Педофилы и насильники гораздо ближе к вашим детям, чем вам кажется. Я вам расскажу несколько реальных истории из моей жизни. У каждого найдется по паре-тройке похожих, а то и более трагичных. По статистике 20 процентов детей подвергаются постоянному сексуальному насилию
Мир прекрасен, только люди его портят (еврейская пословица)
Моя недавняя статья о популяризации педофилов и насильников в СМИ и на ТВ вызвала рекордный отклик от читателей. Скажу честно, я этого не ожидала. Писала ее, как всегда от чистого сердца, вложив души ни больше, ни меньше, чем в статьи о том, как я чуть не умерла от ковида или Томском музее репрессий (он называется иначе, это я просто назвала, как в обиходе часто говорим, ниже можно почитать и, конечно, посетить)
А такой отклик на статью о насильниках и педофилах означает одно, что это многих очень беспокоит и волнует.
А смещенные ориентиры, похоже, были и у людей и в восьмидесятые годы тоже, потому, как тогда вообще все замалчивали и озвучивать было непринято в силу того, что пострадает от порицания жертва в большей степени, чем пострадавшая сторона.
И так, вот несколько эпизодов, где есть место таким событиям.
1986 год, пятый класс, для меня новая школа. Все девочки до слез не хотят ходить на физкультуру. Учитель физкультуры-возрастной дядька по кличке Карась, имени я не помню. Каждый урок собирал девочек у себя в комнате, пока мальчики играли в волейбол или баскетбол (выгонял их в зал и закрывал двери), и проводил беседы о менструациях, об интимных оношениях, перемежая это все пошловатыми шутками, облизывая слюнявые, вечно красные губы, потирая потные ладони и поглаживая по груди (господи, она только начинала расти у многих) или по попе очередную маленькую жертву, которая пребывала в таком диком ступоре стыда, что боялась пошевелиться. Были любимые девочки, это те, которые уже имели некие формы. Мог чмокнуть невзачай в шейку, положить руку между ног, когда одноклассницы качала пресс, сдавая ему нормы. Иногда приглашал один-на-один к себе в комнату, девчонки вылетали оттуда свекольно –красные и убегали в раздевалку. И самое во все этом непонятное, что бы вы думали?
А это то, что все об этом (весь поселок) знали и спрашивая о том, как дела в школе, я нередко слышала вопрос такого плана: ну, че, этот старый извращенец все еще работает в школе? То есть растление малолетних –это вроде как бы и ничего необычного, ну подумаешь.., даже смеялись, что-то вроде камеди. Даже учителя знали, и когда мы жаловались, они отводили в сторону глаза, делая такой вид, словно думали: О, снова эта неудобная информация.., избавьте нас от нее, мы не знаем, что с ней делать. Нулевая терпимость к насильственным действиям сексуального характера к детям тогда была нормой. Зашевелилось общество совсем недавно.
Еще случай, пожалуйста. Мне лет 14, выходной, я под дождем иду к подружке в гости, останавливается машина. Знакомая мне машина и дядечка, ровесник моего отца, много раз приезжал к нам, был вхож в дом, приятель и коллега папы, они на рыбалку вместе ездят, папа помогает ему с ремонтом машины.
-Ты че под идешь дождем? К подружке поди пошла?
-Здрасти, да,к подружке, мне нравится дождик.
-А где она живет?
Отвечаю, что там-то, на такой улице (достаточно далеко)
Он: - Садись, я там на соседней улице, довезу.
Я знала примерно, что он действительно там живет неподалеку, папа говорил всегда о нем, как о хорошем товарище. Села. Едем.
Не туда. Остановился в месте, где мало домов, положил руку на мою коленку. Придвинулся. Делает нелепые попытки поцеловать, все это молча, поспешно и трясущимися холодными руками. Я отстраняюсь, пытаюсь открыть дверь, не могу.
Я очень помню свое эмоциональное состояние. Возможно, странно, но у меня не было страха в ту секунду. А у него был страх в глазах какой-то параллельно с похотью. Слюнявые губы облизывал, часто дышал, морда покраснела.
И такая злость меня, помню, обуяла! Я, как смелый кот с сабелькой из Шрека, злобно процедиласквозь зубы, вложив всю свою ненависть и презрение что-то типа: только попробуй, гад, меня тронуть, я убью тебя или тебе придется убить меня. Он выскочил из машины, забегал, закурил. Я тоже вышла и напомнила ему о жене и его детях, которых я знаю, с которыми мы общаемся в школе. И только потом, запинаясь, полубегом понеслась в строну домов. Он кричал вслед что-то типа того: садись, довезу, не бойся! Только отцу не говори!
У меня не было страха тогда, была дикая ненависть, презрение и злость. И понимание того, что за себя, за честь отца я кадык зубами ему вырву, даже умирая. И если глубоко копнуть сегодня в моем сознании, то я нахожу отголоски той ненависти и презрения к мужчинам. Это я поняла сейчас, как на исповеди перед вами, читатели. Писать, оказывается, полезно, словно в себя заглянула.
Но убивать у него в планы не входило, поэтому, насколько я поняла тогда, он испугался сам такой агрессии и решимости, исходившей о меня.
И я не сказала никому. Почему? Да потому, что нас так воспитывали! Не было в нашей стране ни секса, ни отношений, ни насилия и вообще ничего, что могло бы быть связано с таким явлением, как половой акт, а тем более насильственный и унизительный. Со мной никто, никогда не разговаривал об отношении полов. Все, что мы знали, это из уст в уста передаваемые истории, часто страшилки с оттенком осуждения, да информацию из газеты СПИД-инфо, что было большим кладезем на девственное поле знаний о том.
