Знаешь, мама, он здесь был. Импрессионист из Тбилиси Резо Габриадзе

МОСКВА, 29 июн — РИА Новости, Павел Сурков. Есть люди, которые создают не просто литературные или кинопроизведения. Они придумывают язык, а мы с вами потом на нем говорим. Именно это и сделал Резо Габриадзе — сочинил наше современное общее наречие. Сами того не ведая, мы думаем цитатами из Габриадзе. Удивительно, но факт. О недавно ушедшем мастере, которому сегодня исполнилось бы 85 лет, — в материале РИА Новости.

Его стихия — образ: и визуальный, и словесный, но неизменно точный и ясный. Сочетание картинки и звука, оживающих вместе, — это, пожалуй, главное для художника. Но Габриадзе был еще и невероятным лириком, причем лиризм его восходит к каким-то совершенным и запредельным образцам. Он умел видеть сложное в простом, выстраивая из обычной, по сути, бытовой истории ярчайший по силе коллаж образов, слов, цитат, настроений, который мгновенно завладевал зрителем.

Конечно же, представить нашу жизнь без "Не горюй!", "Мимино" и "Кин-дза-дза!" — сценарных шедевров Габриадзе, рожденных в тандеме с верным другом и соратником Георгием Данелией, совершенно невозможно.

Поставьте простой эксперимент — попробуйте сутки говорить только цитатами из этих трех фильмов. Поверьте, у вас получится: во-первых, вы помните их посекундно, а во-вторых, язык героев одновременно и прост, и точен. Вот это чувство языка, связанное и с духом, и с настроением, — то, что Габриадзе освоил на каком-то божественном, метафизическом уровне. Фантазия переплетается с реальностью, и простая история, начинавшаяся как устный рассказ, вдруг обрастает фантастическими подробностями, смешными нелепицами и разверзается круговоротом совершенно непредсказуемых и невероятных событий. Откуда у него такое чувство истории? Да оттуда, из детства, из грузинских дворов и компаний, где начинает рассказывать один, а второй уже подхватил: "Как, ты что, забыл? Все же было совсем не так!" А вот уже и третий рассказчик подключается. И у каждого свои подробности, особенности, язык, многоголосие — шумное, протяжное и певучее, как грузинская песня.

Талант Габриадзе — сродни античным сказителям: он не просто придумывал истории, он их воспевал, оживлял, наполняя новыми смыслами, казалось бы, совершенно обыденные вещи. Как в финале первой серии "Кин-дза-дза!": инопланетными артефактами с легкостью могли оказаться колокольчик от донки и осколок кавказской керамики — да такого хлама в любом сарае полно, вот только по велению мастера будничное становится магическим. И попробуйте опровергните, что это все нашли не на затерянной планете Плюк!

Ровно на этих принципах простого и земного волшебства Габриадзе строит свой театр марионеток. Как человек становится в некий момент марионеткой высших сил, так и простенькие куклы Габриадзе, ведомые рукой невидимого артиста, вдруг выплескивают на зрителя истории такой глубины и мощи, что замирает сердце и слезы наворачиваются на глаза. Габриадзе говорил с публикой о вечном так, что становилось понятно все и всем. Его чудесный театр в центре Тбилиси — уютное зданьице с башенками и лесенками, где смешались и национальные мотивы, и какие-то всем понятные сказочные образы — всегда открыт для чуткого зрителя. И к Габриадзе приезжала его публика со всего мира, на спектакли Театра марионеток билеты практически не достать.

Он в итоге отказался от привычных детских или развлекательных историй, оставив в репертуаре четыре мощные притчи, каждая из которых не просто шедевр, а фактически — учебник жизни. Трагическая "Песнь о Волге", ставшая "Сталинградом", — лучший спектакль Габриадзе (а может быть, и лучший кукольный спектакль всех времен и народов): история войны, где переплелись судьбы не только людей, но и вообще всех живых существ. От крохотного муравьишки до коня Алеши, который пытается найти подругу — лошадку Наташу. И война становится не просто вселенской трагедией, а персональной историей всего живого, индивидуальной трагедией. Без обиняков, без сантиментов — но на разрыв сердца. Или "Рамона" — история о любви двух паровозов, где через эстетику цирка (Габриадзе обожал цирковое искусство как один из видов театра, непосредственно взаимодействующий со зрителем на уровне самой мощной эмоции) вдруг объяснялось все, что можно сказать о романтике как таковой. Где чувство сильнее страсти, а доброта и сердечность — важнее всего. Или спектакль "Осень моей весны", словно перекликающийся с мультфильмом "Знаешь, мама, где я был?", последним творением Габриадзе, созданным в соавторстве с сыном Леваном. Вроде бы детские фантазии и воспоминания, которые складываются и в историю страны, и в одну персональную жизнь — самого Габриадзе, который вдруг разрастается до целой Вселенной, и рассказ о его жизни — как учебник, вмещающий в себя чуть ли не все главные события ХХ века.

При этом он с потрясающей легкостью втравливался в любые художественные авантюры. Чего стоит, например, памятник Чижику-пыжику на Фонтанке, мгновенно ставший одной из достопримечательностей Петербурга. А всего-то — крохотная бронзовая птичка, сидящая под мостиком. В этом Габриадзе был сродни французским мастерам площадного искусства, знаменитым цирковым артистам, импрессионистам — делать акт творчества из всего, что подворачивается под руку, лишь бы искренне, лишь бы светло и лишь бы легко. И этот свет он нес в каждом поступке и каждой новой придумке, которых у него, казалось, бесконечное множество.

Резо Габриадзе успел удивительно много — хотя на самом деле так мало: всего несколько десятков спектаклей и фильмов! Но самим пребыванием в нашей жизни, на этой планете, на этой земле он давал нам невероятную силу. Силу любви, силу духа, силу добра — немного наивного, но такого бескомпромиссного и точного, стопроцентно искреннего. Он ушел, чуть-чуть не дожив до 85-летия, — а вот счастья, радости и светлых слез оставил нам еще на века. Это, пожалуй, и есть самая главная магия настоящего волшебника Резо Габриадзе.

ria.ru