«Общество всеобщего благосостояния», или социализм по-шведски (2 часть)

«Несмотря на общий рост жизненного уровня, наблюдавшийся за последние десятилетия, — писал недавно Бертиль Баггер Шёбек в жур­нале «Свенск спарбанкстидокрифт»,— в Швеции все еще существует бед­ность и в значительно больших масштабах, чем это многие себе пред­ставляют, — особенно среди одиноких матерей, лиц, частично или полно­стью потерявших трудоспособность, а также среди пожилых и в много­детных семьях» («Stockholms-Tidningen». 10.2.1960).

Социальные несоответствия в шведском обществе вынуждены при­знавать и буржуазные социологи. Так, в сборнике «Бунт против государ­ства благосостояния» отмечается:

«Мы, как и многие другие, считаем нашу страну «образцом социального обеспечения». Однако это светлое представление омрачается темными пятнами: беспомощные, терпящие лишения нервнобольные, больные старики, одинокие матери, рост алко­голизма и преступности. Если в первые годы после 1945 года все это мы относили за счет войны, то как быть с объяснениями теперь, спустя 13 лет после ее окончания?» («Revolt mot valfarsstaten», 1958).

Даже министр внутренних дел Швеции Руне Юханссон в своем докла­де на конгрессе полицейских работников в июле 1959 года был вынужден также признать, что «в государстве благосостояния преступность необык­новенно быстро растет: в 1957 году по сравнению с 1950 годом случаи нарушений законов увеличились на 60 процентов, число краж — на 75 про­центов, взломов — в два раза, краж автомашин — в три-четыре раза. Большой процент падает на молодежь».

На грустные размышления наводят данные, приводимые в февраль­ском номере журнала «Перспектив». По свидетельству этого журнала, в Швеции на каждые три года последнего десятилетия приходится в сред­нем 1 223 случая самоубийств. Причем самоубийством кончают люди в лучшие годы своей жизни: женщины — в возрасте 20—24 лет, мужчины — 20—39 лет. Журнал отмечает, что «все возрастающее количество случаев самоубийства является тихой, но убедительной критикой общества».

В одном из декабрьских номеров шведской газеты «Ню Даг» за 1959 год опубликовано письмо пенсионера, в котором он просит позна­комить читателей с его месячным бюджетом. Бесхитростное письмо и скрупулезные подсчеты расходов подкупают своей правдивостью и по­казывают, что не так уж легка жизнь граждан «общества всеобщего благосостояния», если они получают доход, не превышающий 5—7 ты­сяч крон в год, а таких в Швеции половина.

Автор письма сообщает, что его пенсия со всеми надбавками состав­ляет 327 крон в месяц, то есть около 4 тысяч крон в год. На расходы по содержанию квартиры (квартплата, топливо, электричество, газ) ухо­дит 170 крон, на питание — 92 кроны, на остальные расходы остается 65 крон в месяц. Это позволяет купить газеты, мыло, спички, починить обувь и оплатить некоторые мелкие приобретения. Автор письма не за­бывает включить в расходную часть своего бюджета даже такие затра­ты, как расходы на приобретение конвертов, марок и туалетной бумаги. И после всех подсчетов выясняется, что, имея 327 крой месячного дохода, человек может купить пару чулок или электрическую лампочку только за счет сокращения расходов на питание. Автор письма добавляет, что он не курит, не потребляет пива и спиртных напитков, не имеет радио и телефона.

Письмо пенсионера в редакцию газеты «Ню Даг» — убедительный человеческий документ, свидетельствующий о том, что «существенное выравнивание доходов», намеченное программой Социал-демократиче­ской партии Швеции, — только декларация, далекая от жизни, от реаль­ной действительности.

Об этом же говорят и цифры официальной буржуазной статистики.

По данным Статистического ежегодника за 1959 год, в Швеции на­считывается около 4 миллионов лиц, получающих доходы в форме зара­ботной платы, предпринимательской прибыли, ренты, пенсий и т. п. Как же распределяются эти доходы среди различных категорий шведского общества? Какова дифференциация населения Швеции в зависимости от уровня доходов? Скупые цифры статистического справочника дают на эти вопросы довольно определенный и убедительный ответ.

