Впервые Дуньку я увидел где-то в 2000-м или 2001-м году, незадолго до смерти моего отца, когда приезжал из другого города навестить родителей. Она уже тогда была кошачьим подростком. Сейчас – начало 2021-го года; значит – за плечами у Дуньки как минимум двадцать лет непрерывного кошачьего стажа. Почему её назвали Дунькой? Не знаю. Но, скорее всего, из-за ярко выраженного контраста в обличии, «манере держаться» и умении «себя подать» со своею мамой-кошкой по имени Белка, которая выглядела просто как некая особа благородных кровей (невооруженным глазом просматривались «сиамские» черты и окрас был какого-то приятного палевого цвета) и являла собою настоящую «леди» кошачьего мира. А что Дунька? Обыкновенная чёрно-белая кошка, каких полно в наших российских дворах. С самого своего детства Дунька была «дичком» и избегала посторонних глаз: её вообще трудно было где-либо увидеть в квартире, и лишь по некоторым следам её жизнедеятельности можно было догадаться об её существовании. Так что в тот раз мы с ней практически как говорится «не пересекались». Прошли годы, и вот так случилось, что почти все последние десять лет мы живем с ней только вдвоём в той же самой квартире моих родителей. Мне всё же удалось найти к Дуньке подход и она перестала быть такой уж дикой, хоть и не до конца: до сих пор она при любых попытках приподнять себя даже ненамного от «земли», я уж не говорю о том, что бы прижать её навесу к своей груди, мгновенно выпускает огромные когти, которые при их виде никак не соответствуют вполне скромным размерам их хозяйки. Правда, если уж и говорить о когтях, то уже давненько некоторые из них на передних лапках постоянно находятся в «полувыпущенном» состоянии и при ходьбе по полу издают своеобразное «цоканье». Когда-то Дунька была очень чуткой к любым посторонним звукам и её ушки, почти всегда расположенные в горизонтальном положении и как я их называю «ушки самолётиком», сразу же реагировали на любой из них. Но несколько лет назад Дунька напрочь оглохла: можно сколько угодно щёлкать пальцами или хлопать в ладоши над её ушками – никакой реакции. А 22 сентября 2020-го года моя Дунька ослепла. Я помню эту дату так как это был мой первый рабочий день после отпуска. Ещё в обеденный перерыв моё «зеленоглазое такси» глядело своими глазищами в мои глаза, когда я её «жулькал» (слово заимствовано у моей бывшей супруги и «жулькать» означает что-то вроде «ласкать»), а вечером в поведении Дуньки вдруг появились какие-то странности. Пока что-то там на кухне у меня готовилось в качестве ужина, я сидел в комнате перед телевизором и как-то не сразу обратил внимание, что Дунька, которую хорошо было видно через полностью открытую дверь, уже непривычно и подозрительно давно ходит кругами по коридору и протяжно «помявкивает». Ну да ладно – мало ли что у «человека» на душе; может, переживания какие… Но, когда она очень неуверенно зашла ко мне в комнату, точнее – в нашу с ней комнату, и начала натыкаться мордочкой то на стену, то на ножку стола…, тогда меня пронзила тревожная догадка… Усадив её на старое кресло, где была оборудована для неё лежанка в виде ненужного мне одеяла, я взял в руки её мордашку и заглянул ей в глаза… Глаз не было, вместо них были мутные круги без зрачков – Дунька ослепла. Посмотрел в Интернете картинки и пришёл к выводу – катаракта; единственный способ избавления – хирургическое вмешательство. Нашел телефоны клиник, позвонил в одну из них – в нашем городе такие операции животным не делают. Значит - Дунька ослепла НАВСЕГДА… Лишь позже до меня дошло то, что если бы такие операции на глазах и делали, то вряд ли бы моя престарелая кошка выдержала наркоз.
