Простая мелодраматическая история
разделила советский кинематограф на «до» и «после», открыла его «серебряный
век», перехватив эстафету века «золотого» — киноавангарда 20-х годов.
Фильм
«Летят журавли» вышел на экраны в 1957 году. В основе его сценария — пьеса
«Вечно живые» Виктора Розова, написанная ещё в военном 43-м. Спектаклем,
поставленным Олегом Ефремовым по этой пьесе в 1956 году, открылся театр
«Современник». «Слова главного
героя пьесы Бориса Бороздина: „Если я честный, я должен“ — стали девизом и
нового театра, и всего поколения „шестидесятников“», — отмечает советский и российский критик и
историк театра Инна Соловьева.
Режиссер Михаил Калатозов, ознакомившись
с пьесой, предложил Виктору Розову написать по ней Фильм
вызвал огромный резонанс в мире и считается одним из лучших фильмов столетия. В
1958 году его создателям была вручена высшая премия Каннского кинофестиваля
«Золотая пальмовая ветвь».
Многие крупные режиссеры — Андрей Кончаловский,
Сергей Соловьев, Клод Лелюш и другие, говорят о том, что именно этот фильм
предопределил их решение посвятить себя режиссуре. Из «шинели» «Журавлей» вышли
Андрей Тарковский, Франсуа Трюффо и ещё очень многие.
Ценителей особенно потрясала новаторская работа оператора
«Журавлей» Сергея Урусевского.
«Разумеется, появление „Журавлей“ без Урусевского вообще
было бы невозможно. Это картина, у которой два автора, и еще неизвестно,
кто больше — режиссер или оператор — вложил в нее. В кино иногда
случается, что оператор становится сердцем картины», —
пишет режиссер Александр Митта.
Сам Сергей Урусевский рассказывает, что ему интересно не
просто фиксировать происходящее на камеру, а активно вовлекать в происходящее
на экране зрителя — сделать его «соучастником» действия и переживания.
Технические средства «в процессе работы и видения картины» возникали
сами собой, говорит он. Он уверен, что оператор должен двигаться вместе с
актерами, играть вместе с ними, через камеру выражая своё отношение к событиям,
делая камеру, а через неё и зрителя, их соучастниками.
Урусевский пользовался легкой ручной кинокамерой с
широкоугольным объективом, что позволяло ему производить съемку в движении,
бежать за героями, смотреть на происходящее их глазами, протискиваться вместе с
героиней сквозь толпу… Более того, в одном из знаковых эпизодов
«Журавлей» — когда Вероника в смятении бежит, намереваясь покончить с
жизнью, камера находится непосредственно в руках самой актрисы. Оператор
манипулирует и скоростью съемки — начинается с 18 кадров в секунду,
прореживается до 12, а в кульминационный момент доходит до 4, что позволяет
ощутить фрагментарность зрения Вероники и силу её отчаяния.
сценарий.
Крупные
планы, показывающие самые тонкие переживания героев, неожиданные ракурсы,
многократная экспозиция, когда в результате получается многослойное и
многосложное — «образное» — изображение… далеко не полный список
приемов, использованных оператором.
Урусевский
сам автор множества сложных технических сцен и инженерных находок, например,
круговые рельсы для камеры. Так снимался эпизод смерти героя — кружение
берез на фоне бездонного неба. Знаменитые кадры взлета Бориса по лестнице сняты
с помощью специального лифт-крана, перемещающего камеру параллельно движению
актера.…
История
любви — «взаимного головокружения» —
Вероники (Татьяна Самойлова) и Бориса (Алексей Баталов) начинается 22 июня
1941 и заканчивается 9 мая 1945 года. Фильм о войне и победе? Нет. В нем
нет ни одной батальной сцены, нет зримого и осязаемого врага, враг обезличен.
Душевные терзания Вероники никак не связаны ни с «положением на фронтах», ни со
сводками Совинформбюро — они не упоминаются вообще. Содержание картины
замкнуто в круг личных проблем, война только фон, антураж: вот противотанковые
ежи на улицах Москвы, проходящий по краешку кадра патруль, раненые в тыловом
госпитале… Эпизод ухода на фронт Бориса в начале фильма и встречи фронтовиков в
его завершении.
