Сегодня СМИ - один из доминирующих источников информации для общества. Через них до населения доносятся новости о произошедших на мировой арене событиях. СМИ также называют четвертой властью, что иллюстрирует их важную роль в ходе управления людьми, возможность воздействовать на внутренние убеждения и мысли. Современный человек воспринимает реалии жизни именно через призму «голубых экранов» телевизоров, компьютеров и телефонов. Этот угол преломления может быть настолько велик, что истина, преподносимая аудитории, окажется перевернутой на 180*. Возникает закономерный вопрос: «Зачем СМИ корректируют реальную жизнь, почему искажают правду?». Если не брать в расчет игры на политической арене и сферы научной деятельности, а рассмотреть передачи, несущие расслабляющий, рекреативный характер, то для начала необходимо отметить: здесь истина не переворачивается, а лишь несколько видоизменяется, приукрашивается. Такие передачи ориентируются на вкусы и интересы потенциальных потребителей, а для этого массовой культуре необходимо обладать всеми классически-отличительными признаками: зрелищность, серийность, пассивный характер, коммерческая направленность и эффектность. Для соответствия приведенным критериям нужно чем-то жертвовать: бюджетом, идеей, или достоверностью фактов. На эту проблему можно взглянуть и под другим углом: массовая культура не нацелена на производство сложного продукта, восприятие которого может вызвать затруднения у предполагаемого зрителя. Так, например, ток-шоу «Пусть говорят» смотрит аудитория, почти в 4 раза превосходящая число зрителей «Вопроса науки». И тут все предельно просто: для «потребления» первого не нужно прикладывать никаких умственных усилий, это передача исключительно рекреативной направленности. Основная цель таких СМИ заключается не в преподнесении достоверной, научно-выверенной информации, а в стремлении «приковать к экрану» зрителя, дать ему возможность отдохнуть от повседневных дел, не напрягать и «не грузить». Именно поэтому факты нужно адаптировать, придавать им ту самую зрелищность и эффектность, чтобы аудитории было интересно и, что все-таки несколько важнее, удобно их воспринимать. Выходит, что именно процесс адаптации информации под негласные требования предполагаемого зрителя стал базисом в развитии тенденции романтизма современными СМИ.
С наиболее частой периодичностью эта тенденция прослеживается в изображении преступников, чуть реже - сотрудников МВД. Если говорить о романтизме как о направлении в искусстве, то коротко его характеризуют так: исключительный герой в исключительных обстоятельствах (причем теория не оговаривает, какой это герой, равно как и не дает характеристики обстоятельств, в которые он помещен). Исходя из этого можно сделать следующий вывод: романтический герой не обязан (вопреки господствующему стереотипу) быть образцом благодетели и благородства, олицетворять все достоинства человека. Возможно, кому-то это покажется непривычным и несколько странным, ведь для многих романтизм это о возвышенном и прекрасном. Однако, если подумать, каждый человек не раз слышал о так называемой «воровской» или «бандитской» романтике, которой были наполнены 90 е годы ХХ века (тут же можно вспомнить ещё пиратов и даже рыцарей, однако они уже отделены от нас пеленой времени) Но ведь совершенно ясно, что воры и бандиты-отнюдь не воплощение идеала. И исключительные обстоятельства, в которых они оказались, тоже далеки от садов Семирамиды. Получается, что черты романтизма присущи просто необычному человеку, попавшему в необычную ситуацию. Крайне важно отметить, что даже при изображении отрицательных героев и неприятных ситуаций используются основные тезисы этого направления: взгляд на жизнь «сквозь призму сердца», провозглашение человеческой личности как центрального образа глубокой и сложной, стремление к абсолютной свободе, мучительные переживания из-за разлада с действительностью и тд. Именно их реализация и делает ключевую фигуру «исключительной».
Современные СМИ наделяют этими характерными чертами преступников, тем самым как бы стремясь перенести их в мир фантазий и выдумок, отдалить от зрителя, подчеркнуть ту самую нетипичность, единичность. Действительно, через такую призму воспринимать истории об убийцах, ворах и других нарушителях закона гораздо проще. Романтизмом создается эффект отстраненности, аудитория убирается за пределы локации описываемых событий. Перед человеком предстает что-то вроде сказки. СМИ добиваются такого результаты, используя различные приемы и спецэффекты. Предлагаю рассмотреть их на примерах, а также попытаться выяснить мотивы, движущие СМИ при внедрении романтизма в стереотипно неромантичекую сферу.
