в голосе

Их отправили освещать природные аномалии, происходившие в Европе, где в нескольких странах случилось небывалое наводнение, вызванное сильнейшими затяжными ливнями, в то время как в другом регионе Европы люди задыхались от жары.

Они отсняли качественный материал в одном из регионов Италии и переехали в Испанию, в самую пострадавшую провинцию. Снимали много, наводнение все продолжалось, а дожди все лили и лили.

Выбрали впечатляющую картинку – двухполосный автомобильный мост, снесенный напрочь вместе с опорами в самом центре. Не рухнувший, не подмытый и обрушившийся, а просто две части, оставшиеся от моста по двум берегам реки, и полностью исчезнувшая центральная часть, а под ней – дико бурлящая, грязная вода, несущаяся вниз. Прямо иллюстрация апокалипсиса.

Игорь нашел великолепный ракурс, Ася произносила текст подводки, начав метрах в трех-четырех от зияющего провала, медленно шла на оператора. Игорь так же медленно отступал, режиссер с ассистентом держали его за специальный ремень, закрепленный на талии, направляя движение, отступая сзади вместе с ним и подстраховывая. В какое-то мгновение Асе почему-то пришлось напрягать голос, перекрывая уже не только громкий шум воды, но и какой-то непонятный нарастающий гул.

Краем глаза она заметила, как неожиданно исказилось ужасом лицо ассистентки режиссера, и та прокричала, широко разевая рот, словно в замедленной съемке:

– Беги!!!

Ничего не успев сообразить и понять, не от ума, а от сработавшего инстинкта Ася рванула вперед, продолжая что-то говорить и кричать в микрофон, Игорь, которого изо всех сил тащили за ремень рванувшие бегом режиссер и его помощница, отступал спиной назад, торопливо переступал ногами, но все же продолжая снимать…

Все это было похоже на какой-то бешеный сюр, на какое-то сильно авторское кино со сложным, понятным только больному режиссеру сюжетом. И Аська все бежала и произносила текст, не отдавая себе отчета, что кричит в микрофон, а сзади стремительно нарастал и ширился пугающий до ужаса гул и грохот.

Таким вот порядком они и выскочили с этого злополучного уцелевшего куска моста и остановились. Ася, почувствовав, что опасность миновала, бодренько заканчивала произносить какую-то отсебятину, заметила очередной раз изменившееся выражение лица теперь уже у обоих: и у режиссера, и у ассистента разом, их расширяющиеся от ужаса глаза, смотрящие куда-то ей за спину, и в следующее мгновение что-то, сильно заскрежетав, грохнулось сзади с такой силой, что содрогнулась земля, и что-то резко ударило Асю по касательной по пяткам.

Больно, между прочим.

Вот тогда она и повернулась и с перепугу забыла, что надо дышать.

Моста больше не было, а оставшаяся от него огромная железная балка – одна из двух, которые держали на тросах всю конструкцию, – лежала прямо у ног Аси, и один из толстенных металлических тросов, как щупальца какого-то монстра из фантастического фильма, который, падая, прошелся по Асиным пяткам.

Режиссер замер в шоке, ассистентка подвывала со страху, а бледный как полотно Игорь матерился, но показывал ей большой палец.

А когда Ася посмотрела материал, то материлась уже она, перетрухнув по полной, с запоздалым ужасом осознавая, что самым реальным образом чуть не погибла. Как выяснилось позже, наверху, в горах, прорвало какую-то дамбу, и огромная волна, набирая скорость, понеслась вниз, сметая все на своем пути, в том числе и остатки моста через реку.

– Я вот точно поседел и потерял лет десять жизни, когда смотрел эти твои знаменитые репортажи, – признался Ярославцев.

– Да я тоже не бабочкой по ним порхала, – откровенничала Ася. – Всегда страшно было. Всегда. А потом накатывает тяжелый, как говорится, «отходняк», и долго еще снится ночами, как совсем рядом произошло что-то страшное, гибельное.

– И нужно ли тогда тебе это? – осторожно спросил Василий, боясь прикасаться к этой теме. – Может, сменить занятие, пока ты не стала, как говорится, «инвалидом своей вредной профессии»?

– Вот мы и подошли к самому главному, – вздохнув, задумчиво покивала Ася, погрузившись в свои размышления.

Первый, что называется, «звоночек» она уловила где-то полгода назад, когда поймала себя на мысли, что совсем не хочет возвращаться домой и на работу.

Дальше – больше. Когда она вернулась в холодную Москву, ей прямо-таки пришлось себя заставлять, тащить и уговаривать идти на работу. И Ася понимала, что в ней что-то сломалось, перегорело, какой-то предохранитель внутренний слетел к лешей бабушке, а без него отказывалось работать и все остальное.

Случилось что-то непоправимое, и уже ничего невозможно было изменить.

А Асе всегда были совершенно неинтересны и по большому счету до лампочки телевизионные интриги, подковерные игры, борьба за выживание и драки за шоколадное место. Она всегда была как бы особняком, в стороне от этой составляющей любой профессии,А Асе всегда были совершенно неинтересны и по большому счету до лампочки телевизионные интриги, подковерные игры, борьба за выживание и драки за шоколадное место. Она всегда была как бы особняком, в стороне от этой составляющей любой профессии,

У психологов это называется красивым термином: профессиональное выгорание и внутренний износ.

Может, сказалась накопленная за годы усталость И сегодня, когда они с Ярославцевым боролись на льду за жизнь девчушки, а Игорь снимал, она вдруг почувствовала такое тяжелое неприятие, какое-то просто физическое отторжение ненормальности этого процесса – продолжение съемки, когда здесь и сейчас умирает человек.

И поняла, что все. Выгорела.Вот сейчас, на этом этапе жизни, я не хочу никакого телевидения вообще. Может, пройдет время,...

Сегодня заступил на вахту другой администратор – солидный импозантный мужчина лет сорока пяти, сменивший на посту заботливую и любезную Веронику Михайловну, он и предложил поездку по Байкалу по самым живописным и прекрасным местам. С самым лучшим проводником, который расскажет то, что мало кто знает, и покажет самые удивительные красоты.

Понятно, что по ближайшим окрестностям, а не по всему Байкалу, являющемуся самым большим и глубоким в мире пресноводным озером. И самым красивым, с их точки зрения.

Администратор настолько вкусно рассказывал о поездке, так рекламировал того самого знающего проводника и то, что лично для них двоих спасательная служба дала разрешение на посещение некоторых закрытых для всех мест, что Ася с Василием не могли устоять перед широтой такого предложения.

И не пожалели ни разу!

Поездка оказалась непередаваемо прекрасной! То, что им показали, то состояние, которое они пережили, любуясь этой неповторимой величественной и мистической красотой, невозможно описать словами и объяснить.

По просьбе Ярославцева, в одном из особо величественных мест они остановились, выключили мотор автомобиля, вскарабкались на каменный уступ, нашли особо удачное смотровое место, сели и долго молча просто смотрели, впитывая в себя нечто неповторимое – силу и энергию этого места, мощь этой красоты.

Вот так и сидели, смотрели и молчали, очищая душу и разум, наполняясь чем-то необъяснимо высоким.

Т.Алюшинв. Руки моей не отпускай

Когда перевозили ее вещи .., Василий взялся помогать и сильно удивился, отметив, что она привезла очень много коробок с какими-то бумагами, книгами и записями.

– Это что?

– Это… – она с задумчивой улыбкой открыла крышку одной из коробок, – это мои материалы.

– Слушай, судя по тяжести и количеству, по этим материалам можно книги писать лет двадцать, – заметил Василий и для наглядности потряс одну из коробок...