«Творческий хулиган»: Валентин Гафт и его незабываемые роли

Народный артист РФ умер на 86-м году жизни.

Сначала ему казалось: он вытянул счастливый билет в искусстве. Поступал в два театральных училища одновременно, чтобы наверняка, взяли в школу-студию МХАТ. Ее он окончил, долго менял театры и амплуа и до настоящих «больших ролей» дорос только к 35-ти.

В театре «Современник» как раз бразды правления в свои руки взяла Галина Волчек, которой всегда нравились «творческие хулиганы». Гафт потом напишет об этом стихи, формально посвятит их Высоцкому, но всегда будет подразумевать, что это и о своей богатой творческой биографии.

«Мы живи, а они ушли туда, взяв на себя все боли наши, раны,

Горит на небе новая звезда, ее зажгли, конечно, хулиганы»

Сама Галина Волчек, которую он переживет меньше, чем на год, как-то сказала о нем: «Во всем, что бы он ни делал, он был Гафтом». Это было признанием каноничности стиля. »

«Даже советского бюрократа играет с манерами аристократа», — писали о его персонаже Сидорине из комедии «Гараж», сделавшей Гафта навсегда любимцем публики.

«Холодные красавцы», «симпатичные злодеи», «отрицательные, но очень харизматичные персонажи» — что ни роль Гафта, то выдержанность образа до мельчайших деталей. Всегда смотрит на партнера чуть свысока, да и зрителю дает понять: это только кажется, что все так просто, на самом деле Гафт-актер очень сложен, даже в ролях, где все, казалось бы, предельно понятно. Вроде бы новогодняя музыкальная комедия «Чародеи», а такая антисоветчина в одном монологе, что впору картину класть на полку.

Однажды даже эмпирическую «единицу юмора» предложили так и назвать «один Гафт», по примеру джоуля или ампера. Потому что Гафт был точным, как прибор, и мощным, как выработанная им энергия.

При этом и в образе советского полковника и уголовного авторитета Гафт смотрелся абсолютно естественно и органично. После фильма «Анкор, еще Анкор» ему писали письма с вопросом: «в каких войсках служили», а после роли в картине «Воры в законе» пригласили на «бандитскую стрелку».

Эти его размышления о жизни, помноженные на разносторонние таланты, раскрыли еще одну творческую грань Гафта — стихотворную. При этом он сам разграничивал стихи и просто эпиграммы, которыми стал знаменит ничуть не меньше, чем киноролями.

«Всегда играет одинаково актриса Лия Ахеджакова» или про «не остановить поющего Кобзона» — Гафт в роли эпиграммного критика любили и недолюбливали в равной степени.

Сам он эпиграммы называл несерьезными размышлениями, но при этом удивлялся их популярности издавались целые сборники «подделок под Гафта». А значит, его слова, как и его образ, тоже всегда попадали в точку. Правда, в последние годы тех, кому он посвящал свои стихи, становилось все меньше. Друзья и коллеги уходили один за другим, он сокрушался, сам болел и на одном из последних появлений на публике прочел свою, пожалуй, самую знаменитую эпиграмму. После чего ушел. Как всегда, под аплодисменты.

«Живых все меньше в телефонной книжке,

Звенит в ушах смертельная коса,

Стучат все чаще гробовые крышки,

Чужие отвечают голоса.

Но цифр этих я стирать не буду

И рамкой никогда не обведу.

Я всех найду, я всем звонить им буду,

Где б ни были они, в раю или в аду.

Пока трепались и беспечно жили,

Кончались денно-нощные витки.

Теперь о том, что недоговорили,

Звучат, как многоточия, гудки».