Деградация современной буржуазной социологии(1 часть)

«Вопросы философии», 1955 г., № 1, стр. 103-120

(выдел. В тексте — РП)

Деградация современной буржуазной социологии

Ю. П. Францев

О так называемой «социологии культуры»

В 50-х годах прошлого века Чарлз Диккенс, упрекая буржуазное общество в равнодушии к прогрессу, писал: «Если сущностью его яв­ляется полное равнодушие ко всему, что помогает или мешает прогрессу человечества, то, значит, мы заблудились в пустыне Сахаре и нам нужно найти из нее выход». Выход был указан тогда же, в середине XIX века. В 1848 году вышел в свет «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, показавший, кому дороги интересы прогресса и кто является той силой, которая не позволит превратить культурную жизнь человечества в мертвую пустыню. Спустя два десятилетия Парижская Коммуна явила миру прообраз того общества, под знаменем которого ныне одерживают победы сотни миллионов людей, руководимых комму­нистами. В середине XX века равнодушие буржуазии к прогрессу смени­лось открытой ненавистью; реакционеры пускают в ход все, что мешает прогрессивному развитию человечества. Идейная жизнь буржуазного общества, как и предсказывал Диккенс, превращается в пустыню, почва которой убивает всякое здоровое зерно и взращивает уродливый черто­полох.

В устах идеологов современной империалистической буржуазии слова о «культурном прогрессе» все чаще являются средством маскировки. О культуре, культурных ценностях говорят, создавая военные блоки, при­зывая к «крестовому походу» против стран социализма и демократии, об­основывая мировое господство американских монополий. Демагогия реакционных буржуазных идеологов на темы культуры и цивилизации превратилась в своеобразную форму диверсии против подлинной культуры и цивилизации, которую отстаивают ныне сотни миллионов людей, сбросивших ярмо эксплуатации и борющихся против империалистического рабства. Вслед за идеологами и кадровые политики лагеря империалисти­ческой реакции норовят при случае ввернуть словцо о «культуре», рассуж­дая о «культурной» миссии колонизаторов или об «охране» культуры штыками нового вермахта.

В прямой связи со всем этим стоят современные реакционные бур­жуазные теории, именуемые социологией или философией культуры.

Среди современных буржуазных теоретиков, пишущих по вопросам культуры, имеются, разумеется, и люди, которые не стоят за разруше­ние культуры; некоторые из них осуждают современных варваров, вновь взявшихся за сожжение книг, преследующих прогрессивную мысль. Од­нако сегодня тон в области буржуазной философии культуры задают не эти люди. Господствующими являются теории, в той или иной мере оправдывающие политику империалистической реакции в области куль­туры. Именно такие теории находят поддержку со стороны правящих кругов, таких теоретиков охотно печатают и прославляют.

Об этих теориях и идет речь в настоящей статье.

Идеалистические извращения понятия культуры

Культура есть совокупность достижений общества в области зна­ний, науки, искусства, просвещения и применение этих достижений в це­лях развития производства, разрешения задач общественного развития. Для развития культуры огромное значение имеет предоставление народ­ным массам возможности пользоваться в той или иной мере ее достиже­ниями.

Современным идеологам империалистической реакции не с руки правильное понимание культуры. Они хотели бы в понятие культуры вложить свое собственное понимание, грубо искажающее действитель­ность, но служащее корыстным интересам реакционной буржуазии.

Основой теории современных буржуазных социологов, стряпающих на потребу американским монополистам некую «философию культуры», является идеалистическое истолкование культуры.

Уже с XIX века культура толкуется социологами как совокупность двоякого рода ценностей: материальных, куда относится вся техника, а также прикладное искусство, и духовных, включающих всю духовную жизнь общества.

Расчленение культуры на материальную и духовную буржуазные со­циологи пытаются, однако, использовать в своих исследованиях для того, чтобы доказать примат духовного над материальным, фальсифицируя исторический материал, сделать вывод об определяющей роли идей в истории развития человеческого общества.

