Некролог от Терентия Смирнова на смерть Терентия Смирнова!

Собственно, за правдивость всего того, о чём я сейчас расскажу, я ручаюсь, поскольку это произошло лично со мной и всем прочим подробностям я был лично свидетелем.

И вот как-то в нашем городе наступила сильная жара, духота...

...Саксофон изнывает от жары. Он шепелявит и пришепётывает. Он повизгивает, как поросёнок. Устало и как-то невесело смеётся. Петляет вдоль городских улиц. Он ведёт свой томный звук протяжно, непринужденно, словно нехотя, и выходит на хрип. Вот-вот оборвёт свой низкий тон, но тянет и тянет.

Он катается на длинной ноте. Неожиданно замолкает. Саксофон убегает от скуки…

Да. В нашем городе пустынно и очень жарко. Все куда-то уехали, попрятались. Одинокие, вялые прохожие маются. Они раздражительны. Душно, жарко и в квартирах, - совсем некуда деться.

Так вот, в этот ничем не примечательный день я и умер. Точнее, я умер ещё позавчера. А сегодня – идут мои похороны. Быстро так. Сами понимаете, на такой жаре, извиняюсь, я стал быстро портиться…

И вот несут мой гроб по улице. Плыву я в нём как в лодке, покачиваясь. Людей, провожающих меня, мало. Самые близкие, да мелкая горстка зевак. Похоронного оркестра тоже нет, - обойдусь. Но из форточки соседнего дома как раз обрывки протяжного грустного саксофона и отлетают. Да уж... Саксофону тоже жарко, он тянет тоскливо и утомлённо. В остальном всё тихо. Даже шаркающие шаги слышны.

Вяло и нудно двигается процессия по жаре. В прочем «процессия» - это громко сказано. Однако на кладбище возникает лёгкое оживление. Воздух здесь свежее и приятнее.

Вот уже поставили гроб со мной на табуретки. Прощаются. Невдалеке могильщики томятся, уже выпившие, ждут деньжат и продолжение своего банкета. И тут...

Прокрался я незаметным свидетелем в толпу... Присматриваться стал. Это чегой-то здесь такое делается?! И правда – меня хоронят. Посмотрел на себя в гробу: нос, как водится, торчком, лицо бледное, осунувшееся, пулями изуродованное, как ни припудривала меня мама, не скрыть следы. Вся она выплаканная. Вон стоит - сухая, заторможенная. Шаблон, картина, карикатура на печаль. Стою. Захотелось себя пожалеть, всплакнуть для порядка, - не получается. Равнодушие, безразличие какое-то к себе лежащему, покойному. Отстранённость. Будто не я это вовсе умер, а кто-то другой…

И далее уже заколачивают – ой, - каждый стук во мне внутренним эхом отдаётся. Опустили гроб на дно могилы. Землю стали кидать. Глухие удары комков её по деревянной крышке застучали так, словно нет в гробу никого – пустой он. Но я там остался заколоченный… Выходит: - всё…

Как это всё?! Что значит «всё»?! Всё кончено разом, хотите сказать? Что? Меня больше нет и никогда не будет?!

Нет, нет, подождите! Как же так?.. Позвольте, я не согласен! Во-первых, похороны… Это же всё-таки «мои» похороны… Это в жизни моей, я так понимаю, грандиозное и потрясающей силы событие! Оно у меня единственное в своём роде. Так нельзя, товарищи, или как Вас… господа! Уж, очень как-то скучно и вяло. Ну, жарко, я понимаю, но нельзя же так… Много видел я на свете похорон. Наблюдал их специально, осознанно. Впрочем, не могу сказать, что мои мне совсем не нравятся… Всё равно так не годится.

-Вот тебя, мама, сколько раз инструктировал, что нельзя так убиваться.

Она в ответ беспомощно и устало разводит руками.

-А вот Вы, молодой человек... да-да, вы, у ограды. Не ковыряйте в носу. Ну, пришли посмотреть, хорошо, так создайте соответствующее настроение, дайте печальную позу, проявите участие. Скорбите, скорбите же!

