Не ломайте детям крылья.

Алёна разглядывала пожелтевшую фотографию. На ней первоклашка с лицом, распухшим от слёз, как будто её пять минут отжимали в центрифуге, вцепилась в букет гладиолусов, как в спасительную соломинку.

Это был день, когда её грёзы, хрупкие, как стеклянный шарик, разбились о суровый асфальт реальности.

А ведь она так мечтала о школе. Накануне её наглаженный белый фартук висел на крючке форточки, словно молчаливый ангел-предвестник, нашептывающий: «Беги, пока не поздно».

Мама с маниакальным упорством пришивала к тёмному платью ослепительно белые кружевные манжеты и воротничок. Видимо, полагая, что они станут бронежилетом против грядущих испытаний.

Алёнка ворочалась в постели, воображая, как войдёт в новый, волшебный мир. Воодушевление душило сон на корню, пока она наконец не провалилась в короткую, тревожную дрёму.

Утро было наполнено суетой. Мама, с лицом сурового инженера-конструктора, создавала «причёску-антиутопию». «Если бы не густые волосы, — хохотала Алёна, — мои глаза выстрелили бы из орбит и убили кошку через дорогу. А косы торчали как антенны, принимая сигналы из ЦК КПСС».

Но тогда она не чувствовала боли. Только щемящий восторг, будто перед выходом на сцену.

По дороге в школу она не шла, а парила над землёй, и лишь тяжёлый букет гладиолусов, подаренный бабушкой, мешал ей улететь в стратосферу.

Дальше была линейка, торжественные речи о победившем социализме. Слова, от которых звенело в ушах и сжималось маленькое сердце. Алёна готова была строить что угодно, даже этот самый социализм, стоило только ей объяснить, что это, где и как.

Их первый учительницей оказалась женщина с седыми волосами, в очках и с лицом, выражавшим хроническую неприязнь ко всему живому, включая гладиолусы. «Наверное, она тоже строит, — подумала девочка, — а вот что, видимо, большой и строгий забор».

И вот кульминация, фото на память. Алёна потянулась за своим букетом, но тут учительница изрекла фразу, перевернувшую вселенную: «Это не твой букет».

Для Алёны это прозвучало как «Ты не девочка, а ошибка природы». Как не её? Бордовые гладиолусы, один белый в середине, зелень, похожая на укроп! Мир рухнул. Сквозь рыдания она пыталась объяснить про бабушку, но была изгнана из рая с формулировкой «Выйди и успокойся!»

В коридоре, уткнувшись носом в угол холодного подоконника, Алёна переживала апокалипсис. Слёзы капали на белоснежный фартук, сердце стучало: «БУХ… БУХ… БУХ…» Ей казалось, её убили. Или, по крайней мере, серьёзно ранили в самое сердце.

И тут случилось чудо. Её отдёрнули от подоконника. Это была мама. Она ещё не ушла. Выслушав бессвязное икание, она превратилась в ураган имени Дочери. Алёна на мгновение забыла о горе, заворожённая тишиной, воцарившейся за дверью класса.

Потом, дверь резко открылась, и мама, словно воин-победитель, вручила ей отвоёванный букет.

— Иди фотографироваться! — выпалила мама.

Но волшебство уже испарилось. Возник абсурдный вопрос, а ради чего, собственно, велась эта цветочная битва? Чтобы сфотографироваться с трофеем и тут же вернуть его противнику? Который, судя по всему, едва не получил этим же букетом по физиономии? Какой шизофренический шик!

Учительница в классе была цвета спелого помидора, точь-в-точь как синьор Помидор из «Чиполлино». Молча, она указала фотографу на Алёнку.

Фотограф, человек с обострённым чувством самосохранения, вручил девочке букварь и букет. Она держала их, как царица Скифии скипетр и державу. Только царица была, наверное, повеселее.

А на фоне доски, под уничтожающим взглядом учительницы, и родилась та самая фотография. Вечный памятник тому, как из ребёнка за пять минут вышибли всю веру в чудо.

Школу она с тех пор возненавидела со страстью тысячей солнц. Чтобы не сойти с ума, Алёна включила режим перманентного стёба.

Серьёзные лица учителей, читающих лекции с пафосом трагиков из Большого театра, вызывали у неё дикий хохот. Её личная парта-гетто на заднем ряду стала заповедником юмора. Кого к ней ни подсаживали, даже ботаники-отличники начинали смеяться до слёз. Это был её тихий бунт.

Так что, граждане, никогда не будьте настолько свято уверены в своей правоте. Возможно, вы ошибаетесь, а человек уже потерял свои крылья.

И тогда вы получите не послушную школьницу, а циркача-партизана, который до самого выпуска будет смеяться из окопа последней парты.

© Ольга Sеребр_ова