Я маме об этом рассказала уже будучи сама мамой. Она очень сильно расстроилась, для нее это было травмой, и попросила никогда не говорить папе, для него бы это было ударом, несмотря на то, что товарища того уже давно не было в живых.
Я пошла в первый класс в маленькой сибирской деревне, там народу –то было меньше тысячи, наверное во всей деревне. У нас был туалет на улице метрах в 150 от школы, там еще дорогу надо было перейти, без слез не вспомнишь. А зимой в минус 30 без слез не дойдешь.
И при том народонаселении, том менталитете, в туалете постоянно тусили эксбиционисты. Я сейчас расскажу, многим покажется бредом, но это было. Туалет мужской и женский на несколько дырок в полу, через длинную перегородку. Заходя туда, мы каждый раз прислушивались, чтобы никого через перегородку не было и только тогда садились писать. В перегородке были округлые дырки на уровне пояса, откуда иногда виднелся чей-нибудь *** (писать слова такого плана не стоит, ну вы поняли). Девчонки дико пугались и убегали. Нам никто ничего не объяснял, мы не ходили туда по одной никогда. А выбежав, часто еще и натыкались на дядю с торжественно распахнутым пальто. И каждый поход в туалет равнялся прохождению сложного квеста на выдержку и тренировку психики. Я это пишу сейчас и понимаю, что это треш просто какой-то, но мы так жили! И учителя ходили в этот е туалет. Если мы играли на улице и подходил к забору «ибицианис» - мы так их называли, то учителя продленки просто нас молча отводили в другую сторону.
В классах постарше их ловили пацаны и хорошенько били. Привлекали ли кого-то за то, не знаю. Потом их стало поменьше. Может сами попередохли.
И самое страшная история, сторонним свидетелем которой я была. Тоже примерно лет 14-15 не помню точно. Летним вечером, часов 9-10 ко мне пришла девочка из нашей школы, мы с ней были не особо подружками, но приятельницами точно были.
Заплаканная, испуганная, вся трясущаяся. Она пришла ко мне с просьбой дать ей треко до завтра, так как ее штаны были порваны и грязные, она не могла так идти домой. Боялась родителей. Я будучи взрослой только поняла, какая это трагедия. Тогда мы все боялись родителей. Она своих, я своих. Было страшно рассказать, было невозможно говорить об этом.
Она шла пешком домой от родственников вдоль дороги, опоздав на последний рейсовый автобус. Ее догнал их сосед, милиционер, которого знали все и который знал всех (ему по службе полагалось), ему тогда было лет 30-35, наверное. Она сказала, что даже немного обрадовалась, что идти не одной, а с уверенным и сильным Дядей Степой почти из детского стишка. В месте, где было меньше домов, он ее просто затащил в какие-то тальники, заткнув рот и изнасиловал. Пригрозил, чтоб молчала. Потом она долго сидела в кустах и боялась выйти, из нее что-то вытекало, она думала кровь, пошла мыться к какой-то луже. Он потом вернулся, стал ее искать. Она легла на землю, чтоб он ее не заметил. Не нашел и ушел. Возможно, он хотел ее убить, не знаю. Сейчас можно только предполагать. Она, придя ко мне, даже сильно плакать не могла, вся каменная какая-то была. Я ей дала какие-то штаны, спросила, что она будет делать. Мы,две девочки сидели на корточках за баней в крапиве, я помню ее слова: клянись, что никому не скажешь про меня. Клянусь, сказала я. Она размазывала скупые слезы по пыльным щекам, но не плакала, а словно скулила. Потому-что в то время, рассказав об этом, ты не стала бы героем ток-шоу. На тебя бы в то время смотрели, как на прокаженную. Отвергнута обществом была бы вся семья, все поголовно бы подверглись порицанию. Жертва всегда виновата сама. И это работает в обществе до сих пор. К сожалению. А я, став свидетелем ее горя, не имела морального права с кем-то это обсуждать. Так я думала тогда, да впрочем, и сейчас. А если бы, наверное, и посчитала это возможным, я даже не представляю, как, кому и что надо было бы говорить, какими словами. Все это событие мне казалось одним сплошным ужасом. Но, несмотря на то, что я ее поддержала, у меня было ощущение, что я замаралась. И мне было одновременно стыдно за это ощущение, но я не могла изменить свои эмоции. Это единственное, чем мы не можем управлять. Мне хотелось, чтобы она скорее ушла.
Я ощутила похожие чувства года три назад, когда прочитала книгу Зульфю Ливанели " Счастье", прочитайте, глубокое произведение о диких традициях.
Она больше никогда не общалась со мной близко, была молчаливая, отстраненная в школе, но училась хорошо. Я знаю, что у нее сегодня есть дети, она замужем. А у того подонка две дочери, он сам умер при странных обстоятельствах, вроде как он умер не своей смертью, но расследование было вялое. А я думаю, что просто это не единичное его преступление, и кто-то решительный его приговорил.
Научите своих детей правильно общаться с неадекватными людьми, каждой девочке пригодится в жизни алгоритм действий при харассменте на работе, что сегодня тоже весьма злободневная тема. Тут вообще, по-моему, бескрайняя даль примеров будет у многих, может кто и поделится в комментариях. Ну это уже другая история, хотя вытекает из той же реки.
Ну, думаю, достаточно примеров, чтобы понимать, что должна быть духовная близость с ребенком, полное его принятие и безусловная любовь. Лишь в этом случае он всегда расскажет вам, открыв любые детские и не совсем, порой, детские секреты. И неважно, какими словами он это выразит, он должен знать, что вы его всегда поймете, объясните и поддержите. Не должно быть запретных или неудобных тем.
Будьте внимательны к своему окружению, но не возводите сверхподозрительность в идею. Вокруг полно хороших, порядочных и добрых людей.