-А ты, батя, чего уже глаза залил? Потерпеть не мог, что ли, до поминок. Ну, пережил ты своего сына, ну, умер я раньше тебя, так что же… ещё неизвестно, кому из нас лучше…

-Ты, Наташк… случайно узнала, что я умер? Спасибо, что пришла, очень рад тебя видеть. Только не отвлекайся на мелочи. Предайся интенсивному и печальному воспоминанию обо мне. Осознай тяжесть утраты.

Нет, граждане, всё будем переделывать. Всё должно быть иначе, вдохновеннее, - а то очень уж скучно, обыденно и неинтересно. Постыдитесь, ведь это же Я умер!

Все присутствующие виновато смотрят себе под ноги.

...Задумался я, что писать дальше про свои собственные похороны…

Но в это самое время...

Когда я сидел за столом и вспоминал свою смерть, ко мне ворвалось…

Дверь моей комнаты чуть не снесло, и ко мне ворвалось Его Королевское Величество, Госпожа всех моих многочисленных «ячеств», Её Высочество моё «Эго», собственной персоной в виде последней буквы алфавита «Я» в человеческий рост со своими пажами.

Надменная, гордая и напыщенная, Она ткнула в меня полукруглым длинным пальцем и возмущённо прикрикнула: - «Как?! Ты не знаешь, что писать про свою смерть?! Пиши!» – властно и по-королевски приказало «Я».

-Стоит ли так волноваться, Ваше Величество, - робко отозвался я. – Диктуйте, я записываю.

И моя королева, госпожа буква «Я», выпятив и изогнув свою полукруглую грудку вперёд, начала. Приказываю!..

«Все люди в городе… нет, лучше во всех странах и на всех континентах… В общем, на всём земном шаре, в течение всех моих похорон и поминок, пусть прекратится всякая и любая производственная работа. Остановятся заводы, фабрики и все международные фирмы. Встанут поезда, не будут летать самолеты - целую неделю! Да. Непременно полная неделя траура по мне. По радио и телевидению (всех стран) каждый час - траурные сообщения о моей трагической гибели. В остальное же время пусть звучит симфоническая музыка, прощальная, трагическая, похоронная – гимны, реквиемы и оратории – и никакой развлекаловки и боевиков.

Все газеты, все толстые и тонкие журналы, мелькают моими портретами в рамках и прощальными некрологами.

Да знаете ли вы, что это был за человек?! Кого мы безвозвратно утеряли?!

И все люди мира под влиянием лавины информации обо мне постепенно проникаются глубокой печалью. Многие не могут сдержать слёз. Самых слабых мысль-осознание-отчаяние невосполнимой утраты и постигшего горя настигает в самых неожиданных местах: в метро, магазинах, на улицах... Они падают на землю, на асфальт и, не в силах больше сдерживать толчки всхлипов, начинают биться в конвульсиях и судорогах рыданий. Некоторые рвут на себе волосы и посыпают голову придорожной пылью. Другие сидят на краю тротуаров, застывшие, обездвиженные, с отупевшими от горя и ничего не выражающими, стеклянными лицами…»

-Ну, как вам моя смерть?

-Слабовато будет, давай ещё… (раздался голос из тёмного угла).

-Ах, так?! Продолжаю!

«…В небе появляются знамения, вспышки света, столпы радуг. Само Солнце, заметьте – впервые! – странным образом производит и описывает немыслимую для законов физической науки траекторию, и, вернувшись в исходную позицию, продолжает своё движение немного не оттуда, чуточку левее…

Не уберегли…

Первые чудесные исцеления совершаются на моей могиле незамедлительно. Молва об этом мгновенно распространяется по городам, деревням и сёлам, и толпа жаждущих людей лавиной двигается к моему захоронению. Движение всякого транспорта перекрывают. Наряды простой и конной полиции, организуя оцепления, с большим трудом сдерживают и контролируют массовые демонстрации, непрерывающиеся людские потоки к моей могиле.

Океанские и морские суда на всех водах периодически оглашают водную стихию длинными траурными гудками...