Так дело уже обстояло у позитивистов XIX века. Например, немец­кий историк культуры прошлого века Г. Шурц сводит всю историю куль­туры, в том числе и материальной, к «истории человеческого ума» («История первобытной культуры», стр. 6. 1910). Так обстоит дело и у современных буржуазных социологов. В современной американской «Эн­циклопедии социальных наук» мы, например, читаем, что каждый элемент культуры определяется «идеями» и «ценностями» (т. IV, стр. 625). Идеа­листическое извращение истории общества уже давно получило у бур­жуазных социологов некое новое «подтверждение» при помощи манипу­ляций с «культурными ценностями». Эти «культурные ценности», по словам буржуазных социологов, определяют «культурные эпохи», и в ко­нечном счете от них якобы зависит историческое развитие человечества. Нечего и говорить, что при этом все культурные ценности сводились к идеям, признавались формой проявления духа. Материальная культура в расчет не принималась или выдавалась за пример, долженствующий показать примат творящего духа над косной материей.

Маркс и Энгельс еще в «Немецкой идеологии» писали, что «из истории исключается отношение людей к природе и тем самым создает­ся противоположность между природой и историей» (Соч. Т. IV, стр. 29). Буржуазные социологи, признавая наличие материальной культуры, до сих пор пишут об извечном «антитезисе культура — природа», подчерки­вая производное, второстепенное значение материальной культуры по сравнению с духовной культурой (см. статью Кребера в журнале «Пер­спективы США» № 4 за 1953 год).

Еще в XVIII веке буржуазные социологи задавали себе вопрос, яв­ляется ли история человеческого общества «продолжением» развития природы или нет. Монтескье, Гердер, выдвигавшие на первый план гео­графические условия, отвечали на этот вопрос утвердительно. В начале XIX века Гегель пытался объединить природу и историю на идеалисти­ческой основе. В конце XIX века буржуазные идеологи стали возводить китайскую стену между природой и историей. Особенное усердие про­являли в этом деле неокантианцы, твердившие, что «науки о духе» про­тивоположны наукам о природе, в связи с чем культура была объявлена областью «моральных ценностей», а всякие попытки установить законо­мерности в культурном развитии человечества были заклеймлены как «ненаучные». Все усилия буржуазных социологов в этом направлении были сосредоточены на том, чтобы доказать рассудку вопреки примат духовной культуры над материальной.

Никакой «духовной» культуры, освобожденной от материи и совер­шенно бесплотной, быть, однако, не может. Такая культура существует лишь в воображении империалистических идеологов.

Разрешение запутанного буржуазными социологами вопроса о сущ­ности культуры давно уже дал марксизм. Культура возникает вместе с производством; развивающееся производство двигает вперед культуру. Вместе с тем достижения культуры способствуют развитию производи­тельных сил общества, росту производства, разрешению задач обще­ственного развития; умение применять достижения культуры на практике также является важным показателем развития культуры.

Развитие производства даже в первобытно-общинном строе предпо­лагает развитие культуры. Без наличия языка, некоторых простейших зна­ний, добытых в процессе труда, невозможно успешное развитие производ­ства, общественной жизни. От поколения к поколению накапливались знания, передавались и развивались также и художественные образы, глу­боко и правильно отражающие объективную реальность. Возьмем один пример. Русские народные сказки своими корнями уходят в седую древ­ность, но они являются величайшими памятниками культуры, и поколения воспитываются на них, ибо они говорят о борьбе человека с природой и о победах его в этой борьбе, воспитывают любовь к труду, смелость в той мечте, без которой невозможен творческий труд, а не «мечтательность пустую», которую клеймили еще Чернышевский и Писарев. Идеология первобытно-общинного строя так же, как и рабовладельческого или фео­дального общества, крайне далека от нас, но достижения этих обществ в области культуры остаются близкими всем тем, кому дороги интересы развития культуры, культурного прогресса человечества. Пользование огнем — первый шаг на пути культуры — никогда не устареет и не будет отменено, как не будут «отменены» замечательные русские сказки и бес­смертные памятники античного искусства или эпохи Возрождения.

Идеология социалистического общества не сохраняет буржуазной идеологии, наоборот, она развивается и крепнет в борьбе с ней. Но социа­листическое общество является наследником культурных ценностей всех предшествовавших поколений. Эти ценности и составляют то, что мы на­зываем наследством прошлого.

