Утром, попадая в образ Нептуна на Морском фестивале в Рохе, актер Имантс Страдс, уже одетый в смокинг, спешит в полдень участвовать в инаугурационном балу президента со своей любовницей – актрисой Элиной Вани. Конечно, без палочки Нептуна – охранник увез бы просто так. Вечером – в помощь Валмиере, где должен усвоиться озелененный газон. На второе утро вам придется снова бежать в Ригу, где проходят очередные съемки. Пока Имантс не отказывается ни от каких предложений о работе, ведь он в полном составе.
Известный мастер исполнительского искусства не большой тусовщик, потому что на это просто нет времени. Однако, когда Элина должна была получить приз Лилит Берзины в Риге, Имантс пришел на мероприятие с тростью, потому что накануне в гневе он выбил дверь Валмиерского театра и повредил ногу. Страд доказал свою вспыльчивость после того, как режиссер собирался отказать ему в возможности пропустить репетицию, но в жизни он, безусловно, больше смеется, чем борется.
Вот уже пару лет Имантс является государственным актером театра «Дайле», но Валмиера была и остается его домом. В качестве мечты о приюте в старости было приобретено здание, построенное много лет назад, которое пара актеров ремонтирует, ухаживает за садом. Такие практические занятия помогают сбалансировать расход энергии, необходимый в творческом труде, и ни один белый человек Имантс не был с детства.
Не падайте в обморок, услышав французов
Имантс Страдс – актер, но чем именно он занимается?
Все. Актеру дается материал, который желательно понять и максимально достоверно изобразить на сцене; Это моя основная работа. Режиссерская работа — это мое хобби, потому что у меня нет такого образования, о котором идет речь. Я не знаю, как читать пьесу так, как это делает режиссер. Вот почему я актер, который когда-либо что-то ставил. Это было бы справедливее.
У каждого человека, однако, есть желание выделиться, показать свою индивидуальность. Возможно ли такое вообще в актерской профессии?
Есть разные переживания. Можно исключить себя из публичного пространства, остаться только в театре. Я не втягиваю свою личность в роли — я думаю, что гораздо интереснее просто уйти от себя. Это роли с сопротивлением, потому что спускаться по течению, по ветру гораздо легче. Но после этого роль попытки что-то сломать более любима.
Можно ли назвать путь к сцене естественным? Как получилось, что твоя мама, Майга Сика, актриса — может быть, ты выросла за кулисами Национального театра?
Это не оказало большого влияния. Я совсем немного ходила в театр, ходила в детский сад. В любом случае, не было никакой мысли – да, театральная пыль, вот реальная жизнь! Интерес возник гораздо позже, в подростковом возрасте, когда в моей школе, в средней школе Анри Барбиса, в том, что сейчас является французским лицеем, Ингмар Шакле основал драматическую группу «Туннель».
Театр «Дайлес» находится рядом с районом вашего детства, улицей Мира, и вы выкурили свою первую сигарету на Покровском кладбище. Может быть, вы тоже нашли могилу Финка?
Нет, я ничего не знал о Финке. Лунная улица, да. Сначала мы с одноклассниками курили за углом школы, когда нас оттуда отвезли, перевезли в могилы. Я занимаюсь спортом, спортивным ориентированием – с первого класса. Поначалу мне было сложно понять, зачем нужно смотреть на рисунки, где есть полосы, точки, волны, от которых нужно понимать, куда бежать. Я привык видеть лес как деревья. Я много гуляю с бабушкой и дедушкой, теперь люблю собирать грибы. Бабушка с мужем жили в Лиепе, где было садоводство с цветами, помидорами и огурцами. У них также были три большие теплицы дома, и прежде чем я мог играть в футбол с мальчиками, мне приходилось работать по четыре часа утра. Либо выкапывая, либо выкапывая луковицы тюльпанов, дикари должны были снять пленки и положить их в чамп, потому что пленки было мало. Можно было принять участие в летних работах в колхозе, и рыхлить свеклу за деньги мне казалось лучше, чем красить спортзал в школе в Риге. Утром в поле, в полдень обратно. Помню, мороженое привозили на Липу только по четвергам – из Друвы, цикория.
Значит, очарование сельской жизни живо и в этот день?