Годовой доход от 30 до 100 тысяч и выше получает небольшая груп­па, составляющая 1,5 процента от общего числа лиц, получающих доходы. Почти 2 миллиона 600 тысяч лиц получают доходы до 10 тысяч крон в год, причем более половины этой группы располагает годовым дохо­дом, не превышающим 5 тысяч крон. Для сравнения укажем, что, по расчетам шведских экономистов, прожиточный минимум средней швед­ской семьи составляет 12 тысяч крон в год.

Разве не ясно, что экономическое равенство граждан шведского королевства — химера, что различия в доходах отдельных групп населе­ния столь же разительны, как и в любом другом капиталистическом го­сударстве! И вряд ли можно объяснить эти контрасты различной сте­пенью участия в процессе создания национального богатства, различны­ми способностями. Причина этой дифференциации — прежде всего в размерах собственности, находящейся в распоряжении отдельных лиц.

По последним данным, налогооблагаемое имущество распределяет­ся следующим образом: 3 процента населения владеют половиной этого имущества, 27 процентов — второй половиной, а 70 процентов не имеет вовсе налогооблагаемого имущества. Положение примерно такое же, что и сорок лет тому назад.

Статистический ежегодник дает следующую картину зависимости доходов от размеров собственности: 30 тысяч человек, владеющих соб­ственностью от 80 тысяч крон до миллиона и выше, получают годовой доход от 30 до 100 тысяч крон и более. Эта группа населения является и собственником почти всех акций шведских акционерных обществ. В крупных, ведущих компаниях, контролируемых на бирже, 91,5 про­цента акций принадлежит лицам с подовым доходом более 50 тысяч крон. Десятки тысяч богачей, получающих громадные доходы, накапливающих деньги, акции, недвижимое имущество, и миллионы рабочих, служащих, крестьян, будущее которых обеспечено только их каждодневным тру­дом, — таковы социальные контрасты Швеции.

«Полная занятость» и скрытая безработица

В послевоенный период социал-демократическое правительство неод­нократно выступало с заверениями о сохранении полной занятости. В про­граммном заявлении правительства 6 ноября 1957 года говорилось, что «здоровая экономика для каждого и для всей страны предусматривает сохранение полной занятости Правительство считает своей главной за­дачей сохранение и стабилизацию полной занятости и ограничение мест­ной и сезонной безработицы».

Это были обещания. А действительность показывает, что безработи­ца продолжает оставаться постоянной угрозой для трудящихся. В янва­ре 1959 года безработица, по официальным данным, достигла небывалой цифры за последние десятилетия — 73 тысяч человек. Правда, в марте 1959 года она сократилась до 45 тысяч человек, но это только по офици­альным данным. Многие тысячи безработных мужчин и женщин по раз­личным причинам не учитываются статистикой, большая часть из них потому, что они не застрахованы по безработице.

Положение на рынке труда не дает оснований для утверждений о том, что проблема безработицы полностью снята с повестки дня. И дело даже не в том, что на бирже труда постоянно числится несколько десят­ков тысяч безработных. Оказывается, скрытая безработица в несколько раз превышает число зарегистрированных безработных. Большой интерес представляют в связи с этим данные правления шведской биржи труда, полученные в результате опроса в мае 1958 года. В течение недели — с 10 по 16 мая — на бирже труда было зарегистрировано 34 тысячи без­работных, а фактически в это время искали работу 136 тысяч человек. Таким образом, зарегистрированные на бирже труда составляли всего четвертую часть безработных. Действительная безработица оказалась гораздо выше, чем учитывает официальная статистика. Многие безра­ботные не регистрируются, считая, что непосредственный контакт с пред­принимателем дает больше шансов получить работу, нежели ожидание в очереди на бирже труда.

Из общего количества лиц, числящихся на работе, по данным прав­ления биржи труда, было занято от 16 до 35 часов в неделю 688 тысяч человек, а от 1 до 15 часов в неделю — 251 тысяча. Разве это не скрытая безработица?

