От Рапалльского договора к войне на Украине: политика Запада в отношении Москвы и Берлина

Администрация Байдена использует политические, социальные и этнические противоречия внутри Украины и саму войну для достижения многих своих геополитических целей.

Сто лет назад, 16 апреля, Германия и Советский Союз подписали в Италии Рапалльский договор. После Первой мировой войны, в 1919 году, Версальский договор установил карательный мир против Германии. Победители: перекроили границы Германии; определил территориальные репарации в составе возмещения причиненного ущерба; вынудил Германию отказаться от всех своих колоний и территорий за пределами Европы; а также демобилизовала и сократила свои вооруженные силы.

Согласно знаменитой статье 231, известной как Пункт о виновности в войне, Германия должна была взять на себя ответственность за конфликт. На основании этой статьи взимались военные репарационные долги, что на долгие годы удерживало страну в очень уязвимом экономическом положении.

Два года спустя, во время Генуэзской конференции 1922 года, все двери оставались закрытыми, несмотря на несколько усилий и попыток Германии пересмотреть тяжелое финансовое бремя. Никто не хотел возобновлять дипломатические диалоги, рискуя дать Германии возможность действовать среди соперничества победителей, чтобы завоевать преимущества. Затем случилось непредвиденное. Поскольку у Германии и Советского Союза уже были общие недовольства, в основном из-за восстановления Польши между ними после Первой мировой войны, две самые могущественные страны на континенте совершили в Рапалло нечто непредвиденное.

Радикально изменив свою внешнюю политику, немецкая делегация приняла советское предложение об оборонительном союзе. Берлин и Москва стремились восстановить дипломатические отношения, отказавшись от взаимных территориальных и финансовых претензий, а также стремясь к экономическому сближению.

С тех пор позиция победителей значительно ожесточилась по отношению к Германии. В ответ всего через три недели после Генуэзской конференции комитет банкиров, назначенный Комиссией по военным репарациям, заявил, что немецкий кредит недостаточно высок, чтобы оправдать международный заем. (1)

Заблокировав внешнее финансирование, они превратили проблему инфляции в Германии в невиданную ранее гиперинфляцию. Власти Германии потеряли контроль над обменными курсами из-за нехватки иностранной валюты. Как ни странно, истоки немецкой гиперинфляции лежат больше во внешней политике, чем в экономических мерах тогдашнего правительства Веймарской республики.

Кроме того, через восемь недель после Рапалло, возможно, не случайно, в Берлине был убит министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау, который отвечал за переговоры с Советами. Наконец, 11 января другой, столь же агрессивный ответный удар принял форму территориального захвата. Франция и Бельгия вторглись в промышленный район Рурской долины, не посоветовавшись с другими союзниками.

Именно в рамках новой администрации во главе со Штреземаном, канцлером Веймарской республики со второй половины 1923 года, а затем министром иностранных дел с 1923 по 1929 год, Германия отказалась от политики конфронтации Рапалло. Помимо агрессий победителей, экономическая слабость Германии, резко усугубляемая ответными действиями, толкала страну против Советского Союза, поскольку последний не предлагал ей многих конкретных экономических преимуществ. В конце концов, западные страны добились того, к чему стремились: отделили Берлин от Москвы.

Этот результат тесно связан с одним из основных принципов известного британского географа Альфреда Макиндера, изложенным в его классической статье 1904 года «Географическая ось истории» . Согласно Макиндеру, в столкновении между территориальными и морскими державами территориальным державам выгоднее броситься в океан со своей континентальной базы, чем морским — вонзаться в сушу со своей островной базы. А в контексте союза Берлин-Москва, например, Германия могла бы стать океанским побережьем для континентальной державы России, сформировав блок стран, который мог бы стать десантной державой, угрожающей консолидированной морской державе, Соединенному Королевству. А значит, британской внешней политике пришлось бы предпринять все необходимые усилия, чтобы удержать Берлин и Москву на противоположных геополитических полях. По его собственным словам: «Нарушение баланса сил в пользу опорного государства