Сегодня на российском телевидении представлен целый ряд передач, посвященных криминальной теме. Например, телеканал НТВ транслирует проекты «Следствие вели» и «По следу монстра». Их можно условно назвать двумя частями некоторого целого, так как они имеют общую идею и схожую её реализацию (тут следует пояснить: «Следствие вели» в документально-художественном жанре повествует о преступниках времен СССР, а в «По следу монстра» в том же жанре и схожем его воплощении говорится о современных злодеях). Эти телепрограммы-яркий пример использования режиссерами романтической тенденции. Возьмем для рассмотрения один из эпизодов - «Пункт назначения». Здесь рассказывается история Валерия Андреева, маньяка из города Орска Оренбургской области, который убивал девушек и забирал их губную помаду в качестве трофея. С самого начала, по всем законам детективного жанра, имя преступника засекречено, окутано ореолом таинственности (однако довольно скоро зритель знакомится с ним, правда, в другом обличие, чаще всего он будет показан в детстве или просто мирной жизни). Имя злодея окончательно раскрывается к концу, когда следственным органам удается вычислить маньяка. И вот тут уже вводятся черты романтизма. Рассмотрим эпизод (додуманный, вымышленный режиссером) из жизни Валерия. Вот этот фрагмент: он сидит в машине, перебирает помады жертв, смотрит на них с такой любовью и нежностью, с какими обычно мать смотрит на ребенка; Андреев красит губы этими помадами, смотря в зеркало салона автомобиля, где видит не своё отражение, а образы убитых девушек, совершающих то же действие. Они расплывчаты, овеяны легкой дымкой, похожи на приведения. Эффект романтизма усиливается с помощью вставленной на фон легкой, спокойной, расслабляющей музыки. У зрителя создается впечатление (даже если это и не осознается), что он свидетель мирной, приятной ситуации, которая не несет в себе ничего криминального и противоестественного, а наоборот, доставляет наслаждение и удовольствие своим участникам. Этими средствами режиссер транслирует жизненные события «через призму сердца» Андреева, стремится донести до людей ЕГО мысли и ощущения, а это невозможно без привлечения романтизма. У опытного, мыслящего зрителя, данный эпизод вызовет, несмотря на реализацию романтических тезисов, ужас, ведь подобное восприятие мира героя делает его не просто «исключительным» человеком, но настоящим монстром (что, кстати, точно оправдывается названием проекта). А вот неопытный зритель может воспринять такую подачу как некое приравнивание Валерия к обычным людям, наделение его «человеческими» качествами. Например, всплывающие в отражение жертвы можно расценить как своеобразное явление мук совести (хотя на самом деле мы понимаем, что всё не так и для маньяка это приятные воспоминания, которые не мучат его, а возвращают в минуты совершения преступлений, доставляют удовольствие, ведь он не просто перебирает помады и смотрит в зеркало, а красится ими, стараясь с максимальной точность приблизиться к жертвам, детально воплотить это их действие в своей голове). Итак, в приведенном примеры черты романтизма использованы режиссером, предполагаемо, для подчеркивание «исключительности» героя, отдаления злодея от аудитории, от таких, как мы с вами, людей.
Известный распиаренный канал интернет-журналистики «Дождь» также реализует эту тенденцию в своих выпусках. В цикле документальных передач «Женщины сверху» есть серия, посвященная важной проблеме современного мира-ежедневное пополнение рядов «ждуль». Так называют женщин, которые по переписке знакомятся с мужчинами, пребывающими в местах лишения свободы, или законных жён заключенных; ведут такой эпистолярный роман (или телефонный, что приобрело актуальность в современном мире) на протяжении всего срока и становятся теми, кто, собственно, ждет (этот глагол и лег в основу внутренней формы нарицательного имени «ждуля»), возвращения, скажем по-простому, зэка. Подобный «союз» без зазрений совести можно окрестить своеобразным симбиозом (биол.-полезное соседство). Таким образом, мужчина после выхода на свободу обеспечивается «тылом», а женщина получает «сильное плечо» рядом (это относится преимущественно к тем «парам», которые начинают отношения «по переписке», а не к законным супругам, создавшим семью ещё до заключения).
Однако во многих статьях и передачах журналисты романтично сравнивают этих женщин с женами декабристов, которые, раз уж не могут последовать за любимым (все-таки «дом за колючей проволокой» не сибирская ссылка, и попасть туда, как бы иронично это ни звучало, не так просто), будут верно дожидаться его освобождения. Так один их выпусков «Дождя» посвящен ведущей новостей на телеканале «МИР», Олесе Серёгиной. Корреспондент отмечает, что героиня-«…ждуля в третьем поколении. Мама любила мошенника, а бабушка вышла замуж за убийцу», преподнося это как титул, характерный для династии и достойный передачи. Уже на этом уровне прослеживается романтическое возвышение не только женщин, но и тех, кто «даровал» им это звание «ждуль» - их мужей-преступников. Следует сразу отметить, что вся история предстаёт перед зрителем, уже пройдя через «призму сердца» Олеси, то есть корреспондент, являясь преимущественно личным повествователем, находится внутри ситуации и совместно с героиней ведет «рассказ», изначально как бы становясь на её позиции. В выпуске Степан Морозов (муж Олеси, попавший в тюрьму за дачу взятки чиновнику) показан в качестве жертвы, которую «бессовестно обманули» и следователь, и адвокат, обещавшие за чистосердечное признание условный срок. По итогу бизнесмен всё равно лишился свободы на 3 года. Семья считает, что его наказала судьба, нашлись какие-то «идиоты», посадившие «бедного, обманутого органами» преступника. Думаю, что такой принцип «выставления» правонарушителя пострадавшим также можно отнести к чертам романтизма. Исключительные обстоятельства словно превращают рядового, обычного человека в исключительного персонажа. Также следует отметить, что оба героя выпуска мучительно переживают из-за разлада с действительностью, Олеся даже признается: живет с ощущением, что все это квест и игра, не может принять случившееся. Скорее всего, горе-бизнесмен был наделен чертами романтической личности только потому, что вся история отображена через призму чувств семьи, которая любит его, поддерживает и даже возвышает (еще бы, ведь «бедному Степе» сейчас так тяжело!) в любой ситуации и при любых условиях. СМИ в данном случае просто оставили всё как есть, приняв нейтральную позицию наблюдателя, согласного с мнением Олеси, не имея другой альтернативы (беседа с сотрудниками органов в сюжет не вставлена).
Не менее важным подтверждением приверженности журналистов к романтизму являются статьи о нарушителях закона. Репортеры бульварных изданий ещё в 1800-е годы начали ломать голову над изобретением остроумных и «кричащих» кличек для разного рода преступников. Эта традиция продолжает жить и сегодня. Для прослеживания принципов романтизма рассмотрим некоторые из таких прозвищ.
Например, советский серийный убийца и педофил Андрей Чикатило в одной из газет был окрещён «гражданином Х». Такое прозвище призвано сразу вызывать интерес у читателя, оно окутывает личность ореолом таинственности, загадочности и неизвестности. Кто он, этот Х? Да кто угодно! Сосед по гаражу, начальник смены на заводе, сторож из детского сада… Можно проследить ещё и следующую цепочку: каждый гражданин имеет ФИО, без этого никуда. Но тот, о ком пишут СМИ, словно лишен это, он просто Х. Это одно уже выбивает его из ряда обычных людей, делает особенным. Создается впечатление, что он человек, о котором нельзя говорить (хотя мы прекрасно понимаем: это, скорее, человек, о котором попросту нечего говорить, он ведь неизвестен).
Или не менее печально известный Евгений Чуплинский, нареченный с легкой руки журналистов «полицейским маньяком». Само словосочетание уже являет собой оксюморон в умах людей. Как это? Полицейский, который должен защищать, убивает? В это сложно поверить! Именно это совмещение несовместимого и создаёт некий эффект романтичности. Такое прозвище, ещё и помещенное в заголовок, сразу привлекает внимание, вызывает интерес к данной статье. Это помогает достигнуть наиболее эффективной реализации информационной функции любой журналисткой работы.
Последним примером, иллюстрирующим ещё один вариант использования принципов романтизма при наделении преступников нарицательными именами, рассмотрю ситуацию Александра Бычкова. Серию о нем из документального сериала «Честный детектив» назвали «Дневник людоеда». На самом деле, у него, как и других персонажей, было множество различных «кличек»-практически каждая газета/ передача придумывала что-то своё. Так Бычков был ещё наречен пензенским Раскольниковым, что тоже довольно интересно, но данное сопоставление обусловлено преимущественно схожими мотивами реального и литературного убийц (« Тварь я дрожащая, или право имею?», Ф.М.Достоевский), однако здесь, на мой взгляд, черты романтизма демонстрируются не так ярко, как в предложенном выше примере. Итак, вернемся к «людоеду». Во-первых, опыт использование дневника как средства раскрытия романтического героя широко распространен в литературной традиции разных времен (достаточно вспомнить лермонтовского Печорина), так как считается, что именно в дневнике персонаж честно отображает свои чувства и переживания, ведь он пишет это для себя, следовательно, что-то скрывать или врать просто незачем. Получается, что «Дневник людоеда» уже с заглавия настраивает аудиторию на правдивый рассказ о некоем страшном убийце (важно отметить, что это повествование подразумевается непосредственно если не от лица людоеда, то под углом его зрения точно). Во-вторых, само существительное «людоед» также наводит на определенные рассуждения. Для современного цивилизованного общества людоед, в первую очередь, персонаж сказок, а не реальный человек. Сознанию сложно смириться с мыслью о том, что люди могут есть себе подобных. Тем не менее, такая форма девиации встречается и сегодня. Но все-таки сказочный герой возглавляет пьедестал ассоциаций, следовательно, мы снова видим, как преступник «выносится за пределы» реальности, отдаляется от аудитории, помещается в некую «страшную сказку».
В заключение подведем небольшой вывод всему вышесказанному. Мне удалось доказать, что тенденция романтизма при изображении преступников действительно широко распространена в среде современных СМИ. Они прибегают к этому направлению, преследуя разные цели: от стремления «не пугать зрителя» и для этого вынесения нарушителей закона в «какой-то другой мир», до банального привлечения внимания и повышения интереса аудитории к их личности.