Вопрос о соотношении материальной и духовной культуры, поднятый буржуазной социологией в целях увековечения идеализма, ныне обора­чивается, однако, все больше против идеологов современной буржуазии. Сбросив со счетов материальную культуру и изобразив себя рыцарями «духа», буржуазные идеологи попадают в весьма тяжелое положение, ибо при этом обнаруживается глубочайшая духовная нищета бур­жуазии.

Признавая, что материальная культура действительно развита в со­временном капиталистическом обществе, многие буржуазные социологи подчеркивают, что у современной буржуазии мало духовных ценностей, что капитализм развил материальную культуру, но в небрежении осталась духовная культура.

Некоторые американские социологи вздыхают о том, что «машин­ная культура» убила человека-творца. Они пытаются найти выход в уси­лении религиозной проповеди, которая-де должна противостоять «меха­низации» современного человека в капиталистических странах. Так, про­фессор Чикагского университета Джон Неф пишет, что главная задача современной культуры заключается в том, чтобы «подняться со стадии фабрикации, до которой мы упали, на стадию творчества». Он призывает на помощь при этом «вечные ценности», которые-де и должны «спасти» мир, погрузившийся в «продуктивизм» и «индустриализм». «Основная проблема, — продолжает Неф, — заключается в том, примирится ли мир с тем, чтобы быть пленником техников, подчинится ли со связанными руками и ногами силам дегуманизаторским, или человек совершит необ­ходимое усилие для того, чтобы гуманизировать индустриальную циви­лизацию» (журнал «Monde Nouveau» за 1951 год, № 51—52, стр. 29). «Гуманизировать» же цивилизацию Неф собрался при помощи идеа­лизма и религии. Ему вторит философ Кайзерлинг, поносящий совре­менную культуру за то, что она «механистична» и благодаря ей «чело­век деградирует». «Он ведет автоматическое существование с един­ственной претензией стать полнейшим роботом», — пишет Кайзерлинг (op. cit., стр. 222). Эти мысли перепевают многие современные критики «индустриальной культуры», особенно из числа сторонников объективного идеализма, не желая отдать себе отчет в том, кто же пре­вращает людей в «роботов», в чьих это интересах, кто старается повер­нуть технику против человека, кто наживает на этом барыши и развя­зывает все «антигуманистические тенденции», а вернее, человеконена­вистнические силы, в современном капиталистическом лагере.

Об этих подлинных причинах упадка духовной культуры современ­ной буржуазии ее идеологи предпочитают умалчивать. Они обходят мол­чанием и тот факт, что капитализм уродует не только духовную куль­туру, но и развитие материальной культуры, направляя его в сторону производства орудий истребления людей и уничтожения материальных ценностей.

О существе современных идеалистических извращений понятия куль­туры, особенно ярко выраженных в американской реакционной социоло­гии, позволяет судить вышедшая в 1952 году книга известного американ­ского социолога Нортропа «Укрощение наций» (одним из главных орудий этого «укрощения» и призвана быть, по его расчетам, импе­риалистическая «культура»). Нортроп всеми силами пытается доказать, что в основе культуры лежит некий комплекс «основных понятий и поло­жений, принятых народом для того, чтобы организовать данные его опыта и упорядочить его отношение к природе и другому народу» (Northrop «The Taming of the Nations». N. Y. 1952, p. 5). В первую очередь здесь следует подчеркнуть тот характерный для империалистической «филосо­фии культуры» момент, что народ объявляется только «принимающим» идеи, которые для него изготовляются господствующими классами. На подобных теориях мы остановимся несколько дальше.

В целом же в своем определении культуры Нортроп повторяет ста­рые, давно разгромленные Лениным субъективно-идеалистические бредни о культуре как об «организованном опыте». Любое мракобесие, самая откровенная реакция, возврат к варварству с подобной точки зрения объявляется «культурой», поскольку она «организует» и «упорядочивает» опыт современных каннибалов.

