Путин утром надевает ватник и шапку-ушанку, выходит на улицу, гладит медведя. Когда он выходит, дверь скрипит. Путин хмурится, возвращается и снова открывает и закрывает дверь. Дверь скрипит. Путин хмурится, еще раз открывает и закрывает дверь.
-Скрипит, сволочь!
Возвращается обратно в резиденцию, похожую на маленький Кремль, украшенный гербами, двуглавыми орлами, матрешками, портретами Сталина, Николая Второго и самого Путина.
Обращается к застывшему по стойке смирно охраннику.
-Ты это, скажи там... дверь скрипит, сволочь. Надо бы ее смазать. Чем-нибудь поядренее. Чтобы раз и навсегда. Чтобы не скрипела.
Задумывается.
-Да, и вот еще что: вызови ко мне Шойгу. Пока не забыл.
Кабинет Путина, украшенный бюстами Путина, флагами, двуглавыми орлами и матрешками.
Перед Путиным стоит Шойгу.
-Вот что я тут подумал. Вспомнил тут, - показывает пальцем на дверь. Шойгу поворачивается, смотрит на дверь, ничего не понимает и изображает внимательную озабоченность.
-Помнишь, был такой — Скрипаль?
-Виноват, не припомню. Это по нашему ведомству?
-Ну да, забыл, что ли? Полковник, из ГРУ, поймали, лет пять отсидел, а потом мы его поменяли.
-Так точно, вспомнил. Но он в отставку еще до меня вышел, я за него не отвечаю.
-Да не в этом дело. А вот!
Путин неожиданно встает, подходит к двери, открывает, закрывает, прислушивается. Дверь не скрипит. Путин поднимает вверх указательный палец.
-Вот!
-Что — вот? - не понимает Шойгу.
-Скрипеть не должно. Он, понимаешь, гад, своих товарищей за три копейки продал. Сколько он там получил суммарно за все годы? Сто кусков зеленых? Представляешь, крохобор! За такие деньги даже однушку в Бирюлево не купишь, а он своих товарищей продал, сволочь. Понимаешь?
-Так точно!
-Надо его наказать. Мы тогда гуманизм проявили, просто судили его, тринадцать лет дали, детский сад. Упустили как-то. Надо исправить. Но только — Путин делает предостерегающий жест, - Чтобы не так, как вы привыкли, костоломы! А то замочите его так, что никто и не поймет, что к чему. Вот не надо этого: упал там случайно, или сердечный приступ. Или в полиэтиленовую пленку в чемодан завернулся во время эротических игр, и воздуху не хватило. Нет, надо так, чтобы все поняли, а потенциальные предатели задумались, какой смертью им помирать за три копейки вражеские. Так что никаких бомжей с кирпичами, наездов машинами, падений затылком на крыльцо и прочего гуманизма. Ну, ты понял?
-Так точно!
-Ну, и чтобы все поняли, кто это был. Фирменный знак какой-нибудь оставьте. Ну, понятно, что не удостоверение. Удостоверения терять не положено. Но что-нибудь такое же убедительное.
-Владимир Владимирович, а вот если тактический нож ГРУ, наградной, с гравировкой, и чтобы кровь из раненого медленно вытекала, и вот он лежит в луже, хрипит...
-М-м-м, - Путин думает, оценивая предложение, - да как-то слишком это просто. Нетехнологично. Примитивно. Об этом даже в газетах писать не будут. А надо, чтобы прозвучало. Чтобы до каждого дошло.
Путин задумывается.
-А вот что, давай его радиацией. Нет, это было. Тогда - ядом. Химическим оружием. Чтобы все ужаснулись.
-Да откуда у нас химическое оружие, Владимир Владимирович? Все ж уничтожили. Со свидетелями и под камеры.
-Да ладно, ладно. Мне только не заливай! Наверняка припасли там. Много ведь не надо, не целую армию травить на поле боя, а одного гада, и чтобы помер не сразу, а помучался. - Путин хрипит и таращит глаза, изображая отравленного. - Какой-нибудь такой яд, чтобы сразу стало понятно, что это мы, и никто другой. Уникальный, как отпечатки пальцев. Чтобы ни у кого, только у нас. Чтобы никаких сомнений. Но! - Путин поднимает вверх палец, - Чтобы у них, конечно, были образцы, и чтобы они сразу идентифицировали. А то ведь мало ли кто сейчас с химией балуется. Купил на Алибабе набор юного химика и развлекайся. Вот в моем детстве такого не было. А то бы я, может, химиком стал бы.
Шойгу стоит с озадаченным видом.
-Ну как, Кужугетыч, сделаешь? Пошли там пару отличников, чтобы без сучка без задоринки.
-Сделаем в лучшем виде, Владимир Владимирович.