Настоящих полей не было, в Лиепе – Лоде – был большой кирпичный завод, пять тысяч человек. Очень респектабельный поселок по тем временам. У нас рядом был дом культуры, где показывали кинотеатр, и можно было услышать, хороший фильм или плохой, потому что летом открывалось окно, и жители высказывали свои мысли. В киоске с друзьями мы купили газету «Спорт-Экспресс» на русском языке, где писали об иностранных спортсменах. Мы вырезали картинки, склеили их в клады. В Лиепу привезли только три экземпляра этой газеты, больше никто к ней не пришел, потому что я и мои соседи, тоже из Риги, выкупили их все утром. Это было прекрасное время! Мы сделали пластилиновые лепешки – целую кучу. Мы играли либо индейцев против ковбоев, либо русских против немцев. Били ножом, были ампутации ног, которые нужно было лечить. Когда упала голова, солдат был мертв, тогда мы провели похороны, но некоторые, особенно близкие, пережили несколько жизней.
Ре, какой актерский порыв!
В детстве уже каждый актер. Мультики нам показывали в полушестерках, но если вместо нарисованного мы видели куклу или пластилиновый мультфильм, то выключались и снова выходили. Когда мне было семь лет, по телевидению начали показывать сериал «Дети капитана Гранта», где Лембит Ульфсакс сыграл Паганеля. Мы наблюдали мираж. Я читал книги. Конечно, я был восьмидесятилетним, один год пионером. Когда я не хотел идти на занятия, я смог объявить, что хочу пойти к дедушке на улицу Цесис, где находилась мемориальная квартира Ленина. Мы были внуками Ленина, это действительно работало – мы то и дело туда ездили.
Какие предметы были любимыми?
Когда математика превратилась в алгебру, мне было нелегко. С момента окончания учебы, если честно, мне ни разу не приходилось вытаскивать интеграл. Я все-таки понимаю квадратные корни и согласен с тем, что геометрия нужна людям, но еще и необходимо заинтересовать ребенка предметом. Если вам нужно быстро выучить тему и вы уже опаздываете по пути, то вы тоже чувствуете отставание.
Может быть, вы отлично говорили по-французски?
В первых классах у меня были хорошие результаты. Моя младшая сестра Агат - очень хороший франкоязычный тюльпан. Я могу слушать, как поют Азнавур и Дассен, и понимать текст, а не «когда я слышу французов, я падаю в обморок». Я понимаю, от чего падать в обморок, потому что тексты отличные.
В Латвии французский театр кажется таким устаревшим.
Как? Я играл в Валмиере на Акапулько, мадам, в пьесе Ива Ямиака. Начнем с того, что там Мольера, правда, давно не играли, и я не знаю, нормально ли это. Французское кино замечательное, комедии у них великолепные, есть ярко выраженный момент правдоподобия.
Вырос в Валмиерском театре
У нас есть информация о культурах всего мира, может быть, ее даже слишком много. Как удержать латышский язык, например, в театре?
Может быть, это приемлемо не для всех, но я вижу, что люди приезжают на Skroderdays Блаумана в Сильмачи каждый год. Я играл сначала самого Йоски, потом Дудару в спектакле «Адвент Сильмачи», теперь мы с коллегами ставили спектакль, и кто-то должен был стать режиссером. Я подписал. Вероятно, все сложилось хорошо, если уже в Прейли-Яни приехало три тысячи. Сейчас я играю в пиндак, потому что мне нужно все увидеть. Мы привлекаем местные коллективы, фольклористов к народным сценам и пом в дни Скруджа, Пиндак стоит рядом и может показать, когда выходить. Я много думал о секрете Сильмачу...
Критика после премьеры окончательно отбраковала пьесу...
Да, за то, что не смог понять, комедия это или драма. Я думаю, что это самое интересное в том, чтобы все эмоции были в одном спектакле. У нас, латышей, нет недостатка в балаганах, и многие вещи работают лучше всего, когда есть и комедийный, и серьезный персонаж. На мой взгляд, уникальность заключается в тройке лучших пьес Блаумана: три еврея, три бабушки, три молодых человека. И каждая возрастная группа может найти, к кому опереться. Были немцы, которые не могли понять, почему латыши так смеялись, когда старого еврея выставили в эфир всей печкой, но мы смотрим спектакль уже более 120 лет. Сначала в детстве, потом воспитываем детей, потом внуков. Все наизусть знают, что там будет происходить, но люди идут. Без Сильмачи нет Яниса.