Нортроп искажает самый характер идей, действительно играющих важную роль, способных стимулировать или тормозить развитие куль­туры, определяя их в качестве понятий и положений, которые «приняты» для того, чтобы каким-либо способом «упорядочить» отношение к приро­де, к другим людям и т. д. На самом деле эти понятия и положения от­ражают объективную реальность, и именно в той мере, в какой эти идеи правильно отражают объективную реальность, они способны играть прогрессивную роль в развитии культуры, направлять деятельность лю­дей. Что касается «философии культуры», преподносимой Нортропом, то она может направить деятельность его соотечественников, уверовавших в эту философию, только в сторону оправдания всяческого мракобесия, го­нения на культуру.

В. И. Ленин говорил, что субъективно-идеалистические теории об «организованном опыте» следовало бы преподавать в духовных семи­нариях. Нортроп в этом отношении не составляет исключения. Начав с субъективно-идеалистического извращения понятия культуры, он прихо­дит к той же поповщине, не отличаясь в этом от католических бого­словов. По его мнению, сейчас в мире существуют некие «культурно-по­литические единства». Среди этих «единств» он выделяет область «азиат­ской солидарности», «коренящейся в основной философской и культур­ной схожести не-арийского индуизма, буддизма, даосизма и конфуциан­ства» (op. cit., р. 287). Другой культурный круг, по Нортропу, — это «исламский мир». Весьма характерно, что Нортроп старается свести культуру восточных стран к религиозной идеологии, ибо колонизаторам было бы, конечно, очень выгодно, если бы народные массы стран Азии пребывали в плену невежества и религиозных представлений и не делали бы ни шагу вперед по пути культурного развития.

Отождествление культуры с религиозной идеологией нелепо даже и для тех эпох, когда религия оказывала огромное влияние на жизнь обще­ства, не говоря уже о современности. Даже в эпоху первобытно-общин­ного строя человеческая культура состояла отнюдь не из представлений о «духах» и колдовской силе. Эти представления отражали бессилие че­ловека в борьбе с природой, культура же как раз и составляла его пер­вые шаги на пути овладения силами природы. Ф. Энгельс в «Анти-Дю­ринге» пишет: «Первые выделившиеся из животного царства люди были во всем существенном так же несвободны, как и сами животные, но каж­дый шаг вперед на пути культуры был шагом к свободе» (стр. 107. 1950).

Первобытный человек зорко наблюдал природу; изумительные зна­ния повадок зверей, птиц, различных периодов в жизни природы отли­чают древнего охотника; его орудия явились результатом опыта, долго накапливаемого в процессе труда, а отнюдь не плодом «мистического» или «мифологического» мышления, как утверждают нынешние буржуаз­ные социологи. Религиозная идеология, несомненно, влияла на первобыт­ное искусство, но не она составляла его основу. От древнейшего этапа истории культуры, например, от культуры древнего Египта, до нас дошли не одни религиозные верования, которые никаким вкладом в культуру не были. Для нас представляют интерес первые попытки разгадать строе­ние человеческого тела, значительные познания, накопленные в области математики, первоначальные предположения о воде как источнике «всех вещей». Материалистическая философия и наука получили значительное развитие в античном рабовладельческом обществе, культура которого отнюдь не сводится к мистике Платона или Плотина. В период средневе­ковья, несмотря на реакционное влияние религии, закладывались основы многих наук. Замечательные художники и резчики по дереву, вроде вос­петого Ромэн Ролланом Кола Брюньона, отступая от мертвых идеали­стических схем, преподанных церковью, создавали подлинные шедевры реалистического искусства. Даже в спорах схоластов появляются заро­дыши материалистических идей. Совершенно очевидно, что отождест­влять культуру средневековья с религией — значит отдавать дань обску­рантизму.

Что же можно сказать о попытках объявить культуру современных народов Азии «буддистской», «исламистской» и т. п.? Это попытки вы­дать свои желания за действительность. Только слепой может не видеть новой культуры, создаваемой в народном Китае, и объявлять китайской культурой «культуру» господ, засевших на оккупированном вооружен­ными силами США острове Тайвань. Да и в прошлом культура Китая, давшая ряд таких важнейших изобретений, как порох и бумага, выдви­нувшая крупнейших философов-материалистов, оставившая миру много­численные изумительные памятники искусства, никогда не являлась «ре­лигиозной культурой».