Особенно трудно определить действительную безработицу среди жен­щин, поскольку они в официальной статистике считаются домашними хо­зяйками, а также потому, что они не всегда обращаются на биржу труда даже в случае крайней необходимости получить работу. Кроме того, около 300 тысяч женщин (из 800 тысяч занятых в народном хозяйстве) используется на работах с неполной рабочей неделей.

(Ситуация с занятостью в Швеции не только не улучшилась с тех пор, она значительно ухудшилась. По данным 2017 года в Швеции зарегистрировано было от 350-500 тыс. безработных при количестве занятого населения в стране около 5 млн. чел., т.е. 7,5-10,5 %. Это в среднем по стране. Безработица среди молодежи выше в разы — 17,7-27,8%. Это называется «общество всеобщего благосостояния»? Почти треть самой активной и работоспособной части общества — молодежь выброшена за борт, не востребована, не нужна! — прим. РП)

Что скрывается за фасадом правовой и политической демократии

Социал-демократические пропагандисты не жалеют сил для того, чтобы доказать, будто в условиях шведской монархии всем подданным предоставлена «правовая и политическая демократия». Действительно, в нынешней программе СДПШ записано:

«Правовая и политическая де­мократия является не только оружием социал-демократии в борьбе за экономическое преобразование общества. Она является самой целью, так как представляет собой неотъемлемую часть того демократического по­рядка, того содружества свободных и равноправных граждан, которое является целью стремлений социал-демократии».

Прежде чем рассмотреть вопрос о том, как на практике осуществ­ляется «правовая и политическая демократия», следует напомнить, что на бумаге демократия существует во всех буржуазных государствах. И тот факт, что в Швеции формально допускаются буржуазно-либераль­ные свободы, нередко превращающиеся в фикцию, вовсе не говорит о каких-то заслугах шведской социал-демократии, ибо они, эти свободы, были завоеваны задолго до того, как социал-демократы стали представ­лять большинство в риксдаге.

Но посмотрим все же, кто управляет «демократическим государ­ством»; кому принадлежат руководящие посты в государственном аппа­рате; кто руководит вооруженными силами; кто судит; кто администри­рует.

Королевская власть в Швеции — это, так сказать, внешняя форма, за которой нетрудно рассмотреть обыкновеннейшее буржуазное госу­дарство. Руководящие посты в государственном аппарате страны при­надлежат небольшой, но могущественной кучке людей, передающей эти посты по наследству вместе с богатствами. Так называемая «сословная циркуляция», о которой много говорят в буржуазной печати, является мифом.

По официальным данным, опубликованным в 1954 году специальной комиссией, возглавлявшейся Стен-Стюре Ландстрёмом, состав работни­ков различных министерств в 1947 году представлял почти ту же карти­ну, что и в 1917 году. От социальной группы III, включающей в себя ра­бочих, мелких чиновников, средних и мелких крестьян, в составе мини­стерств было всего три человека. (В шведской официальной статистике принято делить все население по социальному и экономическому положению на три основных группы: господствующие классы и слои общества — дворянство, буржуазия, буржуазная интеллигенция, составляющие 6 процентов всего населения,— относятся к социальной группе I; средние слои, включая зажиточных крестьян, составляющие 37 процентов населения, относятся к социальной группе II; рабочие, мелкие и средние крестьяне и мелкие чиновники, составляющие в целом 57 процентов населения, относятся к социальной группе III.) На каждую сотню служащих в пра­вительственных учреждениях в 1947 году приходился один представи­тель из социальной группы III. Представители высших сословий в 1917 го­ду составляли 45 процентов, в 1947 году — 54 процента. В среднем за все четыре десятилетия примерно три четверти должностей в государствен­ных учреждениях были заняты представителями социальной группы I. Не удивительно, что на основе изучения социальной структуры государ­ственных учреждений Ландстрём приходит к следующему выводу: «Огромное преимущество социальной группы I сохраняется. Оно даже несколько возросло в 1947 году по сравнению с предыдущими тремя де­сятилетиями».

