К концу лета луковчане дружными усилиями привели свои хаты и дворы в божеский вид... Помогая всей общиной тем соседям, чьи кормильцы погибли, или были, в силу полученных ранений, не в состоянии сами восстановить дома до осенних холодов.
В этой связи, оба семейства - Кириных и Мирошниковых – станичный атаман охватил особой заботой. Созданная луковским головой казачья артель, из умелых в строительном деле соплеменников, быстро и качественно отремонтировала травнице и хворому пятидесятнику их хаты.
Станичники, показывая себя не только искусными воинами, но и мастерами на все руки, заново сложили разрушенные ордынцами печи, привели в порядок турлучные стены, обмазали их свежей терской глиной и покрасили сверху белоснежной извёсткой, устроили новые камышовые крыши взамен сгоревших... Хаты Кириных и Мирошниковых возродились на прежнем месте из руин, словно феникс из пепла. Простое казачье жильё и восстанавливать было несложно…
***
Лето неумолимо шло к своему концу. Хотя стоявший на дворе душный август, всё ещё не думал радовать станичников на луке спасительной прохладой.
Макар сидел в тенёчке, на завалинке, с наброшенной на голые плечи исподней рубахе, привалившись взмокшей спиной к стене своей капитально отремонтированной приземистой мазанки, в три малых окошка. Новая хата казака почти ничем не отличалась от прежней.
Пятидесятник приходил в себя после очередной перевязки и мучительных тёщиных операций с не спешащими заживать ранами на плече и груди... Глаза Макара были прикрыты. Дёргающая, пульсирующая боль всё ещё не стихала, чувствительно отдаваясь в повреждённую руку… И не позволяла думам казака отвлечься от только что пережитых страданий.
Ничего, мысленно утешал сам себя пятидесятник… Надо ещё чуть-чуть потерпеть! Дождаться действия тёщиного лекарства. И тогда станет легче. Степанида Гавриловна обещала… Но что же оно всё никак не подействует?!
Хлопнула входная дверь в хату. Измученному лечением Макару, которому было сейчас даже не по силам открыть глаза, послышались знакомые шаги…
Впрочем, размыкать веки и поворачивать голову, чтобы убедиться, кто это направляется в сторону завалинки, и не требовалось. Лёгкая Настина поступь и едва различаемый шорох длинных юбок не оставляли в том сомнений.
-Кажется, тяжёлая я опять, Макарушка, - опустившись на завалинку рядом с мужем, виновато призналась Настя. – Теперь уже точно про то ведаю… А срок мне рожать – аккурат посерёдке будущей весны. Коли всё будет хорошо и Бог позволит.
-Ну и отчего такая печаль в голосе у нас? – не спеша открывать глаза, слабо улыбнувшись, мягко упрекнул жену Макар. – Обеспокоилась, словно девица невенчанная… Радоваться надо! Только у меня на это сил сейчас, после чистки ран, уже никаких не осталось. Нашей бы Степаниде Гавриловне с её фузейным шомполом, обмазанным жгучей мазью, не лекарем, а дознавателем в пыточной служить! Шурудит в чужом нутре, без всякой бабьей жалости…
-А ты терпи! - с твёрдой убеждённостью перебила мужа Настя. - Коли опять хочешь на свою войну воротиться. Тебе же в хате при жене и сынишке малом не сидится спокойно! Вижу – извёлся весь… Всё опять тебя тянет в свою сотню, шашкой махать!
Молодая женщина возмущённо шмыгнула носом:
-Радоваться он мне велел, как же! А если тебя мёртвым в следующий раз на покойницкой телеге привезут из похода? Как мне деток одной поднимать?! И с хозяйством управляться?
