Исследователи военных преступлений обманом заставили офицеров разведки Асада признаться в преступлении, после чего последовало леденящее душу журналистское расследование.
Утечка видеозаписей показывает в леденящих душу беспрецедентных подробностях, как сирийские военнослужащие совершили в 2013 году массовое убийство 288 гражданских лиц, включая семь женщин и 12 детей. На видеозаписях, которые попали к авторам в 2019 году и состоят из 27 кадров расправы на разных этапах, военнослужащие показывают свои лица на камеру и выглядят спокойными и полностью контролирующими ситуацию, прежде чем хладнокровно расстрелять своих гражданских пленников. Последующее двухлетнее расследование, основанное на разведданных из открытых источников и многочисленных интервью, в том числе с некоторыми из палачей, которые продолжают служить офицерами в элитном подразделении военной разведки Сирии, показало, что бойня произошла 16 апреля 2013 года в дамасском районе Тадамон. Эти кадры проливают свет на внутреннюю работу режима, который опирался на систематические массовые казни мирных жителей в дополнение к неизбирательным бомбардировкам гражданских районов во время 11-летней войны в стране.
New Lines узнал подробности этого расследования и проверил подлинность видеоматериалов и доказательств, представленных авторами.
До сих пор большая часть внимания в общественных дискуссиях уделялась столкновениям во время войны или беспощадным бомбардировкам и авиаударам режима по территориям, контролируемым оппозицией. Но районы, находящиеся под контролем режима, по другую сторону линии фронта, были сравнительно обойдены вниманием. Видеозаписи резни в Тадамоне, наши интервью с исполнителями и свидетельства выживших показывают, что там разворачивалась полномасштабная, убийственная операция по зачистке. По мере углубления нашего исследования мы поняли, что эта резня была моментальным снимком в гораздо более широкой политике разрушения и истребления, которую режим проводил в южных пригородах. Масштабы этого геноцидного микрокосма в этом районе выходят далеко за пределы одной видеозаписи массовых убийств и включают, по крайней мере, четыре формы насилия: систематические массовые убийства, тюремное заключение, сексуальное насилие и экономическую эксплуатацию.
Особое внимание в расследовании уделяется двум главным палачам, показанным на видеозаписи. Это 36-летний Амджад Юссеф, который на момент расправы имел воинское звание прапорщика, и ныне покойный Наджиб аль-Халаби, 1984 года рождения, который не имел официального звания, поскольку служил в вооруженном ополчении, известном как Национальные силы обороны (NDF). В трех отдельных видеороликах, каждый из которых длится около семи минут, эти два человека средь бела дня казнят 41 мирного жителя. Затем они сбрасывают тела в заранее вырытую яму, подготовленную автомобильными покрышками для сжигания.
На кадрах Юссеф одет в зеленую военную форму и рыбацкую шляпу оливкового цвета. Он сосредоточен, стоически и точно выполняет задание в течение 25 минут. Его брат по оружию Наджиб одет в серую военную форму и ведет себя непринужденно, улыбается, курит и даже говорит прямо в объектив. Перестрелки кажутся рутинными и повторяющимися: Один преступник выводит из белого фургона гражданского с завязанными глазами и молнией и ведет его к большой, заранее вырытой яме. Другой расстреливает его из автомата АК-47. Нескольких жертв расстреливают из пистолетов. Убийцы проводят казни в стандартной процедурной манере, почти ничего не говоря, кроме лающих приказов жертвам ("вставай", "выходи", "иди", "беги"). Один агент снимает, а двое других ведут съемку. Они не проявляют особых эмоций, но явно получают удовольствие от работы. В какой-то момент Наджиб разворачивает камеру, улыбается в нее и посылает послушное сообщение своему "боссу": "Приветствую вас, босс (معلم), за ваши красивые глаза и оливковую форму, когда вы ее носите". Согласно нашим исследованиям, упоминание "красивых глаз" относилось либо к Джамалю Исмаилу, либо к Абу Мунтаджабу, оба они были командирами палачей.
Преступники явно подготовили место казни, чтобы иметь идеальные условия без каких-либо помех и в конечном итоге не только казнить жертв, но и сжечь их, не оставив никаких следов. Им удобно и знакомо место расправы, они убивают средь бела дня, что говорит о том, что эта территория находится под их контролем. Похоже, они не спешат закончить дело и не обеспокоены никакими угрозами. Они обманывают некоторых жертв, говоря, что их переводят в другой район и что эта часть дороги обстреливается снайперами.