Даже такие учреждения, как главное управление почтовой связи, главное управление телеграфной связи и главное таможенное управле­ние, формируются преимущественно за счет представителей высших со­циальных слоев, а представители социальной группы III составляют в них всего лишь 13,4 процента. Количество представителей социальной группы III в органах судопроизводства и в министерстве юстиции на­столько мизерно, что они даже не фигурируют в статистических данных.

Вывод Стен-Стюре Ландстрёма о том, что «социальная структура шведского общества послевоенного периода во многом схожа со струк­турой до периода демократии и парламентаризма», вполне обоснован.

Исследования буржуазных ученых Швеции показывают, что боль­шинство студентов высших учебных заведений — это дети ученых, пред­принимателей и крупных чиновников. На протяжении многих лет соци­альный состав студенчества почти не меняется в пользу средних слоев и рабочего класса. В результате этого воспроизводятся одни и те же социальные группы, отличающиеся разным уровнем образования, обще­ственным положением, связями и традициями. Не удивительно, что в составе государственных учреждений подавляющее большинство мест прочно занято представителями высших социальных слоев: дворянства, крупной буржуазии, буржуазной интеллигенции, — составляющих числен­но ничтожную часть населения Швеции.

Комиссия Ландстрёма установила, что за десятилетие с 1936 по 1946 год в университетах и высших учебных заведениях обучалось 58 процентов представителей социальной группы I, около 36 процентов — представителей социальной группы II и лишь 6 процентов — социальной группы III. Нелишним будет напомнить, что отношение этих групп к общему населению Швеции обратно пропорционально. Не произошло серьезных изменений в пользу трудящихся и в последующие годы. Про­фессор Лундского университета Куенсель, возглавлявший в 1951 году комиссию по очередному исследованию состава студентов высших учебных заведений, констатировал, что «сыновья и дочери рабочего класса представлены значительно меньше, чем раньше». Большинство студентов являлись выходцами из семей академиков, предпринимателей и крупных чиновников.

Справедливость этого заключения подтверждается более поздними данными. Так, профессор Хэрнквист в своих исследованиях в 1956 году установил, что в высшие учебные заведения поступают от социальной группы III всего лишь 3 процента, от социальной группы II — 7 процен­тов («Fackforeningsrorelsen», № 11. 1959). Таким образом, в период правления социал-демократов никаких изменений в этом отношении не произошло. Монополия в области образования является одним из средств, с помощью которого экономически господствующий класс дер­жит в своих руках весь государственно-административный аппарат, всю политическую жизнь страны. Почти все посты в правительственном аппа­рате принадлежат представителям высшей социальной группы. Спраши­вается, может ли общество, в котором на долю самого большого клас­са — рабочего класса приходится ничтожный процент студенчества и не­значительная часть руководящих государственных постов и того влияния, которое отсюда вытекает, представлять какую-то высшую форму демо­кратии? Конечно, нет!

Таковы лишь некоторые факты шведской действительности, свиде­тельствующие об иллюзорности и фальши правовой и политической де­мократии, якобы существующей в «обществе всеобщего благосостояния».

«Программа нашего времени»

Объективный анализ социального строя, тенденций экономического развития Швеции и политики шведских социал-демократов показывает, что сегодня шведское общество так же далеко от социализма, как и в период политического господства буржуазных партий.

Современная Швеция является типичным буржуазным государством. Все слои трудового народа Швеции эксплуатируются крупным капита­лом, который присваивает все большую и большую часть результатов их труда. Монополистическому грабежу подвергаются не только рабочие и служащие, но также мелкие и средние хозяйства в земледелии и мелкие предприниматели в области ремесла, промышленности и торговли.

Власть крупного капитала распространяется не только на производ­ство. Она охватывает все области жизни общества: финансы, торговлю, транспорт и связь, культурную и политическую жизнь. Представители крупного капитала занимают руководящие посты в армии, полиции, пра­вовых органах и органах управления страной; государственный аппарат подчинен интересам крупного капитала. Крупный капитал доминирует в пропагандистском аппарате благодаря своему почти полнейшему моно­польному положению в технических ресурсах пропаганды (издательства, газеты, кино, радио и т. д.).