Тренировочная база ГРУ в Сибири. Агенты бегают по стенкам. Ломают руками кирпичи, бросают в цель авторучки, душат напарников галстуками и полиэтиленовыми пакетами. Петров пробивает голой рукой насквозь манекен, изображающий солдата НАТО, но тут его зовут к телефону. Накинув на плечи ватник с погонами полковника, он выходит из зала и бредет по сугробам.
Кабинет высокого начальника в Министерстве обороны, человек в кителе с огромными звездами и густыми листьями на погонах разговаривает по телефону. Перед ним — глобус с нарисованными на нем красными и синими стрелками.
-Нет, слушай сюда! Я выбил тебе командировку — первый класс! Сделаешь дело, получишь орден. В Англию командировка. Что значит — не знаешь английского? Ты по документам круглый отличник! Полковник уже целый! У тебя Великобритания — оперативное направление, ты по плану в случае особого положения во время "Ч" плюс восемь часов должен их генеральный штаб в полном составе уничтожить изнутри! А ты, видишь ли, английского не знаешь! До пятницы времени полно, выучишь. Приедешь, я тебе словарь дам, у меня тут был где-то... Мой сын не может быть идиотом, это исключено. Дело плевое, пенсионера вычеркнуть. Да и без английского справишься. Зато потом служба в регионе с благоприятным климатом. Мне обещали.
Мрачный подвал. Заспанный прапорщик с недоверием рассматривает бумагу, протянутую ему Петровым.
-И откуда у меня это? Они с ума там посходили?
-Да ладно, не заливай, раз написано, значит, знают.
Прапорщик чешет в затылке, вздыхает, идет куда-то в глубину помещения. Там надевает потрепанный костюм химической защиты, долго отвинчивает запоры герметичной двери, исчезает. Через какое-то время появляется. В руках у него пакетик. Снимает резиновый костюм, приносит пакетик. В пакетике флакон женских духов.
-Вот, последний остался.
Петров берет пакетик, вглядывается. Выражение лица у него меняется.
-Да ты охренел? Это ж бабские! Как ты себе представляешь — у реального пацана в багаже такие вот бабские духи! Совсем уже? А если на таможне прикопаются? Что я им скажу?
-Ну ладно, ладно, разошелся! Флакон запечатан. Может, ты его в дьютике купил и своей телке в Лондон везешь. Дашь им понюхать, если что. Ха-ха.
Петров рассматривает духи.
-Да таких уже сто лет не продают. Старье какое-то.
-Ну, как знаешь, - прапорщик обижается. - Других нет. Хочешь, канистру принесу, разливай сам куда тебе надо.
-Еще чего, шмурдяк твой разливать.
Петров вздыхает, берет флакон и расписывается в толстом потрепанном гроссбухе - «Новичок» - 1 спецфлакон, выдал — получил. Уходит.
Прапорщик смотрит ему вслед.
-Перчатки бы взял, пацан реальный. Господи, с кем приходится работать! - задумывается. - Кстати, вроде из этого флакона Мишка в прошлом году крыс травил? А потом разбодяжил чем-то. Сработает ли?
Петров и Боширов у окошечка кассы считают английские деньги.
-И это все?
Голос из окошечка:
-Суточные, как положено, по постановлению от 2005 года — 69 долларов в сутки, в фунтах по курсу. День отъезда — оплачивается как за границей, день приезда — уже по домашнему довольствию.
-Это, того... А на такси? А пожрать? И где это, интересно, в Лондоне можно переночевать за 69 долларов?
-Пожрать — доширак с сообой возьмешь. На такси — не барин, на электричке доедешь. Билеты привезешь, получишь компенсацию. В рублях по курсу. Следующий!
Петров и Боширов грустно сидят в тесном номере обшарпанной лондонской гостиницы на краю двуспальной кровати, готовят доширак, заливая его кипятком из алюминиевой кружки, в которой болтается электрокипятильник.
-Скучно как-то это все. Давай по маленькой, что ли?
-Доставай.
Обрывочные кадры:
Петров и Боширов пьют из пластикового стаканчика.
Петров и Боширов в маленькой лавочке покупают польскую водку.
Петров и Боширов в каком-то подвале, где мелькают разноцветные огни и орет музыка.
Петров и Боширов с какими-то девицами, громко хохочущими и тараторящими непонятно что. Петров морщится, повторяет: Йес, йес, окей, - и тащит девицу за собой.
Размалеванная девица в номере Петрова и Боширова берет с полки флакон с духами, хочет побрызгать на себя, но появляется Петров, отнимает у нее флакон и вытаскивает девицу за руку из ванной.
В разгромленном номере на полу лежит помятый Петров.
Утро. Петров со стоном открывает глаза.
-Господи! Где я? Кто я?
В ответ с другой стороны кровати начинает стонать Боширов.
продолжение