"Снайпер, ублюдок!" - кричит Юссеф, заставляя жертву пошатываться в братской могиле, а затем стреляет в нее. С одной жертвой он проявляет нетерпение, обвиняя ее в том, что она не умерла от первого и второго выстрела. При третьем выстреле он кричит на него: "Сдохни, ублюдок! Тебе еще не надоело?". В конце видео можно предположить, что резня закончена, так как один из преступников спрашивает: "Есть ли другие?". Наконец, наступает тишина, и только слабые стоны раздаются из массы тел под сапогами преступников.
Эти видео, и без того шокирующие своей жестокостью, выделяются своей краткостью и бездушием среди тысяч часов видеоматериалов, которые мы просмотрели за свою карьеру исследователей массового насилия и геноцида в Сирии и других странах. Особенно шокирующим в видеозаписях из Тадамона является тот факт, что сотрудники спецслужб, совершившие массовое убийство, были при исполнении и в форме; они подчинялись самому президенту Башару аль-Асаду, и все же они решили показать свои лица на инкриминирующих кадрах. В нескольких местах видеозаписи они смотрели прямо в камеру, казалось, расслабившись и улыбаясь. Документируя свои действия, они использовали видео высокого качества.
На одном из видео Юсеф управляет бульдозером, который он позже использует для рытья братской могилы глубиной около 10 футов. Улица, на которой это происходит, кажется разбомбленной, и вся сцена выглядит как последствия массовых разрушений от обстрелов, бомбардировок и столкновений. В стенах есть пулевые отверстия. Вы можете видеть сквозь здание. Нет никаких звуков войны: ни обстрелов, ни стрельбы, ни столкновений. Только тишина, пронизанная кадрами казней и периодическим дымом от оружия убийц. Оператор не торопится снимать кадры: в основном он фокусируется на братской могиле. Затем в кадр попадают жертвы и снимаются одна за другой. Могила быстро заполняется и превращается в беспорядочное месиво из тел, одежды, крови и автомобильных шин.
Глаза жертв заклеены прозрачным скотчем или целлофановой пленкой. Их руки связаны белыми пластиковыми застежками-молниями, которые обычно используются для связывания кабелей. (Эти же стяжки используются полицией по всему миру в качестве пластиковых наручников). Большинство жертв одеты в современную повседневную одежду: джинсы и футболки, спортивные костюмы или дишдаши (белые халаты, которые носят мужчины). Несколько человек одеты в домашние пижамы, что позволяет предположить, что их забрали из дома или с контрольно-пропускных пунктов. Некоторые жертвы выглядят откровенно бедными, другие - ухоженными; никто из них не выглядит так, как будто их подвергали жестоким пыткам или как истощенные заключенные, которых режим содержит в своих трудовых лагерях, похожих на ГУЛАГ. Они кроткие, не сопротивляются и не протестуют, и выполняют приказы преступников: Они выходят, идут, встают. Всех расстреливают, за исключением одного пожилого мужчины, которого обезглавливает Юсеф.
Большинство жертв умирают молча. Некоторые умоляют, плачут и кричат; другие пытаются торговаться, просить или умолять. Никто из жертв не произносит перед смертью "Шахаду", мусульманское свидетельство веры. Некоторых пинают или толкают в яму, а затем расстреливают; некоторых расстреливают и только потом заталкивают в яму; других расстреливают во время падения. Одна из жертв умоляет: "Пожалуйста, ради имама Али", но Юсеф неумолим и бросает его туда: "Пошел ты, сукин сын". Во время казни происходит несколько казусов: Пожилой мужчина неуклюже входит в стену вместо ямы, затем падает в нее одной ногой и с болью зовет своего отца. В другом случае палач промахивается мимо молодой жертвы, которая падает, освобождая руки. Он протирает глаза, но затем получает пулю в голову. Некоторые тела, кажется, шевелятся в яме, но Юсеф смотрит, прицеливается одной рукой в автомат Калашникова и расправляется с ними выстрелом из милосердия.
Единственные семь женщин-жертв, одетых в хиджабы и пальто, характерные для консервативной мусульманской женской одежды, убиты со свирепостью и ненавистью, которую бесстрастные убийцы не выражают по отношению к мужчинам. Вне кадра на одну из рыдающих женщин рявкают: "Вставай, шлюха!" (!طلعي شرموطة). Ее мольбы остаются без ответа, ее тащат за волосы и бросают в яму. Две женщины безудержно кричат, когда Юсеф сбрасывает их в могилу и казнит; остальные молча встречают свою участь. В другом видеоролике камера панорамирует группу мертвых детей, включая младенцев, которых зарезали или застрелили, лежащих в темной комнате, в то время как оператор резко произносит: "Дети крупнейших финансистов из района Рукнаддин. Жертва за душу мученика Наима Юсефа".