Таким образом, намеченная в свое время социал-демократами «со­циализация» осталась пустым обещанием, власть монополистов не толь­ко не ограничивается, но даже растет, экономическое и социальное нера­венство не уничтожается. Что же намерены предпринять в этих условиях лидеры шведских социал-демократов? Может быть, шведская социал-демократия пересматривает свою тактику для более быстрого и успеш­ного осуществления своих социалистических идеалов? Увы, нет! Швед­ские социалисты собираются пересмотреть свою программу, чтобы убрать из нее все, что еще напоминает о марксизме, о классовой борьбе, о рево­люционном преобразовании буржуазного общества. (Помните заявление Зюганова в программе у Шевченко? «Марксизм? Мы исчерпали эту тему!» — прим. РП) Достаточно хотя бы бегло ознакомиться с проектом новой «принципиальной» программы со­циал-демократической партии Швеции, чтобы убедиться в этом.

В проекте новой программы шведских социал-демократов нет даже упоминания о Марксе и марксизме. Вытравлен из нее и дух революци­онной борьбы за переустройство буржуазного общества. Программа не выдвигает никаких конечных целей социалистического движения. Исклю­чена формулировка об исторической задаче рабочего класса, имеющаяся в нынешней программе. Борьба за политические свободы по смыслу про­граммы приемлема лишь в той мере, в какой она помогает осуществить экономические требования трудящихся.

Исходным пунктом социально-экономической программы шведских социал-демократов является положение о трансформации капитализма в современных условиях, о демократизации буржуазной собственности.

«Законодательным путем, а также в забастовочной борьбе, — сказано в проекте программы, — единовластие частных владельцев капитала было сломлено, и большинство народа смогло увеличить свою долю в расту­щем продукте производства. Благодаря развитию государственного, ком­мунального и кооперативного предпринимательства были созданы раз­личные формы демократизации права собственности… Таким образом, в ряде стран (в первую очередь имеется в виду Швеция. — Авт.) на смену обществу, где господствовали массовая бедность, необеспеченность и острые классовые противоречия, пришло общество благосостояния» («Program for var tid», 1959).

Авторы проекта программы не могли, разумеется, пройти мимо таких фактов современной действительности буржуазной Швеции, кото­рые невозможно не заметить и нельзя опровергать. Но критика капита­лизма дается осторожно. И цель этой критики не в том, чтобы вскрыть непримиримые противоречия буржуазного общества, а в том, чтобы сгладить их, доказать возможность их устранения без коренных социаль­но-экономических преобразований. В проекте программы признается не­равномерность распределения собственности и доходов. Признается, что на производстве царят недемократические, авторитарные порядки, что массы зависят от власти тех, кому принадлежит экономическая власть, то есть от крупных собственников. Составители новой программы социал-демократической партии вынуждены признать, что дискриминация огром­ного большинства населения в области образования, а следовательно, и в отношении движения по общественной лестнице, до сих пор имеет ме­сто. «Свобода выбора профессии и жизненного пути по своим способно­стям и склонностям все еще ограничена для большинства людей»,— гово­рится в проекте программы. В ней с сожалением отмечается, что до сих пор женщины Швеции неравноправны с мужчинами в отношении усло­вий и оплаты труда[2].

«В обществе благосостояния, — говорится в проекте программы,— незначительное число людей все еще господствует в преобладающем сек­торе частной экономики… Все большее число владельцев акций становит­ся пассивными получателями дивидендов, в то время как незначитель­ное количество владельцев больших состояний или руководителей круп­ных предприятий, финансовых учреждений и отраслевых организаций сосредоточило в своих руках значительную экономическую мощь».

Это — откровенное признание того, что за годы социал-демократического прав­ления монополии не утратили своего господствующего положения в эко­номике «общества всеобщего благосостояния».

