Голодная Комната

Егор получил старый дом в наследство от двоюродной бабки, которую едва помнил. Вместе с пожелтевшими документами нотариус вручил ему массивный, покрытый оспой ржавчины ключ. «От подвала, — пояснил он, брезгливо вытирая пальцы салфеткой. — Говорят, бабка твоя его не отпирала. Никогда».

Дом встретил Егора плотным, спертым запахом пыли, тлена и чего-то еще — неуловимо-сладковатого, как запах увядших цветов на могиле. Старая мебель, укрытая белыми саванами простыней, походила на призраков, застывших в вечном, безмолвном ожидании. Разбирая хлам на чердаке, среди вороха пожелтевших газет и истлевшего тряпья, он наткнулся на дневник в потрескавшемся кожаном переплете. Выцветающие страницы были испещрены торопливым, сбивающимся почерком. Последняя запись, сделанная дрожащей, слабеющей рукой, заставила сердце Егора пропустить удар:

«Оно снова голодно. Скребется. Я заперла его, но знаю — это ненадолго. Замок не удержит его вечно. Оно питается не едой, не плотью. Оно пожирает… саму жизнь».

Дверь в подвал, обитая полосами потемневшего от времени железа, находилась в конце длинного, узкого коридора. Единственный замок на ней выглядел чужеродным, вросшим в ветхое дерево. Ключ вошел в скважину с мучительным скрежетом, будто перемалывая кости, и после нескольких долгих, напряженных попыток замок с сухим щелчком поддался.

Воздух, хлынувший из зияющей темноты, был густым, маслянистым и тошнотворно-сладким, как запах сырого мяса, оставленного гнить на солнце. Егор включил фонарик на телефоне. Луч выхватил из мрака крутые, стертые каменные ступени, уходящие в непроглядную тьму. Зажав нос рукавом, он начал спускаться, и каждый его шаг гулко отдавался в давящей тишине.

Подвал оказался небольшим помещением с голыми, влажными стенами. В самом его центре располагалось нечто, напоминающее гигантский, уродливый кокон, сплетенный из затвердевшей органической массы серо-коричневого цвета. Вся его поверхность была испещрена сетью темных, набухших вен, которые слабо, едва заметно пульсировали в неровном свете фонаря.

От кокона исходила низкая, гудящая вибрация, проникавшая, казалось, в самые кости и вызывавшая приступ дурноты. Егор почувствовал, как по спине пробежал ледяной холодок, когда одна из вен на поверхности дернулась сильнее, сократилась, словно гигантский червь. Бежать. Бежать из этого проклятого дома, не оглядываясь. Но какая-то болезненная, извращенная зачарованность удержала его на месте.

Внезапно одна из стен подвала, казавшаяся монолитной, пошла рябью, словно потревоженная поверхность стоячей воды. Камень размягчился, и из его глубины начало медленно проступать лицо. Искаженное, застывшее в вечном, беззвучном крике, с пустыми глазницами и широко раскрытым ртом. Затем еще одно, и еще. Стены комнаты ожили, превратившись в кошмарный барельеф из человеческих страданий. Лица тех, кто когда-то спустился в этот подвал и уже никогда не вышел. Их жизненная сила, их воспоминания, их сама суть были высосаны до последней капли, оставив лишь пустые, впечатанные в камень оболочки.

Кокон в центре комнаты запульсировал чаще, быстрее, и по его поверхности, словно молния, пробежала глубокая трещина. Егора пронзила чудовищная догадка: это существо и есть комната. Оно заманивало своих жертв в ловушку, а затем медленно поглощало их, делая частью себя, добавляя новые лица в свою жуткую коллекцию.

Он развернулся, чтобы броситься прочь, но каменные ступени под ногами начали плавиться, превращаясь в вязкую, хлюпающую массу, которая тут же вцепилась в его ботинки. Дверь наверху с оглушительным, финальным скрежетом захлопнулась, погрузив подвал в абсолютную, непроницаемую тьму.

Последнее, что увидел Егор, когда кокон с оглушительным треском раскололся, выпуская на волю нечто неописуемо мерзкое, было его собственное, искаженное ужасом лицо, медленно проступающее на стене рядом с десятками других — обреченное на вечный, беззвучный крик. Комната была голодна, и она наконец получила свою долгожданную пищу.