Хотя подавляющее большинство жертв были суннитами (включая этнических туркмен), некоторые из них могли быть исмаилитами, вероятно, выбранными в качестве мишени за политическую деятельность или неповиновение, как показало наше расследование. Судя по восприятию и отношению преступников, мужчины-сунниты среднего возраста по определению вызывали подозрение, если только они не подтверждали свою лояльность и покорность Асаду. В противном случае их рассматривали и относились к ним как к сочувствующим, скрытым агентам или потенциальным сторонникам оппозиции. Празднование и приветствие этническими туркменами вторжения Свободной сирийской армии в район якобы было тому подтверждением. Но это была раздутая фантазия, поскольку все выявленные нами жертвы были из аполитичных, рабочих семей и семей среднего класса. Они были арестованы в Тадамоне или на окружающих его контрольно-пропускных пунктах, доставлены на место резни и казнены. Они, вероятно, и представить себе не могли, что такой уровень насилия может постигнуть их в обычный день их жизни, когда они занимались своими делами на территории, контролируемой режимом, в первые годы войны в Сирии. И в момент совершения злодеяния они, вероятно, не понимали, почему это происходит именно с ними.
Район Тадамон расположен на южном въезде в старый Дамаск. Арабское слово "тадамон" переводится как "солидарность" - первоначально с теми, кто был перемещен Израилем во время его вторжения на Голанские высоты в 1967 году. Перемещенные голанцы стали жить на сельскохозяйственных угодьях в южной части Дамаска и строить неофициальные жилища, используя частные средства без доступа к государственным субсидиям. Затем эта растущая община была официально признана, задним числом, частью района Мидан и получила название Тадамон.
В 1990-х годах сюда хлынули волны трудовых мигрантов с периферии страны. Засуха 2003 года, глубоко поразившая сельскохозяйственный сектор страны, заставила многих фермеров бросить свои земли в отчаянном стремлении найти средства для выживания в Дамаске. Жители деревень последовали за своими пезано, и Тадамон впитал в себя эту внутреннюю цепную миграцию, пока не превратился в большой неформальный район с самой высокой плотностью населения в Дамаске.
Большинство населения составляли арабы-сунниты, но алавиты, друзы, исмаилиты, туркмены и курды также называли его своим домом. Различия между этими общинами основывались на совпадении их сектантской и региональной принадлежности. Например, алавиты с улицы Нисрин отождествляли себя с родной деревней Эйн-Фит, а друзы с улицы Аль-Джалаа бежали с горы Хермон. Чтобы понять динамику массового насилия в Тадамоне, важно рассмотреть эти социально-пространственные разделения, которые были сформированы конкурирующими общинами.
Сирийские СМИ называли Тадамон "маленькой Сирией", основываясь на якобы светском фасаде режима Асада и риторике о сосуществовании в стране. Но Тадамон был парадоксальным пространством: Да, сирийцы из разных сект, этнических, политических и региональных групп жили вместе в тесном контакте, но это была напряженная обстановка, которая становилась все более поляризованной. Тадамон - одно из немногих мест, где жертвы и их обидчики были прямыми соседями.
Как эти сложности повлияли на развитие конфликта? Социальные противоречия в этом районе могли вызвать недоверие между различными группами, но таких районов бесчисленное множество по всему миру. В нелегком сосуществовании нет ничего особенного. Но только в условиях ползучего процесса поляризации в 2011 году сирийский режим смог разжечь антагонизм и обострить напряженность между исторически сложившимися общинами. Эта все более крайняя поляризация между соседями отразилась на моделях мобилизации.
Когда весной 2011 года в различных районах Дамаска начались демонстрации, Тадамон стал свидетелем мирных общественных протестов, которые были короткими, спорадическими и иногда хаотичными. Протестное движение фактически разделилось по интересам местных групп, и в какой-то момент существовало три различных местных координационных комитета. Аналогичные разногласия наблюдались и среди проасадовских общин, которые разделились на конкурирующие ополчения. В итоге территория была разделена, по меньшей мере, на 13 отдельных (пара) военных территорий, контролируемых различными полевыми командирами. Начиная с лета 2011 года, Тадамон также пережил знакомый цикл протестов оппозиции: репрессии режима, милитаризация оппозиции, эскалация режима.