Еще более откровенно в проекте новой программы признается на­личие классовых антагонизмов в шведском обществе, которое в изображении буржуазных пропагандистов выглядит весьма идиллическим.

«Все еще остающиеся классовые барьеры и социальные различия мешают раз­витию общности и солидарности между разными группами населения».

И дальше:

«Внешние проявления демократии и демократические обще­ственные организации содействовали укреплению солидарности между людьми, но оказались неспособными создать у всех людей чувство дей­ствительной общности и совместного участия в общественной жизни».

Можно было бы привести еще немало подобных высказываний, в которых более или менее откровенно признается, что в шведском «обще­стве всеобщего благосостояния» «сохраняются многие первоначальные черты капитализма». При этом оказывается, что это именно те черты, ко­торые определяют социальную сущность шведского общества, где эко­номическое и политическое господство монополий осуществляется, можно сказать, в классической форме.

Какие же выводы делают из этого анализа авторы проекта новой про­граммы? Об этом можно судить по содержанию второго раздела «Общих принципов», в котором сформулированы цели социал-демократической партии.

«Преобразовательная деятельность социал-демократии имеет целью устранить несоответствия, характерные для существующего общества, и решать возникающие в ходе развития новые проблемы с социалистиче­ских позиций».

Начало весьма многообещающее, хотя уже и здесь речь идет не о борьбе за создание нового общественного строя, а об устране­нии недостатков существующего, то есть буржуазного, общества. Линия на реформистское усовершенствование современного капиталистического общества отчетливо выступает как генеральное направление социал-де­мократической политики. И обещание проводить эту политику «с социа­листических позиций» не меняет дела, точно так же, как и уверения в том, что социал-демократия стремится «осуществить идеалы, на которых она базируется с самого своего возникновения».

Цель социал-демократической политики, как она сформулирована в проекте программы,— создание общества, основанного на принципах ра­венства и свободы. Но что понимают авторы проекта под словом «равен­ство», какой смысл вкладывают они в это абстрактное понятие? Оказы­вается, что «требование равенства означает требование равных возмож­ностей для всех и равного отношения ко всякому, какую бы работу он ни вел, какое бы положение ни занимал. Требование равных возможно­стей означает прежде всего право и возможность развиваться в соответ­ствии с личными склонностями по избранному самим человеком пути». Но ведь это же чистая абстракция! Формальное равенство существует в любом современном капиталистическом государстве, и без осуществле­ния коренных преобразований в отношениях собственности, без завоева­ния политической власти требование равных возможностей остается пу­стой фразой. Как может реализовать свои «равные возможности» чело­век, не имеющий ничего, кроме собственных рук, всецело зависящий от предпринимателя? Как может он рассчитывать на успех в соревновании с теми, кто имеет богатство, образование, связи, политическое влияние?

«Социал-демократия выступает против такого порядка, при кото­ром право собственности дает людям ничем не контролируемую власть». Но социал-демократия не выступает против самой частной собственно­сти, которая составляет экономическую основу господства монополий. Об этом в проекте программы говорится ясно и недвусмысленно: «Со­циал-демократия хочет в каждом конкретном случае определить, какие формы предпринимательской деятельности и собственности лучше всего служат материальному прогрессу и благосостоянию людей… Она хочет стимулировать частное предпринимательство в тех областях, где оно по­кажет, что сможет соединить эффективность и прогрессивность с ответ­ственностью перед потребителями, перед своими рабочими и служащими и перед обществом».

Социал-демократия не желает быть связанной «тра­диционными представлениями о существующем разграничении между задачами, стоящими перед обществом и перед частными лицами в эконо­мической области». «Традиционные представления» о задачах «частных лиц» в экономической области — это, конечно, марксистские представле­ния, в которых нет места «добрым» капиталистам, по-отечески относя­щимся к своим рабочим и наживающим несметные богатства за счет «воздержания». Зато им нашлось место в социал-демократической кон­цепции общества всеобщей свободы и равных возможностей. Авторов проекта программы не смущает то обстоятельство, что в первом разделе «Общих принципов» они утверждали по поводу мотивов частного пред­принимательства нечто прямо противоположное:

«Большие массы рабо­чих и служащих, занятых в частном хозяйстве, зависят от решений, которые принимает незначительное меньшинство, руководствуясь в первую очередь своими личными интересами».