Попытки современных буржуазных социологов выдать за культуру народов идеалистические реакционные выдумки нашли свое яркое вы­ражение и в том, как Нортроп характеризует культуру европейских стран. Культура Великобритании определяется, по его мнению, преиму­щественно британско-протестантскими эмпирическими философскими тра­дициями. Этой «формулой» Нортроп хотел бы объединить Бэкона, Локка и епископа Беркли; материалиста Толанда или Пристли — с субъектив­ным идеалистом Юмом и позитивистами или «неопозитивистами» махист-ского толка. В истории английской общественной мысли шла и ведется сейчас борьба между материализмом и идеализмом, причем славные тра­диции английских материалистов продолжают ныне такие передовые уче­ные и философы Англии, как Бернал, Корнфорт, Холдейн, а остатки фи­лософской похлебки Беркли дохлебывают современные субъективные идеалисты. Нортроп пытается ликвидировать этот важнейший факт исто­рии идейной жизни Англии одним взмахом пера. Он тщится доказать, что основой культуры являются выверты философского идеализма, негод­ный продукт негодного общественного строя.

Нортроп прибавляет к своей «формуле» еще и другие «основные элементы» культуры Англии: классическое образование, английские за­коны, английскую церковь и королевскую семью. Кому же не ясно, что это довольно сумбурный перечень некоторых элементов политического и общественного строя буржуазной Англии и к подлинной культуре ан­глийского народа эти элементы не имеют никакого отношения! Ни Бай­рон, ни Шоу, ни Роберт Оуэн в этом перечне не фигурируют.

Нортроп, далее, «выводит» английскую культуру из… христианского стоицизма. Между тем всем известно, что один из родоначальников ан­глийской философской мысли, схоласт Дунс Скотт, задавался вопросом, может ли материя мыслить, а подлинным ее основоположником был ма­териалист Бэкон. Нельзя, разумеется, отрицать влияние христианства на культуру европейских стран, но нельзя и не видеть, что история этой культуры неразрывно связана с освобождением от влияния религиозной идеологии, что именно с этой борьбой связаны лучшие страницы истории буржуазной культуры, в том числе и в Англии. Интересно отметить, что Нортроп все же вспомнил об английской революции XVII века, ока­завшей немалое влияние на развитие английской культуры. Он попытал­ся, однако, выдать эту революцию за религиозную реформацию на том единственном основании, что в то время народные движения проходили еще под религиозным флагом. А чартизм и другие чисто «светские» вы­ступления английского народа, открыто бросавшие вызов английским за­конам, которые служат эксплуататорам и церкви, благословляющей на­емное рабство? Их Нортроп оставляет за дверьми сконструированной им «английской культуры».

Совершенно очевидно, что современные буржуазные социологи, идеа­листически извращая понятие культуры, хотели бы отождествить ее с буржуазной идеологией. Однако сведение культуры к буржуазной идео­логии является таким же мошенничеством, как попытка выдать современ­ные американские книжонки о сыщиках и убийцах за произведения художественной литературы.

Антинародность современных буржуазных теорий культуры

Культура есть «дух», а место обитания его — головы отдельных творцов — такова наиболее распространенная идеалистическая схема со­временной «философии культуры», созданная буржуазными социологами.

В пору, когда буржуазия была восходящим классом, она в какой-то мере была склонна говорить о «народности культуры»: «третье сословие» любило в то время говорить от имени народа. Теперь времена не те: многие современные буржуазные социологи считают своей прямой зада­чей «устранение» народных масс из истории культуры.

