Военные заявляют о себе доблестью и отвагой. Игорь отмечен двумя медалями ДНР и знаком отличия - крестом «Доброволец Донбасса». На такой имеют право, воевавшие в первой волне добровольцев (Абдула участвовал в боях за донецкий аэропорт и Дебальцево). К пятнадцатому году он был уже уважаемым бойцом ополчения. В ВС ДНР Абдула продолжил службу по контракту. Перед ним даже открывались карьерные перспективы: в батальон специального назначения его сразу зачислили офицером (мл. лейтенант).
Однако, Абдула привлёк моё внимание не армейской службой, а обстоятельствами свой смерти в неполные тридцать пять лет: умер Абдулвалеев на операционном столе больницы родного Челябинска. И не боевых ранений, а от перенесённых им в следственном изоляторе ДНР допросов «с пристрастием».
«В застенках», «на подвале» - актуальная лексика молодых республик, описывающая стилистику осуществляемой в народных республиках власти. А пыточные ухищрения (удары током, переломы конечностей, многочасовые избиения – это стало там «новой нормальностью». С послевоенной дикостью свыклись; её даже пробуют обосновать: мол, прежние методы малоэффективны; люди, прошедшие «через огонь и воду», «толстокожие» – нужны методы допросов много жёстче прежних. Критики объяснений произвола, видят в такой логике «заукраинскую» сущность правоохранителей. Надо заметить, что под заукраинцами понимаются люди, не принявшие народный выбор четырнадцатого года, и “в горячую пору” борьбы за Донбасс отсидевшиеся в тылу – в России, или же – в Украине (тут большого различия не видят); а после “минского замирения” вдруг оказавшиеся в Донецке и Луганске при должностях. Обличители таких «пацифистов» теперь гадают, кто им теперь «куратор» - Москва или Киев?
История Абдулы во многом действительно завязывается на пресловутом “Минске-2”. Именно после него начинается спешное переформатирование добровольческой армии в контрактную, завершившееся утратой её «повстанческого духа». Помните слова революционной песни «Так пусть же Красная сжимает властно”? Так вот, после перехода на контракт, никакая армия властно ничего делать не способна. Тем более, в условиях мира (перемирия) и верховенства дипломатии. Власть же переходит к тому, кто контракт с военными и заключает. Всесильное в четырнадцатом ополчение уступило свою власть за «долю малую». И теперь идейность и цели повстанцев, стоявших у истоков государственности ЛДНР, никого не волнуют. Похоже, такого поворота событий там не ожидали.
Впрочем, многие полевые командиры подвох в политической игре Кремля усматривали и заявляли, что затягивание конфликта под «минские обязательства» не в интересах Донбасса, а сами соглашения – непонятная уступка Киеву. Но и они, видимо, не связывали сам факт формирования марионеточных республик с началом конца «русской весны» на Донбассе и точкой в истории воссоединения с Россией. Были и те, кто продолжил духовно-политическое противостояние “сурковским инициативам”. При этом не принимая доводов, что их «прекрасное будущее» ставит под угрозу настоящее российской олигархии. Чтобы держать общественные процессы Донбасса под контролем, Сурков первым делом привёл к власти в республиках лояльные политике Кремля «гражданской власти». Вскоре из авторитетных лидеров ополчения в живых почти никого не осталось. Однако памятник Мозговому, возведённый на народные пожертвования в Алчевске, показывает кто действительно выражал политический выбор восставшего народа Донбасса.
К шестнадцатому произошло окончательное размежевание в ополчении, причём не всегда тихое. Как бы то ни было, одни добровольцы возвратились в Россию, другие же - через принятие ими новых принципов организации армии - начали жизнь контрактников.
Впрочем, в те дни могло показаться, что война на Донбассе закончена (или вот-вот наступит мир), и ополчению пора меняться: мол, на смену «махновщине» должен прийти порядок регулярной армии.
Имя революционера-анархиста тогда всё чаще стало звучать в негативной коннотации, хотя для местных Нестор Махно оставался в статусе народного героя. Мем «Махно против Бандеры»-хорошо показывает эту народность.
В марте пятнадцатого на торжественном построении отправляемой «на передок» роты чиновник Народного Совета ДНР Алексей Александров записывал себе в заслугу присвоение их бригаде имени Нестора Махно. Но уже при формировании в том же расположении через неделю следующей роты, столь знаковое тут имя ни разу не вспомнили. А против Александрова в сентябре того же года МГБ ДНР возбудило следствие в связи с его «деструктивной деятельностью». Правда, какое-то странное: пограничники ДНР попросту препятствовали возвращению политика в Донецк из поездки в Россию. Но это частности - административная турбулентность того времени зашкаливала. Важно - другое: в пятнадцатом на Донбассе никакие идеологические вольности уже не допускались. А политическая сфера «народных республик» была под жёстким контролем кремлёвских кураторов.
В блогосфере «махновщину Донбасса» клеймили многие российские политики, прошёлся по ней даже Лимонов. Будто не понимая, что пресловутая борьба с махновщиной – это борьба, прежде всего, с их влиянием на ополчение. Вместе с установленным в ЛДНР армейским порядком во все структуры республик проникали порядки и нравы буржуазной бюрократии. В российском оформлении они тоже оказались не сахар. А тот дух вольности и братства, характерный для “революционного четырнадцатого” вскоре ушёл из республик безвозвратно. Будь иначе, кто бы рискнул попытать бойца в тыловом каземате? Запомнился пост в «ВКонтакте» бывшего командира ополчения Игоря Безлера на осуждение луганским судом Костина за якобы (вместе с Мозговым) ограбление и убийство директора шахты в мае четырнадцатого года: «Почему бойцы бригады Мозгового до сих пор не заставили сожрать это уголовное дело прокуроров, а судью – его решения?». Вопрос был явно риторическим. Ну, а сам Костин вскоре умрёт в СИЗО, так и не дождавшись ни революционной, ни бюрократической справедливости. На одной из сохранившихся аудиозаписей из суда в его голосе сожаление, что ополчение привело к власти тех, кто теперь чинит над ними расправу.
Девиз «Союза добровольцев Донбасса» (СДД) «За други своя» к моменту регистрации самой организации уже не отражал духовного смысла новой реальности Донбасса. В донецком расположении приходилось наблюдать, как добровольцы, прибывшие на Донбасс после «Минска-2» ничуть не смущаясь своих командиров на одной из вечерних поверок грозили друг другу расправой, “как только выдадут автоматы”. А «в тесном кругу» новобранцев гуляли «дикие подозрения»: например, что «лимновцы» могут стрелять «в спины» тем, кто увидит их трусость в бою. Высказанное допущение списал на боязнь культивируемого среди политизированной молодёжи образа героя: мол, это может сказаться на их психике бойцов. Вдруг представление о себе, как герое окажется далекими от реальной сущности? Как исправить такую «ошибку»? Уже усвоено: в условиях войны работают только радикальные методы!
(продолжение следует)
