Терри Фаррелл, выдающийся создатель великолепных зданий по всему миру, открыл в Ньюкасле центр стоимостью 4,6 млн фунтов стерлингов, чтобы демистифицировать раздутый язык архитектуры. Так почему же он содержит компостируемую шерстяную био-пещеру?
Архитекторы
Архитекторы, как известно, плохие коммуникаторы. У них есть тенденция, пытаясь освоить множество дисциплин строительства, философии, социологии и искусства, говорить на непрозрачном частном языке, который никому не понятен. Бесчисленны выставки, на которых посетители сталкиваются с неудобоваримыми словесными салатами из материальностей, типологий, морфологий и феноменологий, украшенными хорошей щепоткой лиминальных палимпсестов. Это заставляет вас захотеть бежать к ближайшей двери.
Планировщики могут быть такими же плохими. Они небрежно разбрасываются бессмысленными субъективными терминами, такими как «соблюдение требований» и «властность». То, что должно было быть прозрачным процессом предоставления людям права голоса по поводу того, как формируются их районы, превратилось в лабиринтную систему непроницаемой сложности, которой Кафка мог бы позавидовать. В запутанной мешанине местных планов, планов районов, генеральных планов и заявок на планирование почти невозможно выяснить, что происходит, и как можно услышать ваш голос.
Предложения по развитию
Новый центр в Ньюкасле хочет это изменить. Стремясь разрушить стену между людьми, которые строят наши города, и теми, кто в них живет, выдающийся архитектор сэр Терри Фаррелл создал место, чтобы поставить общественность в центр городских дебатов. Центр Фаррелла стоимостью 4,6 млн фунтов стерлингов, управляемый и финансируемый Университетом Ньюкасла с пожертвованием Фаррелла в размере 1 млн фунтов стерлингов, призван стать гостеприимной и нейтральной ареной, где можно обсудить предложения по развитию и изучить прошлое, настоящее и будущее города.
«Я вижу в нем нечто среднее между музеем сэра Джона Соуна и гасиендой », — говорит директор центра Оуэн Хопкинс, описывая маловероятное слияние священного хранилища архитектурных фрагментов и бывшего ночного клуба в Манчестере. «Это место исследований, обучения и, мы надеемся, смелых экспериментов с точки зрения того, что мы делаем и как мы это делаем. В то же время он глубоко укоренился в культуре своего места, объединяет людей и способствует дискуссиям способами, совершенно отличными от ожидаемых».
Урбанистические рейвы? Совещания по планированию эйсид-хауса? Может быть. Что касается Хопкинса, ничего не выходит за рамки стола. Расположенный в величественном викторианском коммерческом здании, где когда-то производились и продавались изделия из кожи, Центр Фаррелла встречает улицу большой витриной, в которой выставлены предметы со ссылкой на Тайнсайд, номинированные местными жителями, и открытый вестибюль с затонувшим зона отдыха для переговоров.
Элегантная стойка администратора на колесах намекает на временный характер заседаний, а ярко-голубые и желтые резиновые полы, розовые балюстрады и зеленые стальные конструкции привносят резкий запах 1980-х, когда Фаррелл был в своем постмодернистском возрасте. Красочные панели Formica продолжают эту тему вверх по новой лестнице, которая проходит мимо необработанных кирпичных стен, где оригинальные чугунные камины сюрреалистично висят посреди этажа. Энергичный ремонт — это работа не Фаррелла, а местных фирм Space Architects и Elliott Architects , которые направили достаточно игривый дух.
На первом этаже находится временная выставочная галерея в четырех светлых залах, открывающаяся выставкой «Больше с меньшим: переосмысление архитектуры для меняющегося мира». Воплощая заявленную экспериментальную атмосферу Хопкинса, он видит четыре молодых офиса, которым поручено дико открытое задание, которое, по сути, сводится к тому, чтобы «сделать что-то интересное, связанное с чрезвычайной климатической ситуацией».
Бугристая белая структура свода заполняет первую комнату, с пылающими арками, приглашающими посетителей заползти внутрь, где они обнаруживают уютную шерстяную пещеру внутри. Это интригующая работа университетского Центра биотехнологии в искусственной среде, которая «вырастила» структуру в космосе, используя грибковый мицелий и опилки, приклеенные к арматуре из вязаной шерсти овец Озерного края. Исследователи утверждают, что красота мицелия как строительного материала заключается в том, что его можно повторно активировать водой, чтобы изменить или восстановить структуру в будущем, и компостировать, когда он больше не нужен. Как провокация для своего рода биоздания из отходов жизнедеятельности и живых организмов, вещь поэтичная (и стоит пошевелиться внутри ради одной только ее неземной акустики).