Вскоре аналогичный вызов вновь появился в Институте геополитики в Мюнхене, координируемом Карлом Хаусхофером. Генерал и географ определял Великобританию как главную угрозу безопасности Германии, отстаивал, по сути, сближение с Россией, даже коммунистами, а также с Японией, для создания широкой евразийской оси противодействия британской военно-морской флот, его глобальные стратегические позиции и его колониализм. (4)

С этой точки зрения не должна была удивлять более пассивная позиция, особенно Англии, в отношении подъема нацистской партии и инициатив Гитлера на протяжении 1930-х годов. Как вкратце заметил Киссинджер: «(…) в глазах многих британских и французских лидеров жестокая внешняя политика Гитлера была более чем уравновешена его стойким антикоммунизмом (…)». (4)

Английских властей устраивала консолидация правительства с жестким антикоммунистическим уклоном, прямо противодействовавшего Москве. Кроме того, их больше интересовало немецкое видение, отличное от подхода, обсуждавшегося в Мюнхенском институте, с целью в конечном итоге перенаправить геополитические интересы Германии из Лондона в Москву. К счастью для Англии, силовая политика Адольфа Гитлера расходилась с геополитической точкой зрения, предложенной Хаусхофером. Опираясь на экспансию на восток, за регионы, богатые продовольствием и другими природными ресурсами, в основном нефтью, и поэтому враждебные России, Гитлер стремился закрепить идею германского жизненного пространства и построить имперский проект Третьего рейха.

Как бы трудно ни было англо-саксонским аналитикам учитывать этот факт, в экспансионистской политике Гитлера присутствовала континентальная и антиокеанская концепция, которая больше соответствовала интересам Англии. Антироссийский характер совпал с традицией британской имперской политики, проводившейся с 1815 года, позднее теоретически сформулированной Маккиндером в 1904 году. Короче говоря, возвышение Гитлера означало поражение внутри Германии геополитического видения Хаусхофера.

Однако в августе 1939 года пакт Молотова-Риббентропа о ненападении между Германией и СССР стал кошмаром для британских интересов. На мгновение такие события создали у западных стран ощущение серьезной ошибки, главным образом потому, что они не отражали нападения Гитлера на условиях Версальских соглашений на протяжении 1930-х годов.

Затем произошел новый поворот. Центральная роль природных ресурсов в динамике войны, прежде всего нефти, подтолкнула Гитлера на восток, к Кавказу, к облегчению Великобритании, когда он начал вторжение на советскую территорию с началом операции «Барбаросса» в июне 1941 года. Во второй раз после Первой мировой войны западные страны добились того, к чему стремились: отделили Берлин от Москвы.

На протяжении всей холодной войны (1947-91 гг.), несмотря на раздел Германии и ее столицу Берлин, российско-германские отношения оставались приоритетной задачей внешней политики западных держав. Что-то, выраженное в новом военном союзе НАТО, созданном в 1949 году, основными целями которого было не допустить «Советский Союз

Действительно, НАТО стала главной частью силовой структуры, благодаря которой за весь период холодной войны западные страны, в основном США, в очередной раз добились того, к чему стремились: отделить Берлин от Москвы.

Даже после окончания холодной войны в 1991 году основные цели НАТО почти не изменились до сегодняшнего дня. Помимо того, что Стратегия национальной безопасности США 1991 г. закрепила их на практике, они стали более очевидными благодаря выразительному и недавнему расширению НАТО. (6)

За последние тридцать лет к организации присоединились пятнадцать новых членов: Польша, Чехия и Венгрия в 1999 году; Болгария, Эстония, Латвия, Литва, Румыния, Словакия и Словения в 2004 г.; Албания и Хорватия в 2009 г.; Черногория, 2017 г.; и, наконец, Северная Македония в 2020 году. Особо стоит выделить вхождение стран Балтии, ранее входивших в состав СССР, Эстонии, Латвии и Литвы. Расстояние от российско-латвийской границы до Москвы всего 580 км, а расстояние от российско-эстонской границы до Санкт-Петербурга еще меньше - 130 км.