В самом деле, не прерывайте! Ведь это Я же умер. Оцените грандиозность и величие моей смерти…

Память обо мне столетиями из поколения в поколение будет передаваться веками, и, более того, - от одной цивилизации к другой. Сотни моих биографий, исследований моего учения и жизни очевидцами и учёными, будут издаваться многомиллионными тиражами. Их будет явно не хватать.

“А вы что, ещё не читали Терентия Смирнова?! – Какая безграмотность!”

Причём, те люди, которые приступят к описанию моей героической жизни, непременно все будут удостоены нобелевских и всяких государственных премий. Я стану мифом, легендой. И в то же самое время я буду живее всех живых...»

-Ну, а сейчас? Как? - Сла-бо-ва-то ещё. (произнёс голос из тёмного угла, но другого, и сам голос «другой».)

…Итак, Я писал под диктовку своего королевского «Эго», своего неуязвимого и «бессмертного Я», и думал: «Какое же оно всё-таки бесконечное, жадное, ненасытное. Никогда не остановится. Ему всегда и всего будет мало, мало, мало…

Эх, глупенькое моё Эго! Даже если допустить, что моя смерть будет сопровождаться такими фантастическими событиями, то ты-то этого всё равно не увидишь! Тебя, моего Эго, после моей смерти не будет. Тебя уничтожит, убьёт моя смерть».

Далее случилось то, что я и предполагал…

«…Все мои по жизни возлюбленные женщины совершат акт публичного самосожжения - иначе они все не представляют своей дальнейшей жизни без меня. Моим именем будут называть города, детей, фонды и премии...

В столицах и крупных городах начнут возводить мои памятники и огромные монументы, - там я своей величественной рукой указываю людям правильное направление и верный путь к счастью».

И вот, в это же время как я пишу эти строки, моё завистливое «Эго», моё гордое «Я», выраженное этой же самой заключительной буквой алфавита, ширится, увеличивается и разрастается всё больше и больше. Оно стремится в своём охвате буквально к космическим масштабам и, как в мультфильме, достигает гигантских размеров.

Буква «Я», моего «Я», едва поместившись на маленьком земном шарике, покачивается и скользит на длинных и тощих ножках. Она упирается головою в небо и раздвигает облака всё шире.

Всё равно моему «Я» очень тесно. «Я» продолжает шириться, тужиться, напрягаться ещё и ещё, чтобы стать громаднее и значительнее.

Вот буква моего «королевского ячества» стремится застелить собою всё пространство галактики, весь необъятный космос… Но вдруг!..

Не выдерживает чрезмерного напряжения и в одно мгновение лопается!

Гигантская буква «Я» рассыпается на куски с треском и пылью. Моё «Я» рушится, как взорванный строителями гигантский высотный дом, - это происходит не сразу, а через паузу – ах, глупое и ненасытное Эго моё...

Обломки фантастически громадной буквы «Я» из космоса падают вниз, и, расщепляясь в воздухе, становятся всё меньше и меньше. Уже небольшими кусочками они достигают земли и взрываются, разбиваются. Пыль и мусор от них гоняет и кружит ветер по городской улице.

И вот уже метёт метлой дворник и сметает в кучи остаточный сор от моего «эго» в одном дворе, в том, в котором жил когда-то сей человек - обладатель того самого «Великого», бесконечного «Я»...

Нет, ничего такого, что наговорило моё «Эго», конечно же, не будет. А есть - вернёмся назад - моя свежая могила, насыпь и крест на ней. Люди постоят-постоят и разойдутся. И всё. Через час всё забудется. Будет всё тот же город и все те же люди. Они будут спешить на работу и с работы. Люди в автобусах. Люди в автомобилях. Люди в ресторанах и различных кафе. Люди в гонке за деньгами и удовольствиями. Люди, совокупляющиеся по ночам. Люди в магазинах...

Бог мой, какая скука! О каком моём «Я» вы говорите? Вообще, было ли оно? Жил ли я?

Живёте ли вы все, люди?!

Мой дзен канал: https://dzen.ru/terenty

Похожая глава: - https://dzen.ru/a/YUtADry2jyEWqZNw