«Все мы — народ, и все то лучшее, что мы делаем, есть дело народ­ное», — говорил Чехов. Против этого положения, являющегося аксиомой для каждого подлинного деятеля культуры, и выступают нынешние тео­ретики буржуазии. Буржуазные социологи создают теории культуры, на­правленные против народа. Они заявляют, что культуру творят «избран­ники», «элита». На долю народа приходится лишь усвоение того, что создано этой элитой. Немецкие фашистские теоретики с пеной у рта «доказывали», что народная песня — это «спустившаяся вниз» мелодия, сочиненная композитором из «верхов» общества, что никакого народного творчества нет, а есть только народное «усвоение». Социологи-позити­висты изображали историю культуры как процесс постепенного изжива­ния дикарских пережитков, которые, однако, застряли в толще народ­ных масс и от которых освободились только некие «критически мысля­щие личности». Этот процесс «изживания» совершается под воздей­ствием «культурных верхов» общества. По сей день во всем капитали­стическом мире имеет хождение теория современного английского социо­лога Арнольда Тойнби о том, что общество делится на «творческое мень­шинство» и «нетворческую массу», которая к созиданию культурных ценностей якобы непричастна.

Буржуазные социологи своими писаниями хотели бы уничтожить тот неоспоримый вывод из всей истории культуры, что силу мастерам культуры всегда придавала близость к народу, что отрыв от народа за­водил даже большие таланты в безвыходный тупик. Они не хотят при­знать, что народ созидает культуру. При всей огромной роли интелли­генции в создании культуры определяющим является связь этой интел­лигенции с народом. Большевики всегда боролись с любой попыткой отрицания роли интеллигенции, с проповедью стихийности, пропагандой махаевщины. Но интеллигенция, как учит история, оказывает положитель­ное влияние на культуру только тогда, когда ее деятельность идет на пользу народу, а не во вред ему.

Современные буржуазные социологи взяли за правило клеветать на народ, объявляя его не созидателем, а чуть ли не разрушителем куль­туры. Известно, что подобные «теории» были в ходу у разных россий­ских реакционеров, вроде Мережковского, писавшего с поразительной наг­лостью о «грядущем хаме». Ныне этим «теориям» стараются придать некое наукообразие и философский вид.

Остановимся на одной из таких «философий культуры».

В одной из своих последних статей виднейший немецкий неокантиа­нец Э. Кассирер, бывший последние годы своей жизни профессором Иэльского университета в США, писал: «Современная цивилизация очень неустойчива и хрупка. Она построена не на песке, а на вулканической почве. Ибо ее начало и основание было не рациональным, а мифиче­ским. Рационалистическая мысль была лишь верхним слоем на более древнем геологическом пласте, который достигал большой глубины. Мы должны быть всегда готовы к страшным толчкам, которые могут потрясти наш культурный мир и наш социальный порядок до самых оснований» (Е. Сassiгег «The Myth of the State», «Fortune», June, 1944, p. 206).

Кассирер, занимаясь проблемой мышления, доказывал, что до появ­ления логического мышления, на ранних ступенях развития человеческого общества, господствовало дикарское, «мифическое мышление», пережитки которого, по его мнению, сохранились и в эпоху цивилизации. История показывает, что никакого «дологического» мышления никогда не было. Если бы мышление человека даже на самых ранних ступенях развития не отражало действительности, было бы «фантастическим», «мистиче­ским» или «мифологическим», человек не смог бы изобрести и самого простейшего орудия, не смог бы бороться с природой. Фантастические представления всегда были пустоцветом на живом дереве человеческого познания. Этот пустоцвет пышно расцветал на ранних ступенях разви­тия общества, когда в сознании человека огромное место занимали суе­верия, предрассудки, религиозные верования, возникшие в результате бессилия человека в борьбе с природой и мешавшие ему в этой борьбе. Кассирера и других философов-идеалистов пугает тот факт, что массы по­рывают с этими идеалистическими представлениями, поднимаются на борьбу против строя эксплуатации. Что же касается теории, согласно которой культура является тонким слоем, не имеющим ничего общего с народом, и создается «высшими», «избранными» классами, то такая тео­рия показывает лишь классовое лицо буржуазных идеологов, восхваляю­щих враждебную народу, вырождающуюся, глубоко реакционную бур­жуазную культуру. Ибо культура неотделима от народа, подлинный тво­рец культуры — народ; гений народа проявляется в культуре, им создан­ной. По существу ничем не отличающаяся от фашистских бредней, схема Кассирера находит свою «разработку» в сочинениях американских социо­логов. Они доказывают, что мышление масс «дологично», «символично» и т. д., в то время как мышление «избранных» освободилось от таких «доисторических элементов».