Я ведь когда тебя увидела, всего кровью залитого, да ещё и в глубоком беспамятстве, так со страху и подумала – всё, кончился мой муженёк! И короткая бабья счастливая жизнь…
-Нет! - усмехнулся казак, приоткрывая, наконец, один глаз. - И не думай… Я не помру, пока не узнаю твою тайну! Сколько лет живу с бабой, а так и не ведаю до сих пор - как зовут мою супружницу по-настоящему? Какого она вообще роду-племени?! Думать про то не устаю. Но когда-нибудь, надеюсь, сей секрет раскроется... И я обязательно доживу до этого дня.
-Вот как? – хитро прищурилась Настя. – Значит, не помрёшь, пока не узнаешь? Ну, тогда жить тебе долго… Я свою тайну унесу с собой в могилу. Даже если Господь и вернёт мне когда-нибудь память!
***
Лишь 27 августа 1774 года армия генерал-поручика фон Медема выследила и точно определила местонахождение войска Шабаз-Гирей-Султана. Многотысячная орда, медленно продвигаясь к Тамани с награбленным добром, стадами и пленниками остановилась на временный отдых. И расположилась большим лагерем в предгорьях Большой Кабарды.
Русское войско тайно подобралось к стоянке противника… И внезапно напало на расслабившихся ордынцев.
Решающая битва случился на реке Гунделен. Враг был разбит наголову… А остатки армии калги в панике бежали за Кубань, бросив обоз и добычу.
И только в это время граф фон Медем получил, наконец, не подлежащее сомнению, официальное известие, что Россия закончила войну с османами… И оказывается, уже давно! Ещё полтора месяца назад.
10 июля 1774 года, между Россией и Турцией, в лагере под деревней Кючук-Кайнарджи (ныне - территория Болгарии!), воюющими сторонами было подписано соответствующее мирное соглашение. По этому договору, Екатерина Вторая получала для своей растущей империи серьёзные политические и экономические выгоды. Вкратце они выглядели так…
Россия обретала долгожданный выход к Азовскому и Черному морям. Соглашение позволяло ей иметь здесь военный и торговый флот, свободно перемещаться через проливы Босфор и Дарданеллы, контролируемые османской империей, далее в Средиземное море. И обратно. Русские корабли отныне могли ходить по турецким водам, пользуясь теми же льготами, что французские и английские суда.
Крымское ханство получило независимость от Османской Порты. И переходило под протекторат России. Теперь вопрос присоединения всего полуострова к северной империи был лишь делом времени…
Екатерина Вторая по итогам завершившейся войны значительно расширила территорию своей державы. К России отходили вся Большая и Малая Кабарда.
Северная империя также окончательно закрепила за собой Азов, Керчь, Еникале и Кинбурн… А ещё - обширный участок степи между реками Днепром и Бугом.
Турция дала амнистию и свободу вероисповедания балканским христианам. Всяческие послабления распространялись также на Грузию и Мингрелию. Османская Порта обязалась больше не брать с грузинских земель дань молодыми людьми - юношами и девушками. А все подданные России получили право без всякой платы посещать контролируемый турками Иерусалим.
Кроме этого, Османская Порта обязалась выплатить военную контрибуцию Санкт-Петербургу в 4,5 миллиона рублей. Турция признавала законный и непоколебимый впредь статус Моздокской крепости на Тереке, послужившей в 1768 году причиной серьёзного политического обострения на Северном Кавказе.
Подписанное под давлением обстоятельств мирное соглашение оказалось столь невыгодным для Турции, что заведомо не могло быть прочным и долговечным. И продержалось оно всего тринадцать лет. Уже в 1787 году, заключённый договор в открытую перестанет османами соблюдаться... А вскоре между Портой и Россией вспыхнет новая большая и продолжительная война. Шестая или седьмая, по разным подсчётам современных историков. И, увы – далеко не последняя в хронологии взаимоотношений двух соседних империй.
Ну, а пока между ними воцарился хрупкий мир... Больше похожий на кратковременную передышку между боксёрскими раундами.
…Екатерина Вторая, отмечая героев славно закончившейся для России войны, не забыла и вклад моздокцев в общую победу. Среди награжденных специально выпущенными медалями к этой виктории, были и казаки, героически оборонявшие станицу Наурскую. В том числе и женщины славного пограничного селения, сражавшиеся плечом к плечу с мужчинами. Награды удостоились почти все защитники не покорившейся терской заставы, оставшиеся в живых.