Наступил октябрь, уже были первые морозцы, в квартире тоже было совсем не жарко. Пришлось включить обогреватель, рекламируемый Анатолием Вассерманом; рядом на полу постелил простыню как запасной лежак для Дуньки. Придя как-то в очередной раз домой на обед, на простыне и вокруг неё заметил подозрительно много клочков кошачьей шерсти. Уже и шерсть начала выпадать… Оказывается, всё было ещё хуже… Первый приступ у Дуньки я увидел вечером; она вдруг засипела, начала с бешенной скоростью кружиться как бы гоняясь за своим хвостом, затем завалилась на бок и стала неистово сучить всеми четырьмя лапами, при этом выдирая когтями из себя клочки шерсти. Я подскочил к ней, слегка придавил её тушку руками, пытаясь что-то сделать и успокоить, шептал какие-то слова… Всё длилось примерно минуту или чуть больше, затем прекратилось. Дунька лежала без всяких сил и лишь шумно и отрывисто дышала. Через несколько минут она с трудом встала и на дрожащих лапках дошла до лежанки, где села и просто застыла, уставившись незрячими глазами куда-то в угол. Я уже ложился спать, а она всё сидела в том же положении. Не знаю как, но всё же мне удалось уснуть этой ночью. Под утро приступ повторился. Следующий мне пришлось увидеть в обеденный перерыв. На всякий случай я в домашних завалах разыскал небольшую садовую лопату и стал мысленно подготавливать себя к неизбежному. Но, … вечером не было ни одного приступа! И на следующий день! И ещё на следующий! Мой маленький «стойкий оловянный солдатик» - глухой, незрячий, с подтекающим левым глазёнком, победил и эту напасть! И тогда мы поставили цель – пройти рубеж 20-го и 21-го годов. И мы его прошли. Но случилось нечто другое. Ужасное. Мне стыдно об этом писать, но я напишу. Я – предал своего маленького друга. Получилось так, что ночью перед первой рабочей неделей в наступившем году я практически не спал; пришёл на работу совсем не в бодром настроении и весь день чувствовал себя как зомби. Еле дождался вечера и уже в двадцать один ноль-ноль был в постели. Но именно в этот день у Дуньки начался кошачий «ор»; это, если кто слышал, очень мерзкие и отвратительные, притом ещё и громкие звуки, которые практически невозможно передать никакими словами. Выглядело это следующим образом: Дунька громко спрыгивает с кресла на свои когти, лакает молоко, минут пять «цокает» по полу, затем вспрыгивает опять на кресло и начинает стоя орать во всё горло каким-то чужим грубым голосом, затем как ни в чем ни бывало разворачивается, складывается клубочком и типа спит, но через десять-пятнадцать минут весь ритуал повторяется снова; всю ночь. А если учесть, что наши с ней «лежанки» находятся примерно в метре с небольшим друг от друга, то можно представить себе моё состояние и злость. Иногда я прерывал её рёв, просто привставая в кровати и ударяя рукой по её хвосту; в ту ночь этого было достаточно – Дунька резко затыкалась, и контрастно тоненько мяукнув, укладывалась как путёвая. Ненадолго. Короче, если я и спал, то не более часа. Выдержал ещё один рабочий день. Впереди предстояла очередная ночь. Была надежда, что Дунька закончит свои гастроли так же как и начала. Такое с ней было всегда, пару-тройку раз в год; и март тут вообще не причём. Я в неё и тапками кидался, и гонялся за ней среди ночи по комнатам, а поймав, нещадно лупил по заднице. Потом мне, как правило, становилось стыдно за свою агрессию и я просил у неё прощения, благо, что Дунька вообще не злопамятная – будучи ещё десять минут назад отлупленной, она всегда, пусть и с некоторой опаской, возвращалась на своё привычное место лёжки и урчала, если её начинали «жулькать».
И вот эта ночь наступила… В бешенстве я с силой схватил всю её морду в ладонь, да так, что у неё из носа брызнула кровь, а другая рука сжимала её шею и … лишь какие-то микросекунды оставили Дуньку жить на этом свете. Она в испуге «уцокала» в соседнюю комнату. Я лежал, тяжело дыша, мне хотелось схватить её и со всего размаху размазать по стенке. Скоро опять утро. Мне опять не удалось поспать, вместо этого я полночи курил в туалете. Вскочив с кровати, я нашёл её в соседней комнате и с размаху ударив всей ладонью по спине ближе к хвосту, пошёл курить очередную сигарету. Затем опять лёг и в голову пришло отчетливое, неправдоподобно жесткое и хладнокровное решение – вынести Дуньку в ближайшую посадку и там оставить. Я, как самый последний садист, с неописуемым странным и запретным восторгом стал смаковать детали страшной расправы с надоевшей орущей кошкой. Вот я её приношу, вынимаю из пакета и усаживаю на безлюдной заледенелой дорожке в посадке. Разворачиваюсь и просто ухожу. Или не сразу ухожу? А сажусь на корточки в нескольких метрах от неё и наблюдаю. А передо мной сидит маленькое, не очень опрятное тельце, дрожащее от холода, слепое, глухое и недоумевающее. Интересно, будет ли она мяукать или всё будет происходить молча? Будет ли пытаться нащупать лапками какой-то путь или же останется замерзать так? Что в этот момент происходит в её маленькой головке? Какой же ужас там творится! И как же сильно бьётся её сердечко! Стоп! Хватит. Я с облегчением прерываю эти мысли. Как хорошо, что моя Дунька жива! И как же я её люблю! Ори себе на здоровье! Тебя и так твоя старость одарила столькими «подарками», а ты всё преодолеваешь. Хоть и в очередной раз не выспавшись, но я с лёгким сердцем иду на работу. Я лучше узнал себя, я узнал, что во мне есть мерзавец, который был готов из меня вылезти, но у него не получилось. Надеюсь, что и не получится. И вообще, зверьё - оно лучше людей; оно не может быть подлым как мы.
37.1к
