Максим Горький – Васса Железнова.

28 марта исполнилось 155 лет со дня рождения Максима Горького. При жизни, наверное, только он и ещё Лев Толстой обладали такой славой. В городах и сёлах блуждали двойники Горького. Его книги издавались миллионными тиражами. Пьесы соревновались по успеху с пьесами Шекспира, Чехова, Ибсена.

Однако постепенно всё это стало сходить на нет. Набоков заявил, что художественный талант Горького не имеет большой ценности, а дар убог. Солженицын назвал «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (коллективную монографию под редакцией Горького) первой в русской литературе книгой, воспевающей рабский труд, и припомнил все лобзания Максима с властью. Из имени Горького убрали писательский ореол – остался лишь верный слуга «красного режима».

Однако изъять Горького из русской литературы значит сделать её беднее. Он создал и большие полотна (такие, как, «Жизнь Клима Самгина», это великое исследование русского человека на перепутье), и прекрасные рассказы: «Мамаша Кемских», «Каин и Артём», «Мальва». В них виден могучий дар.

У Горького есть такой персонаж – Васса Железнова. Так вот, в ней он отчасти вывел и самого себя: показав, что ради великого Дела, можно и даже нужно идти на сделку с совестью. Вот он и шёл. Ради чего?

Известно, что в последние годы Горький много общался с шаманами, во многом разделял идеи русского космизма, интересовался воскрешением человека. Бессмертие – вот что занимало его. Бессмертие как черта, отделяющая человека от Бога. И, обретя бессмертие, Горький хотел стать равным Богу, бросив ему вызов. В предсмертной записке у Горького есть такие строки: «Останки мои прошу взрезать и посмотреть, какой черт сидел во мне».

Он хотел стать не просто сверхчеловеком, но кем-то вроде Бога – однако в итоге ушёл человеком. А затем стало уходить и его наследие, которое только и могло сделать его бессмертным. Однако, возможно, вернув Горького, мы хотя бы отчасти возродим ту эпоху – эпоху Великого Слова.