Летчик по прозвищу «Зверь», получивший запрет на продвижение по службе личным указом Сталина

В середине 70-х годов, после ухода американцев из Юго-Восточной Азии, мировая общественность узнала что такое «вьетнамский синдром». Это вовсе не означает, что до этого человечество не вело никаких войн, а участники боевых действий не подвергались посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР).

В Советском Союзе очень долго делали вид, что «сверхмощное негативное воздействие на психику» возможно только в государствах, где царят хищнические нравы империализма.

Такая лживая пропаганда имела успех до вывода советских войск из Афганистана.

Задолго до этого, отечественные идеологи в категоричной форме отказывались признавать наличие такого синдрома у солдат, прошедших Великую Отечественную войну.

Все проявления ПТСР, как во время, так и после войны, либо замалчивались, либо передавались в ведение военных трибуналов, без привлечения медиков, поскольку психология, как наука, сильно раздражала товарища Сталина.

Один из таких случаев произошел в 1944 году, на кубанском аэродроме, где поздно ночью приземлились два истребителя из 4-й воздушной армии Северо-Кавказского фронта.

Капитан Камозин с товарищем, доложив командиру авиаполка о своем возвращении, направились в сторону полевой кухни.

Столовая давно уже не работала, но офицеры, остервенело стуча в закрытую дверь, наконец, увидели заспанную физиономию повара, который нагло заявил, что «продуктов нет и не будет до завтрашнего утра».

Оттолкнув кашевара, летчики прошли в помещение и увидели на плите огромный чан с кипящим борщом, а под лавкой нашли баулы с утаенными припасами.

Дальнейшее стало известно из рапорта капитана Камозина, целиком взявшего всю вину на себя, отгородив, таким образом, своего товарища от уголовного преследования.

Оба пилота, избив зарвавшегося кулинара, бросили его в кипящий котёл и, не обращая внимания на нечеловеческие вопли, закрыли крышку, придавив ее весом своих тел.

Человек заживо сварился в течение минуты, после чего офицеры, взяв по банке тушенки и буханке хлеба, спокойно ушли в свою палатку.

Вопиющий случай самосуда выглядел настолько дико, что не доложить о нем никто не осмелился, и очень скоро дело дошло до Кремля.

Товарищ Сталин, как Главнокомандующий, прекрасно понимал, что оставить без должного наказания такую зверскую жестокость невозможно, тем более что военнослужащих нещадно карали и за меньшие преступления.

Однако, с одной стороны, он видел исключительно положительные характеристики Павла Камозина, принявшего свой первый воздушный бой 23 июня 1941 года.

Особо подчеркивалась его скромность в быту, несмотря на обилие правительственных наград.

За это время, отважный пилот был три раза ранен, но всегда возвращался в строй раньше положенного срока и дважды удостоился звания Героя Советского Союза, получив у немцев прозвище «Зверь».

На другой чаше весов был вороватый повар, которого – останься он в живых – следовало отдать под трибунал за несоблюдение субординации и хищение государственного имущества.

Немного поразмыслив, Главный Психоаналитик страны наложил письменную резолюцию: «Летчика от полетов не отстранять. В звании и должности не повышать».

Павел Михайлович Камозин, лично сбивший 35 вражеских самолетов и одержавший 4 групповые победы, встретил 9 мая в госпитале.

После войны, не имея шансов на продвижение в военно-воздушном флоте, он до конца жизни работал в гражданской авиации.

Вряд ли даже сегодня, несмотря на развитие судебной психиатрии, кто-нибудь сможет дать однозначную оценку его поступку.