Во второй комнате, созданной студией Dress for the Weather из Глазго, пространство разделено большими изоляционными панелями, создавая небольшой лабиринт из древесноволокнистых плит и различных видов флиса, сделанных из переработанных бутылок и шерсти. Намерение состояло в том, чтобы продемонстрировать эффект различных уровней изоляции, но во время моего визита все помещения казались одинаковыми — возможно, потому, что они не учитывали жужжащую над головой систему воздушного отопления. Третья инсталляция также дает осечку, принимая форму стола для совещаний с растениями, растущими посередине, разработанная McCloy + Muchemwa как неуклюжая метафора для «предоставления природе места за столом».
Наконец, Office S&M заполнил свою комнату разнообразными вмешательствами, которые воплощают их отношение к «роскошной бережливости». Силуэт головы Давида Микеланджело смотрит с одной стены, вырезанной из розового искусственного меха, в то время как кусок дихроичной пленки закрывает окно, отбрасывая перламутровый свет на пол. На другой стене висит тепловое одеяло из фольги, из которого вырезаны кошачьи лоскуты. Эти дешевые и жизнерадостные шпоны намекают на недорогие и «приятные» способы улучшить теплотехнические характеристики зданий, не просто пряча изоляцию в стенах. Франкенштейновская версия знаменитого модернистского кресла Ле Корбюзье и Шарлотты Перриан стоит посреди комнаты, его кожаное сиденье заменено на липкую изоляционную пену. Это эффектный и нарочито хрупкий объект, предназначенный для износа в ходе выставки. Но — как и многое в сериале — неясно, что он здесь делает. Если Центр Фаррелла стремится привлечь аудиторию, незнакомую с архитектурой, он, возможно, должен быть немного менее гномичным, чем этот.
Наверху, на втором этаже, находятся «городские комнаты», духовное сердце центра, с большим количеством строительных лесов, разработанных CAN. Идея, впервые озвученная в правительственном обзоре архитектуры и застроенной среды Фаррелла в 2014 году, заключалась в том, чтобы создать пространство, в котором история и будущее города могут быть представлены и обсуждены — то, что уже существует в сети архитектурных центров, от Бристоля до Фолкстона. Фаррелл был вдохновлен тем, что он видел в Китае, где в таких центрах представлены огромные модели городов и тщательно продуманные интерактивные экраны, но ньюкаслская версия более сдержанна.
Серия исторических карт знакомит посетителей с эволюцией города, в то время как модель из архива Фаррелла его генерального плана города 2004 года (для « Джорди Рамбла ») достаточна в качестве частичной модели города. В другой комнате есть «планировочный лес» из различных фрагментов других генеральных планов, от плана Бернса Дика 1924 года для центра Ньюкасла до недавнего спекулятивного предложения для Байкер-Тауна Дэниела Дайера из MawsonKerr architects. Все это кажется довольно случайным и собранным вместе, лишенным какой-либо хронологии или всеобъемлющей структуры, и будет в значительной степени зависеть от персонала центра, который будет интерпретировать истории посетителям.
В финальном зале, где будут проходить мероприятия и мастер-классы, на стене висит большая стилизованная карта региона, куда людей просят добавить свои ответы на вопросы типа «Где вы выгуливаете собаку? Какие ваши любимые зеленые насаждения? Где ты встречаешься с друзьями?» Опять же, не совсем ясно, что можно получить от этого упражнения по привлечению внимания с помощью стикеров Post-It.
Чего, как ни странно, не хватает, учитывая полномочия центра, так это каких-либо свидетельств текущих предложений по развитию в Тайнсайде и его окрестностях. Почему бы не показать планы скандального конференц-центра Gateshead Quays стоимостью 330 миллионов фунтов стерлингов, который был описан как «Dignitas North East»? Где проекты новой башни Malmö Quay в Узберне, которую на одном из публичных слушаний назвали «бельмом на глазу», которая была перерисована после подавляющей негативной реакции? Оба проекта выиграют от публичного обсуждения, для которого, несомненно, существует центр.
«Это было сознательное решение», — говорит Хопкинс, чей опыт связан с музейным кураторством, а не с городским планированием или участием общественности. «Если бы мы слишком тесно связались с проектом, он мог бы затмить все остальное. Мы хотим быть организатором и платформой. Если мы выступаем за организацию кампании, мы выступаем за создание лучшей среды, какую бы форму она ни принимала».
Это первые дни, и, надеюсь, центр встанет на ноги. Но он должен иметь уверенность, чтобы решать сложные вопросы прямо, а не баловать своего субъекта в мире мягких, спекулятивных предложений. Расположенный прямо через дорогу от офиса планирования совета, он мог бы стать идеальной публичной площадкой для демонстрации всех сторон дебатов и вытаскивания скрытой механики развития на свет.
Источник: Оливер Уэйнрайт
Напишите в комментариях понравилась ли вам статья
