На службе циничной жестокости

Как же он был прекрасен, Аля рядом с ним даже дышала через раз, благо рядом они оказывались совсем редко, кто она на его фоне – незаметная студентка-отличница, серая мышка, бегающая от библиотеки до аудитории. А он, он – мечта всех девчонок курса, да что курса, всего университета: высокий, статный, с модной челкой, небрежно спадающей на высокий лоб, с невозможно-синими, почти по-детски открытыми глазами, которые как-то уживались с надменным взглядом.

«Ста-ни-слав», — его имя звучало музыкой, Аля проговаривала его только в своей голове, наслаждаясь каждым звуком. И сам молодой человек, и его имя казались девушке утонченно-благородными.

Как случилось, что именно к ней он подошел перед семинаром, который готовили попарно? Аля думала, с кем лучше объединиться для работы, когда Стас спросил:

— Не хочешь поработать со мной?

И что она могла ответить — разумеется, согласилась. Вопреки ее ожиданиям, юноша не переложил работу на нее, они вместе сидели в читальном зале, а потом он провожал девушку до дома, она жила в самом центре, в большой квартире вместе с родителями.

На последнем курсе они подали заявление в ЗАГС.

— Алька, неужели ты не понимаешь, что он с тобой ради квартиры и карьеры, надеется, что Мишка пристроит его на теплое местечко, — убеждала мать. Она никогда не подбирала слова в разговорах с дочерью, считая, что всегда надо говорить правду. Вера Олеговна работала учительницей, и, разумеется, знала, как надо. Михаил Егорович был главврачом одной из городских больниц, и, разумеется, выпускников медицинского университета вполне мог взять под свою опеку, особенно если это дочка и зять.

— Ну зачем ты так?

— А как, Аля, ты себя в зеркало видела? Как может такой красавец соблазниться? Его возможности нашей семьи привлекают.

Но сердце девушки было занято любовью, в нем не оставалось места даже для обиды. Родители неожиданно быстро согласились, отпраздновали пышную свадьбу, молодым подарили комнату в коммуналке. Стас был недоволен:

— Выгнали, чем мы им в квартире помешали, а тут живи среди алкоголиков.

Справедливости ради, алкоголиков среди соседей не было, квартира полнилась переехавшими из села бывшими колхозниками, наступали девяностые. Казалось бы, деревенский парень Стас должен был чувствовать себя среди них своим, но его уже тронула ржа исключительности. Через пару лет отец купил им квартиру в центре, а еще через год у пары родился Васька – замечательный малыш с папиными синими глазами и открытой Алькиной улыбкой.

Она сразу же почувствовала, что у Стаса другая женщина, и дело даже не во внеплановых дежурствах – он стал другим, его глаза больше не видели ни Альки, ни Васьки.

— Дурочка ты, дурочка, разводись, что ты этот позор терпишь, ведь вся клиника смеется. Отец «эту» выгнал, так он сразу же другую завел! – Мать стала чаще заходить к дочери под предлогом позаниматься с внуком, но ее занятия сводились к бесконечным лекциям о растоптанной женской гордости и дурном примере для Васи. Дочь же слушала молча, низко склонившись над кроваткой, где дремал веселый Васька. Лишь изредка она прерывала выверенную речь матери:

— Я сама разберусь!

— Разберешься ты, как же, отца только позоришь.

Мать, наконец, уходила, а Алька обхватывала себя руками и подолгу смотрела на мерцающий неоном город и думала, думала…

Она не знала, как заставить себя разлюбить, как скинуть это наваждение, чувствовала себя Холстомером на службе князю Серпуховскому. Как-то они смотрели спектакль «История лошади» в постановке Товстоногова в БДТ. Как же был хорош Евгений Лебедев, как он сыграл Холстомера, служащего красавцу-цинику князю, с каким наслаждением он наблюдал за его красивой жестокостью. Не то ли она теперь, не лошадь ли, служащая разврату?

«Люди стремятся в жизни не к тому, чтобы делать то, что они называют хорошим, а к тому, чтобы как можно больше вещей называть своими», — говорил герой Евгения Лебедева, старый мерин. Алька пыталась понять, почему для нее так важно сохранить статус жены Стаса, ведь они совсем чужие, молодая мать хорошо это понимала.

Она набрала номер отца:

— Папа, ты открываешь частную клинику?

— Хочешь Станислава своего пристроить? – в голосе отца прозвучало недовольство.

— Вовсе нет, я хочу сама выйти на работу.

— А как же Васька?

— Ваське найдем няню.

— А что деньги твой муж домой не приносит?

— Не в этом дело, я не хочу больше быть Холстомером.

— Кем-кем?

— Неважно, я подаю на развод.

источник