Признав частное предпринимательство естественным элементом «общества всеобщего благосостояния», авторы программы не могут не признать и конкурентную борьбу как средство, стимулирующее появле­ние более эффективных методов производства и даже распределения. А вслед за этим они вынуждены допустить и целесообразность капита­листической концентрации производства, правда, считая важным уста­новление демократического контроля над монополиями, которые дели­катно называются в проекте программы «крупными единицами». Кстати сказать, авторы проекта избегают таких слов, как «буржуазия», «моно­полии», «эксплуатация», «прибыль», «классовая борьба». Теория «соци­ального партнерства», влияние которой явственно ощущается во всех построениях авторов программы, исключает такие понятия. Орган Цен­трального объединения профсоюзов Швеции газета «Стокгольмс-Тиднинген» с плохо скрываемым торжеством писала по этому поводу:

«При сравнении прежней и новой программы видно, что архаические положе­ния устранены, старый марксистский лексикон исчез, идеология сотруд­ничества программно оформлена» («Stoekholms-Tidningen». 18.12.1959).

Концентрация экономической мощи в частных руках несовместима с демократическими принципами равенства, заявляют лидеры швед­ских социал-демократов. Но где же требования борьбы против всевла­стия монополий, обобществления производства, содержащиеся в сущест­вующей программе? Их нет и в помине. В качестве радикальных методов оздоровления капитализма, подчинения деятельности капиталистов инте­ресам общества выдвигаются каучуковые, нечетко сформулированные ре­цепты воздействия на частное предпринимательство путем уравнения прав в области управления производством. Социально-экономическая программа шведских социал-демократов означает отступление от преж­них и без того скромных требований, означает капитуляцию перед моно­полистическим капиталом.

О дальнейшей эволюции шведских социал-демократов вправо свиде­тельствуют и те положения проекта программы, в которых говорится об идеологических основах партии, о ее политике в области идеологической жизни общества. Если в прежней программе был пункт об отделении церкви от государства, о передаче собственности церкви обществу, то в проекте новой программы нет ни слова об отделении церкви, о конфиска­ции ее имущества. Зато появился пункт о свободе соблюдения всех рели­гиозных обрядов.

Внешняя политика шведских социал-демократов, основу которой со­ставляет принцип традиционного нейтралитета, осталась без изменений. Социал-демократы поддерживают идею равенства народов и необходи­мость помощи слаборазвитым странам со стороны государств с более высоким уровнем развития экономики. Залогом мира между народами, говорится в программе, является всеобщее разоружение.

В программе содержится большая доза антикоммунизма. И здесь шведские социал-демократы отдали дань времени: какая же «социали­стическая» партия откажется от критики коммунизма!

Буржуазные круги Швеции по достоинству оценили труд составите­лей проекта новой «принципиальной» программы социал-демократиче­ской партии.

Орган либералов «Дагенс нюхетер» пишет:

«Своей новой програм­мой шведская социал-демократия делает еще один шаг в сторону от марксизма и принципиальных традиций социализма… Программа едва ли дает ясное освещение того, что партия конкретно собирается делать» («Dagens nuheter». 23.12.1959).

Орган Правой партии газета «Свенска дагбладет» в номере от 2 ян­варя 1960 года отмечает, что проект новой программы СДПШ «Програм­ма нашего времени», по существу, исходит из необходимости «законсер­вировать общественный строй, явившийся результатом социал-демокра­тического правления в течение нескольких десятилетий»,

* * *

Анализ социально-экономической структуры шведского общества приводит любого объективного исследователя к тому выводу, что «госу­дарство всеобщего благосостояния» — обычное буржуазное общество, в котором господствующее положение занимает монополистический капи­тал. Социальные завоевания — высокая занятость, широкая система пенсионирования, сравнительно высокий жизненный уровень — вовсе не следствие «демокра.