Ответом режима на демонстрации 2011 года стало создание "Шаббиха", лояльного ополчения, которое жестоко подавляло массовые протесты. Одетые в гражданскую одежду и набранные непропорционально большим количеством молодых мужчин из меньшинств, "Шаббиха" врывались в кварталы, разгоняли демонстрации, совершали имущественные преступления, пытки, похищения, убийства и массовые расправы. В то время как "Шаббиха", казалось бы, появилась внезапно, именно режим потворствовал ей, подстрекал, направлял, а также постепенно организовывал и реорганизовывал ее через свою сложную систему патронажа. Было ясно, что режим создал эти военизированные формирования для выполнения грязной работы с правдоподобным отрицанием. В 2011 году "Шаббиха" была формализована в NDF и получила право безнаказанно устанавливать контрольно-пропускные пункты, арестовывать и задерживать людей, а во время демонстраций они имели право убивать. Один из преступников в Тадамоне был одним из лидеров шаббиха.
Если в репрессиях против гражданского населения режим Асада был очень опытен и компетентен, то в ведении войны он был менее искусен, и это было хорошо продемонстрировано в 2012 году. Режим неуклонно терял территории по всей Сирии, и к началу 2013 года половина страны находилась под контролем различных повстанческих групп. В Дамаске линия фронта также приблизилась к городу, поскольку большая часть Восточной Гуты и южных пригородов оказалась в руках повстанцев. В феврале повстанческие силы начали крупномасштабное скоординированное наступление на Кафр-Сусех с юга и Джобар с востока. Если бы наступление удалось, повстанцы оказались бы на расстоянии свистка от основных разведывательных подразделений режима в Кафр-Суше. Наступление провалилось, но призрак возможного поражения маячил перед глазами, а главное, линия фронта теперь достигла Тадамона.
Как "Новые линии" получили информацию о резне в Тадамоне?
В июне 2019 года Унгёр участвовал в научной конференции в Париже, посвященной использованию в научных целях видеосвидетельств выживших и очевидцев массового насилия. Он подготовил презентацию о том, как анализировать видеоматериалы, снятые преступниками и преступницами. Когда он ждал своего выступления, позвонил его сирийский друг, живущий в Париже, и попросил о срочной встрече. Они встретились немедленно, затем сели в глубине тихого кафе, когда друг достал свой смартфон и предложил Унгёру посмотреть видео. То, что мы увидели на этом и последующих видео, потрясло даже нас, опытных исследователей массового насилия и зверств: Сирийская военная разведка и NDF проводили систематическое уничтожение мирных жителей в районе Тадамон в 2013 году и позднее.
Мы начали с самого главного видео казни. И здесь был один хороший ключ к точному времени расправы, поскольку один из видеофайлов имел временную метку 16-4-2013. Определить точное место убийства оказалось сложнее: братская могила была вырыта на довольно узкой улице, а архитектура и городской дизайн позволяли предположить, что она находится где-то в пригороде Дамаска, но где именно - в Восточной Гуте или в южных районах - было неясно. Мы увидели лишь то, что здание, расположенное прямо напротив ямы для казни, имело синий балкон и красную крышу, а на одной из стен были изображены пальмы. В остальном весь район был разбомблен, и ничего нельзя было узнать: Не было видно ни одного магазина, вывески или достопримечательности. Но после просмотра видео снова и снова мы заметили граффити на одной из стен позади преступника: "Завоевание города Ялда, 14/3/2012". Этот текст, нанесенный, скорее всего, повстанческими группировками, позволил предположить, что местом действия мог быть южный город Ялда, который ненадолго перешел под контроль повстанцев в 2012 году. (Оглядываясь назад, мы ошиблись, и друг указал нам на то, что красное граффити оказалось надписью "Печать муниципалитета", а место было в соседнем рабочем районе Тадамон, но подсказка была началом, потому что Ялда находится к югу от Тадамона). Граффити побудили нас связаться с оппозиционными активистами и повстанческими фракциями, которые действовали там.
Поскольку мы не могли поехать в Сирию, мы обратились за помощью к помощнику исследователя, который обладал как опытом, так и связями в сообществах жертв. Он незаметно разведал и снял на видео местность, разыскал жертв и организовал конфиденциальные интервью с пострадавшими. Эти интервью проводились с помощью относительно безопасного программного обеспечения, а имена и идентифицирующая информация интервьюеров были разделены и стерты из записей. Мы соблюдали строгие меры кибербезопасности. Мы также проводили цифровые интервью с очевидцами, случайными свидетелями, правозащитниками и бывшими бойцами Свободной сирийской армии. Мы также выполнили свой фидуциарный долг как академические исследователи из Голландии и проинформировали голландскую полицию о том, что эти видеозаписи находятся в нашем распоряжении.
