Деревенская община не выдавала воров и иных преступников властям, приговор выносился на сходе, в кругу своих.
Неправильно считать самосуды результатом вспышки ярости, эмоциональным стихийным действом — нередко преступника наказывали хладнокровно. Имели место жестокие расправы с летальным исходом — в таком случае все члены общины хранили тайну о событии, а казненный признавался пропавшим без вести. Задержание преступника конвоирами односельчане считали прискорбным упущением, помехой справедливому возмездию.
Высшая мера наказания назначалась за крупную кражу, поджог и колдовство
Самые жестокие расправы совершались над конокрадами. Беспощадность крестьянской общины объясняется высокой ценностью лошади в хозяйстве, лишиться животного для многих означало разорение. В подавляющем большинстве случаев конокрада ждала смерть, реже — пытки каленым железом, оскопление, забивание гвоздей в голову. Нередко в результате исполнения такого наказания все равно наступала смерть.
За самосуд крестьяне могли быть приговорены к тюремному заключению, но это их не останавливало, так как в справедливости наказания по закону не было никакой уверенности. Нередко власти терпели неудачи в поиске и задержании конокрадов или же назначали по мнению крестьян слишком мягкое наказание.
За воровство зерна, продовольствия и иного добра злоумышленники терпели телесные наказания. Пойманные на краже не дожидались собрания, их били на месте преступления. В действе принимали участие все, кто находился поблизости — соседи и родственники потерпевшего, случайные прохожие.
Воров нередко забивали до смерти или калечили, спастись можно было лишь бегством. В народе говорили: «Ничем вора не уймешь, коль до смерти не убьешь». Та же участь ждала поджигателя — огонь наносил деревне непоправимый урон, этим и объясняется жестокая кара.
В «Тамбовских ведомостях» от 1884 года была опубликована заметка о том, что подозреваемого в поджоге крестьянина привязали к хвосту коня, которого гоняли несколько часов по полю.
Историк В. Безгин пишет о стихийном убийстве крестьянки, обвиненной в масштабном пожаре. Расправа со смертельным исходом произошла в присутствии полицейского, который никак не мог повлиять на ход события. После смерти виновной действо не прекратилось — жители деревни Муравьево продолжали оскорблять и плевать на труп, который позже утопили в пруду.
Жестокое наказание со смертельным исходом предусматривалось за колдовство. Услуги ворожей пользовались спросом — к ним приходили врачеваться, искать помощи в повседневных делах. Но когда в деревне начиналась эпидемия, кто-то заболевал непонятной хворью, гиб урожай по какой-либо причине, виноватой считалась по умолчанию местная ворожея. Доказывать причастность ведьмы к бедам деревни или отдельных ее жителей было затруднительно, но этого и не требовалось.
Законодательство не предусматривало какой-либо ответственности за колдовство, поэтому наказывали ведьму исключительно в формате самосуда. Зачастую ведьм сжигали, но не гнушались и других методов лишения жизни. Крестьяне отнюдь не считали грехом убийство «служителя сатаны».
Мелкие кражи и добрачные сексуальные связи карались посрамлением
Виновного в краже заставляли идти по селению с украденной вещью. Вора сопровождали односельчане, которые создавали шум — били в кастрюли, печные заслонки, сковороды и ведра, привлекая всеобщее внимание. Приветствовались крики и хохот. За жалобы земскому начальнику после унизительной экзекуции виновного ждало повторное наказание с элементами физического насилия.
Историк С. Оболенская пишет о событии, когда крестьянка деревни Мешкова была подвергнута «вождению», после чего униженная женщина обратилась с жалобой в управление. Деревенский староста был арестован на 2 дня за незаконное самоуправство. После его возвращения был собран сход по делу доноса, община обязала мужа виновной выпороть ее кнутом, а ее вещи отдать на водку для односельчан. Решение было исполнено.
За добрачные связи девушек также ждала унизительная процедура — их коротко стригли, надевали на голову сорочку, и обнаженными по пояс гнали по деревне.
Считались правомерными истязания неверных жен, для расправы достаточно было одного лишь подозрения — доказательств вины не требовалось. Если женщина жаловалась на побои и жестокое обращение в суд, что становилось известно общине, мужу могли приказать публично избить супругу.
В крестьянской среде на протяжении веков сохранялись собственные законы, которые имели мало общего с официальным сводом. С. Оболенская отмечает, что народные расправы в русской глубинке происходили вплоть до XX века.
Источник: https://weekend.rambler.ru/read/41445362-kak-na-rusi-nakazyvali-devushek-za-dobrachnye-svyazi/?utm_source=head&utm_campaign=self_promo&utm_medium=news&utm_content=news&utm_term=clid_m