Война — это рок, фатум, отрывающий влюбленных друг
от друга: «Уйти от тебя трудно, но что же делать, иначе
нельзя, война…» — читает Вероника в последней записке
Бориса, ушедшего добровольцем на фронт и там погибающего ещё в первой трети
фильма. Война — крестный путь, но никак не подвиг.
Фильм ознаменовал в советском киноискусстве отделение
героического всеобщего от «нормального» индивидуального, в котором места
героическому нет — этим, а не только виртуозной работой оператора и
необычностью красоты и потрясающей органичностью Татьяны Самойловой в роли
Вероники он поразил советского зрителя. Вместо эпоса «соцреализма» —
пронзительная лирика. В фильме никак не представлена коллективность,
объединенная единой целью — необходимостью противостояния общему врагу. В
массовых сценах толпа распадается на портреты отдельных людей, да, выразительно
и разнообразно очерченных, но это индивидуальные или групповые портреты, а не
«портрет эпохи». Просто люди, вырванные из нормальной жизни безликим роком
войны.
Вероника, Белка, как её называл Борис, с её простенькой
песенкой «Журавлики-кораблики летят под небесами, и серые, и
белые, и с длинными носами» — не готова к тяготам. Даже начало
войны в её настроении ничего не меняет, она по-прежнему просто влюблена и
мечтает о свадьбе.
Отсутствие известий от Бориса и гибель родителей
становится для неё ударом. Цепляясь за «нормальность», она выходит замуж за
двоюродного брата Бориса — Марка. Кредо Марка (Александр Шворин): «Ну и
пусть [война]». «Во время войны, главное не растеряться, сохранить ритм нормальной
человеческой жизни», — и достает себе бронь, как «наиболее
ценному»… «Может быть здесь мы найдем покой», —
говорит он Веронике в эвакуации.
Осуждающей её сестре Бориса Ирине (Светлана Харитонова)
Вероника отвечает: «Ты мне просто завидуешь: у меня есть муж, а
у тебя нет». Муж — атрибут этой самой покойной
нормальности.
Но где простые человеческие добродетели — честность,
верность, любовь в этой «нормальной человеческой жизни»? Всё поругано. Марк
связан с такими же, как и он сам, шкурниками, мещанами, умеющими
«нормально» устраиваться в любых условиях, и они, конечно же, ни за что не
станут подвергать свой покой даже минимальному риску и всегда найдут
возможность «устроить катание из конца в конец… катанье
назло природе, вдвоем, до полного забвения». Да, Марк в фильме
осуждается, его компания показана карикатурно. Но разве не они спустя всего
пару десятилетий стали «героями нашего времени»?
Нет ожидаемого покоя: Вероника «как тень
ходит», она ждет известия от Бориса. «От кого
ей ждать письма, муж под боком. Не то что мы, солдатки», —
судачат с завистью соседки.
Горячее обращение врача Федора Ивановича (Василий
Меркурьев) к раненому солдату, получившему письмо с известием об измене
невесты: «…Это она свое счастье потеряла. А не он. Променяла
на какую-то тыловую крысу. Мелкая душонка. Разве понимают они какие крестные
муки вы несете за них же… А она ничтожного испытания временем не
выдержала…», — потрясает её. «Я умираю,
Анна Михайловна…»
— У вас осталась жизнь, Вероника. — А я не хочу
жить. — Забудьте прошлое, человеку свойственно забывать. — А я не
хочу забывать. — Нельзя же самого себя до конца казнить за ошибки.
— Надо. До конца.
Но Вероника прощена — если не собой, то зрителями.
Заключительный эпизод фильма: 9 мая, встреча
фронтовиков на вокзале. Всё то же: бесконечная галерея портретов и
Вероника, пробирающаяся сквозь толпу в эфемерной надежде — а вдруг. Вдруг
Борис жив и вернулся, «ведь его мертвым никто не видел». И
нет у Вероники радости от Победы, не её это победа…
Выступает
оратор: «…никогда не
угаснет лютая ненависть к войне. Мы сделаем все, чтобы будущие невесты никогда
не теряли женихов, чтобы матери не дрожали за жизнь своих детей… мы победили и
остались жить не во имя разрушений, а во имя созидания новой жизни…». Новой «нормальной» жизни?
Источник: Подробнее ➤
Читайте также: Число душевных устремлений Подробнее ➤