Однако, несмотря на все эти прежние и недавние попытки Запада заблокировать Берлин-Москву, строительство систем газопроводов, соединяющих Россию и Германию, не контролировалось по крайней мере до 2022 года. «Северный поток-1» — это система газопроводов, проходящая по дну Балтийского моря. . Имея длину 1222 км (759 миль), это самый длинный подводный трубопровод в мире. «Северный поток-1» может транспортировать 55 миллиардов кубометров газа в течение как минимум 50 лет. Работает с 2012 года. В том же году стартовал проект по строительству двух дополнительных ниток для удвоения годовой мощности до 110 млрд кубометров газа «Северный поток-2».(7)

Трубопроводные системы, соединяющие Россию и Германию, могли бы надолго решить немецкую и европейскую проблему энергетической нестабильности, несмотря на усиление их зависимости от России. Однако у Германии и Европы не так много других экономически жизнеспособных альтернатив в краткосрочной и среднесрочной перспективе. В дополнение к этому проект может обеспечить желаемый процесс изменения энергетической матрицы Германии путем замены ядерных реакторов и угольных электростанций газопроводами.

Россия, в свою очередь, не зависит от продажи природного газа в Европу для обеспечения своего экономического развития ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе. Страна развивает другие партнерские отношения в Азии, в основном с Китаем. Его стратегическая оценка в отношении Европы выглядит иначе. Энергетическое соглашение с главной национальной экономикой Европы, приносящее пользу другим странам континента, могло бы способствовать ослаблению антироссийского поведения, что привело бы к охлаждению давления Запада на Москву. В более широкой перспективе для обеих стран трубопроводные системы «Северного потока» могли бы также способствовать процессу евразийской интеграции, усиливая смену европейской динамической оси с Атлантики на восток.

Тем не менее, Вашингтон не остался равнодушным к этим инициативам. В отличие от этого, США долгое время выступали против проекта. Так или иначе, президент Байден 7 февраля 2022 года на встрече с канцлером Германии Олафом Шольцем в Белом доме сделал решающий шаг, связав «Северный поток-2» с растущей напряженностью на границе между Украиной и Россией. По его словам, «если Россия вторгнется, то есть танки или войска перейдут границу Украины, «Северного потока-2» больше не будет. Мы покончим с ним». Затем репортер спросил: «Как именно это будет сделано, поскольку контроль над проектом находится под контролем Германии?» И он ответил: «Я обещаю вам, что мы сможем это сделать». (8)

Заявление в основном представляет собой угрозу для Германии. Приостановка «Северного потока — 2» восстанавливает непростую проблему энергетической безопасности Германии. С другой стороны, несмотря на некоторые бухгалтерские потери, российская экономика не зависит от «Северного потока». И Вашингтон это знает. Несмотря на утверждения об обратном, главное намерение заключается не столько в том, чтобы нанести экономический ущерб России. Что объясняет связь между войной на Украине и «Северным потоком-2», так это возможностью снова отделить Берлин от Москвы, в четвертый раз после Версальского договора. (9)

В целом администрация Байдена использует политические, социальные и этнические противоречия внутри Украины и саму войну для достижения многих своих геополитических целей; один из них - сохранение светского западного запрета в отношениях Берлин-Москва. В этом смысле они добились успеха.

Отсутствие реакции канцлера Шольца на встречу смущало. Перед ним и перед всем миром Байден объявил, что будет вмешиваться в суверенные дела Германии. Это звучит странно для одной из самых развитых стран мира. Наконец, немецким властям остается делать вид, что приостановка «Северного потока — 2» отвечает высшим национальным стратегическим интересам.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров хорошо обобщил ситуацию, заявив, что Вашингтон решает, «что лучше для Европы». По его словам, «Евросоюзу показали его место. История «Северного потока — 2» прекрасно показала, какое реальное место занимает ЕС на мировой арене». (10)

Только связь со значительной асимметрией власти между различными территориями может объяснить такого рода принуждение, как, например, в случае колоний или оккупированных стран. Не следует забывать, что США имеют около 750 военных баз за пределами своих границ. Их более сотни, только в Германии. (11) Собственно, такой факт помогает осознать сцену в Белом доме и компромисс американских властей со светским принципом британского географа, держащего Берлин отдельно от Москвы.

источник: