Из деревни я родом (рассказ)

Деревня наша была такая же, как и тысяча других деревень. Был тогда еще советский строй и дешевая водка в местном магазине, который назывался "сельпо".

Росли мы можно сказать без отца, без матери. Родители наши рано померли: отец от белой горячки, мать от горя нестерпимого видно.

Нас на воспитание к тетке нашей пристроили, но жить у нее мы отказались, - жадная и злая была, чуть что сразу за кочергу хваталась. Поэтому жили мы с ней врозь в нашем же родительском доме.

Жили мы небогато, но в достатке. Летом братишка мой из соседских садов и огородов много еды приносил. Доставалось даже козе.

Но зимой было туго. Приходилось из колхозного амбара муку брать. Наш колхозный сторож за этим делом нас чуть однажды не подстрелил. Хорошо, что у него одного глаза не было, а то попал бы. Он еще хвастался, что в пятак с двадцати шагов попасть может. Поспорил однажды с мужиками, но промахнулся, за что пришлось ему в сельпо за водкой идти. Ну выпили значит, да видно перебрали маленько. Закуски мало оказалось! В те времена водки много было, а с едой не очень - все время перебои страна испытывала. И надо же было такому случиться - до драки дело дошло. Вот в этой драке ему глаз и повредили.

На зиму заготавливали свеклу сахарную. Наш сосед - Степаныч, живой тогда еще был, научил нас самогон из него варить. Господи, прости ему все грехи и ниспошли ему всяческую благодать!

Свеклы было много, колхозное поле-то рядом было. Если не лениться, за раз можно было целый мешок принести. Мы потом у Степаныча самогон этот на картошку меняли. Добрый был человек, безотказный. Он меня то и курить научил. Ты говорит, сильно сразу не затягивайся, дыхалку береги, потом привыкнешь и свободной грудью задышишь. Учиться мы не хотели. Степаныч наш был и учителем и за место отца. Он нашим учебникам, выданным в школе, сразу применение нашел - выдирал листочки из них и самокрутки делал. Только жаловался, что бумага не очень то подходит. У него своя жизненная школа была в которой он нас и обучал уму разуму.

Давеча я про козу нашу упомянул. Хорошая была коза - Дашкой мы ее крестили. Только то ли от голодухи, то ли у ней настроение такое приключилось, боднула она однажды моего братца, да прямо сильно так, - чуть кишки у него наружу не выпали. Ой! Крику было - на всю деревню! Приехал фельдшер, да рану эту братишке стал на скорую руку зашивать, а братан мой еще больше орет. Ну, ведь врач то наш, он ведь не профессором был, зашивал, как умел. Хорошо в сельсовете телефон был. Позвонили в город, откуда машина скорая приехала, да увезла моего братца в больницу. А то ведь и помер бы так.

Вообще-то народ у нас веселый был. Взять, например, Тимофеича - тракториста нашего. Он на спор нашу реку на своем тракторе мог несколько раз переехать.

Только однажды он, будучи сильно подвыпившим, возьми да и заведи свой трактор, когда я под него в тенечек вздремнуть прилег. Чуть меня без ноги не оставил.

С тех пор я и прихрамывать стал, - придавил он мне все-таки ногу то.

Но уже помер Тимофеич давно. В реку на тракторе заехал да и захлебнулся. Нет, не трактор - сам в этот раз. Трактор тарахтел как ни чем не бывало, а его на дно затянуло. Не рассчитал глубину видимо. В нашей реке много мужиков утонуло. В основном все по пьяне. Такая коварная в наших краях река течет.

И братца своего я схоронил. Приехали городские как-то в нашу деревню картошку убирать, и в клубе на танцах из-за одной девахи завязалась драка у него. И тут его ножичком то и пырнули, да прямо в ту рану зашитую и попали.

Живу я сейчас в городе. Дом вот бывший только жалко - сгорел. Топил печку, а сам заснул, да видно уголек от треска дров на диван и попал. А на диване том я спал. Меня потом еле откачали. Продал я тогда козу, - хорошо жива осталась после пожара, и подался в город.

В городе хорошо, людей много, да и с пропитанием попроще. Вот сейчас по вагонам электричек хожу. Зимой тепло, летом не жарко, да и люди кругом,-веселее как-то. Ну ладно, пошел я, а то заболтался тут с вами. "Помогите люди Христа ради, кто, чем может..."