Пиндак вряд ли был бы пожизненной ролью. Я, например, открыл для себя Иманта Страда как высококлассного актера в шоу 2015 года «Мастер и Маргарита». Кого вы сами считаете звездным часом?
Не знаю. Были, конечно, и сладкие спектакли и роли. Мне очень понравилось играть режиссера Питера Люциуса. Это было доброе почтение к ушедшему времени, память человека, который всю свою жизнь отдал театру. Когда я пришел работать в Валмиерский театр, я прочитал книгу Аустра Муравьев, посвященную Луцию, я переживу это хорошо, потому что я его не испытал. Это было тяжелое шоу, потому что потребовалось три с половиной часа, чтобы нанести силикон на мое лицо, надеть маску Lucius, а затем еще волосы. Если шоу начиналось в одиночку, мы начинали его до девяти. Когда было два спектакля в день, я пробивал дыры, чтобы вытек пот. В течение тринадцати часов кожа вообще не дышала. Знаменательной была работа об Индре Роге не только в «Мастере и Маргарите», но и в спектаклях «Квартал Зойкина», «Доктор Живаго», «Усадьба в Хемпстеде».
Насколько важна роль режиссера в работе актера?
Режиссеры бывают разные. Сама Рога актриса, в Валмиере Феликс Дойч тоже был актером, и они могут многое дать, помочь тебе как актеру. Он очень хорош в работе. Есть также режиссеры, для которых самое главное — это их концепция пьесы, сценарий, а ты просто обыватель, пешка или башня в какой-то вымышленной истории, которую они придумали.
В 2013 году за свою актерскую работу она была признана Valmierian of the Year. Станете ли вы когда-нибудь риганцем года?
Я не думал об этом. Есть ли тогда такое звание? Но я рада, что я, будучи жительницей Риги, могу жить в Валмиере, потому что здесь я очень скучаю по тишине маленького городка. Так колоссально, если вы можете добраться до работы быстро, с колесом за две минуты. Не нужно стоять в пробках. Иногда, во время спектакля, в антракте, я бегал бросать несколько совков, когда зимой горела печка.
Читатель может прийти в ужас – разве актер не должен тогда войти в образ и остаться там? А как насчет великого искусства?
Во всех спектаклях, конечно, так нельзя, не говоря уже о лице Люциуса. Но если есть сорокаминутная пауза до второго акта, почему бы и нет? Неужели искусство нуждается в том, чтобы я замерз в холодной комнате? Отношение от этого уже не меняется. Я надеваю куртку, чтобы костюм не доставал, и снимаю мокрые ботинки перед тем, как подняться на сцену. Другие идут в буфет и едят, третьи играют в карты.
Актерская профессия выросла из уличных комиков, гимн театра Дайле тоже из пьесы Мартина Зиверта «Туз со словами» — он плакал, смеялся над ним. Или вы чувствуете себя проституткой на мгновение?
Эдуард Лининьш сказал президенту в Рижском замке: «Аса надо кормить». Интересно, что он, умный человек, имел в виду. В «Гамлете», «Короле Лире» очень важен образ туза, часто он символизирует альтер эго или здравый смысл монарха, все зависит от отношения общества. Когда мы работали в театре, едва сводя концы с концами, люди спрашивали, платят ли нам там или, может быть, нам платят зерном...
Это было всего несколько лет назад, но страшнее было в девяностые. В то время я закончил Лиепайский курс и уехал в Валмиеру, где в театре было три зала вместо одного. Кроме того, в Лиепае старались строить музыкальные спектакли, что точно не моя сфера. Казалось, что у Валмиеры будет прекрасная возможность расти. Я сам позвонил режиссеру Питеру Уизу. Это было трудное время, я рад, что поехал в Валмиеру в то время.
Риган и маленький городок...
Это не было проблемой, главное, чтобы была возможность работать. Первая роль была у Михаила Груздова, который поставил великолепный спектакль «Дети рая» Жака Превра об известном миме. Хотя перевод с французского был приблизительным, на самом деле правильным названием было бы «Третий зритель на балконе». Роль, конечно, маленькая, и я не думаю, что был ужасно готов как актер после Лиепаи. Дойч очень помог, каждая постановка с ним была как полгода учебы, пока ты не начнешь осознавать реальные измерения профессии.