Даже спустя десятилетия, на моздокских ярмарках ещё встречались старухи, чьи скромные платья украшала характерная ромбовидная медаль с профилем Екатерины Второй - «Победителю в войне с турками в 1774 году». Казачки носили свою боевую награду с великой гордостью...
День же 11 июня, вплоть до 1917 года, отмечался в Моздоке и в Наурской, как праздничный. Терские казаки даже называли его “бабьим праздником”, особо отмечая славное участие своих женщин в обороне станицы.
И, в завершение нашего повествования, особо добавим, что в том же, 1774 году, 27 октября, в Моздокской крепости был подписан акт о добровольном присоединении осетинских земель и представителей разных диалектов этого народа (иронцев, дигорцев, туальцев, кударцев и других) к России. От имени империи договор подписал астраханский губернатор Пётр Никитич Кречетников, а со стороны горцев – уполномоченные представители Алагирского и Куртатинского ущелий.
Всего же уважаемых и почтенных осетинских делегатов было 20 человек. Астраханский губернатор отнесся к просьбам осетин с «ласковостью и снисходительностью, принял от них прошение и ходатайствовал об удовлетворении просьбы горцев перед Её Императорским Величеством».
Так начался вечный союз крепнущей Российской империи ещё с одним малым кавказским народом… Содружество крепкое, нерушимое и славное. Но это уже - иная история.
Послесловие. День города
Наше время, конец сентября. Моздок, площадь 50 лет Октября.
-Вот умеешь же ты рисовать нормальные картины! – молодой человек в модных очках хамелеонах излишне горячился. И, шагая по многолюдной и шумной площади, энергично жестикулировал, помогая себе выплеснуть накопившиеся эмоции. При этом, ему приходилось напрягать голос в толпе, чтобы быть услышанным приятелем-ровесником, шагавшим рядом:
– Творения всем понятные… Радующие глаз, цепляющие за душу!
-Писать, - меланхолично поправил спутника собеседник – невысокий парень, лет под тридцать. – «Рисовать» - это звучит непрофессионально… У художников принято говорить - «пи-сать».
-Эй, да какая разница! – отмахнулся очкастый. – Мне можно так выражаться. Я не из вашего цеха... И рассуждаю, как простой зритель.
По-моему, главное в живописи – это две вещи… Она должна отражать жизнь, во всех её красках, - раз. И будить чувства в душе. Желательно позитивные. Это два.
Работу настоящего художника отличает неповторимость. Я должен увидеть в картине мастерство живописца, недоступное простым смертным, виртуозное владение кистью. А ещё ощутить энергетику художника, его вдохновение, навсегда отпечатавшееся в каждой удачной работе!
Говоривший заметил скептическое выражение на лице товарища и, преисполненный возмущением, даже замедлил шаг:
-Вот скажи – ну ради чего ты четыре года штаны во Владикавказском училище протирал? Постановочные натюрморты, гипсовые узоры, фигуры и лица натурщиков изо дня в день рис... Ну, ладно, - писал! Если моё слово простого зрителя тебе так слух режет.
Помнишь, ты рассказывал, как на этюды с однокурсниками в горы ездил, пытался нашу кавказскую природу запечатлеть во всём её великолепии? Карандашом и кистью. Причём, отразить вполне себе реалистично… Безо всякого там модернизма!
Молодой человек в очках ехидно улыбнулся:
-Четыре года учился, чтобы теперь, значит, цветовые пятна по холсту художественно разбрызгивать? Изумлять моздокчан на своих персональных выставках одному тебе понятными символами? Да красочными кружочками, треугольниками, ломанными линиями… Так ты скоро, брат, и до квадрата Малевича докатишься – этой вершины издевательства мастера над здравым смыслом зрителя!
Конец 75 части...
