Що маэмо, те маэмо

В обиходе много слов, смысл которых доходит не сразу. Вот говорит ополченец Старый: "Що маэмо, те маэмо". Переводишь по наитию: "Что есть, то есть". Тем более, на столе нехитрая закуска и стакан водки подсказывают: речь - о съестном, о материальном. Но потом эти же слова слышу, когда гуляем с ним по улицам Донецка, а рядом ничего, что принадлежало нам. Ну, кроме заношенного камуфляжа. Невольно задумываешься: "Що маэмо"?

О своём спутнике знаю немного: его дом - под «укропами", на оккупированной территории мятежной республики, остались семья, друзья, работа. Здесь же, в прифронтовом Донецке у него только «казённый» матрас на полу расположения, да затертая "флора" (российский камуфляж). Ещё, конечно, сильное желание вернуться домой. Конечно же, с армией. Ибо домой теперь иначе не прийти. Но она, эта армия, окапывается под Донецком. Старому же так надо домой, что перевёлся в наше расположение из соседнего на улице «8 марта», прослышав, что мы пойдём освобождать ДНР в нужном ему направлении. В серьёзность минских соглашений он не верил: мол, хитрость Москвы, передышка перед бурей.

Так,"що маэмо"? Эта приговорочка сопровождала разные ситуации, требующие оценки. И, неизменность интонации, наконец, подсказала перевод, он говорит не о том, что имеется, а об окружающей нас реальности "что есть, то есть". Реальность, которая ему не в радость. Узнаю, что авторство этих слов народная молва записывает за первым президентом Украины Кравчуком. Может, Кравчук тоже говорил о реальности? Хотя, вряд ли... У Старого эти слова – горестный выдох. В нём – и весь личностный смысл и если реальность, то другая.

P.S. Нашёл эти записки в блокноте за апрель пятнадцатого. Тогда, после минских соглашений, не прошло и двух месяцев. Старый, очевидно, жил надеждой, что армия ДНР скоро освободит всю республику. Он не допускал мысли, что та горькая его сердцу реальность пришла всерьёз и надолго.

По возвращению в Россию часто запрашивал в поисковике «Яндекса» позывной своего донецкого знакомого. В надежде узнать, как складывается его судьба. Но ничего о нём не находилось: встречались другие Старые, но не «мой». Только в конце двадцатого года списался с одним из сослуживцев Старого - Шустрым. Тот - из Славянска. Свой позывной получил от Стрелкова, за расторопность. Семнадцатилетний пацан в четырнадцатом году легко вошёл в ту войну Одно время со Старым служил в одной роте. И в разведке преуспел, и в окопной войне. Дослужился до политрука. Теперь - в Москве. Зарабатывает на шиномонтаже. О Старом рассказывать ему было почти нечего - погиб.