Основное положение, которое хотят внушить своим читателям апо­логеты империализма, заключается в том, что мышление масс будто бы «отстает» от мышления «героев», под которыми следует понимать пред­ставителей империалистической буржуазии. «Герои»-де создают культу­ру, далекую от мышления масс, которые якобы представляют угрозу для этой культуры.

Американский социолог Барнес расхваливает Грехема Уоллеса за то, что этот представитель буржуазной социологии США «обратил особое внимание на силу символизма в мышлении масс и показал, как совре­менные политики эксплуатируют магическую власть символов для того, чтобы господствовать над мыслью и действиями избирателей» (Barnes «Sociological Contributions to Political Theory», «Twentieth Century Poli­tical Thought». N. Y. 1946, p. 40—41). Для нас интерес подобных «трудов» заключается не в том, как они характеризуют «мышление масс», а в том, что они способствуют саморазоблачению буржуазии, вскрывают жуль­нический характер ее пропаганды.

Сочиняя пасквили на тему о «психологии толпы», современные бур­жуазные социологи настойчиво твердят о ее «опасности для демократии, особенно в законодательных дебатах и политических кампаниях» (ор. cit., р. 41—42). Совершенно очевидно, что эти упражнения направлены к одной цели — обосновать покушение на политические права трудя­щихся. Барнес, касаясь «важнейших политических идей» современной империалистической буржуазии, пишет: «Наши современные средства общения, ежедневные газеты, телефон, телеграф, кино и радио имеют тенденцию привести все население в основном в психологическое состоя­ние толпы, особенно в периоды общественного возбуждения. Отсюда не­обходимость тщательных исследований психологии толпы и методов со­циальной терапии, которые повысят степень рациональности в групповых реакциях на общественные проблемы» (ibid., р. 42).

Спора нет, современная буржуазия использует и радио, и кино, и газеты, и все иные орудия культуры для каждодневного одурачива­ния масс. Постыдным примером подобной деятельности буржуазии мо­жет служить в прошлом гитлеровская Германия, а в настоящем — США, где ведется разнузданная клеветническая кампания против СССР, Китай­ской Народной Республики и других миролюбивых стран. Разговоры же Барнеса о необходимости «социальной терапии» по отношению к массам, также понятны. «Социальной терапией» эти «врачеватели» капитализма называют расправу буржуазии с трудящимися, лживую пропаганду, подавление любой прогрессивной мысли и все другие антинародные мероприятия современной империалистической реакции. Реакционная буржуазия издавна привыкла называть виселицы, тюрьмы, каторгу для трудящихся мерами «оздоровления», «санации» общества. Ново­модные американские социологи лишь повторяют старую черносотенную ложь, прикрывая ее трескучими фразами о «спасении культуры», кото­рой, по словам этих «избранных», угрожает «полудикарское» мышление масс, особенно в периоды «возбуждения» этих масс. Совершенно оче­видно, что все эти черносотенные теории глубоко антидемократичны. Они выражают ненависть реакционных буржуазных теоретиков к наро­ду, трудящимся массам, борющимся за мир, демократию и социализм.

Враждебность империалистической идеологии, включая и империа­листическую социологию культуры, к народным массам, к трудящимся служит лишним подтверждением упадка современной буржуазной куль­туры.

Совершенно очевидно, что отношение к трудовому народу, к тру­ду — важный показатель уровня культуры. Известно, что рабовладель­ческое общество воспитывало у своих членов презрение к труду. В этом нашла одно из своих выражений неизбежность гибели рабовладельче­ского общества. Нынешнее капиталистическое общество по мере усиле­ния в нем паразитических тенденций все активнее проповедует презре­ние к труду, к народу, к трудящемуся человеку, что служит печатью при­ближающейся гибели этого общества. Французский писатель-экзистен­циалист Альбер Камюс проповедует, например, в своем трактате «Си­зиф», что человеческий труд есть сизифов труд.

(продолжение следует)

Подробнее ➤