Есть ли ощущение, что ваша семья получает неудовлетворительную оценку в табеле успеваемости по психическому здоровью?
Йога, ведение дневника и мониторинг потребления воды — все это прекрасно, но необходимость «обеспечивать» здоровье друзьям, семье и контактам в социальных сетях может только усилить чувство тревоги или депрессии. Терапевтические вмешательства еще лучше, но они дороги и их трудно найти.
Самый быстрый и доступный инструмент для улучшения психического здоровья вашей семьи не только эффективен, но и бесплатен: начните говорить. Согласно новому отчету Гарвардской высшей школы образования, умение говорить с ребенком о своем психическом здоровье — один из надежных способов улучшить общий семейный комфорт и психическое здоровье.
«Хотя 18% подростков сообщили о наличии беспокойства, около 20% матерей и 15% отцов сообщили о тревоге. Хотя о депрессии сообщили 15% подростков, о ней сообщили около 16% матерей и 10% отцов», — говорится в отчете.
О результатах я поговорил с психологом Ричардом Вайсбордом, старшим преподавателем Гарвардской высшей школы образования и одним из соавторов исследования.
Это интервью было слегка отредактировано и сокращено для ясности.
Какова связь между психическим здоровьем подростка и его родителей?
Ричард Вайсборд: У депрессивных подростков примерно в пять раз больше шансов иметь депрессивных родителей. У тревожных подростков примерно в три раза больше шансов иметь тревожного родителя. Влияние родителей на подростков очень велико. Это, пожалуй, самое важное влияние на жизнь подростков, и мы не продвинемся далеко в решении кризиса психического здоровья подростков, если не будем уделять внимание родителям и заботе об их опекунах.
Данные, которые вы собрали, показывают, что мамы живут хуже всего в семьях. Почему это так?
Вайсбурд: Я думаю, что происходит пара вещей. Я думаю, что мамы чаще сообщают о депрессии и тревоге, чем папы, потому что многие папы оторваны от своих чувств, а депрессия и тревога часто выражаются у мужчин по-разному, чем у женщин. Частично это отчетность, а частично — нагрузка по уходу, которую матери несут больше, чем отцы. И это не просто уход (за матерями). Это быть министром внутренних дел, человеком, который стирает белье, готовит еду и делает все, что вам нужно для ведения домашнего хозяйства. И матери сейчас тоже часто работают (вне дома).
Я также думаю, что родители могут впадать в депрессию и тревогу, когда их подростки находятся в депрессии и тревоге, а матери, как правило, гораздо больше настроены на своих подростков, чем отцы.
Матери обычно берут на себя роль управления эмоциями других членов семьи?
Вайсбурд: Я думаю, это правильно. Матери впитывают сложные эмоциональные ситуации в семье в отличие от отцов.
Может ли такое исследование создать больше работы для мам? Теперь они могут подумать: «Мне нужно справиться со своей тревогой и тревогой моего ребенка, и тем, как мы подпитываемся друг другом?»
Вайсбурд: Для меня в этом есть действительно положительный аспект. И я говорю это как человек, (за кого) в моей семье поселилась тревога. Моя мама волновалась. Мой отец был обеспокоен. У меня есть тревожные дети, и я волнуюсь. Существует способ, с помощью которого люди, испытывая как тревогу, так и депрессию, могут подрывать или разжигать друг друга, но они также могут действительно помогать друг другу.
Мы с детьми разделяем друг с другом стратегии преодоления трудностей. У моих детей есть много инстинктов о том, как уменьшить беспокойство и что поможет им чувствовать себя лучше. И когда мы говорим об этом, это очень убедительно. Это очень полезно. Родители также могут моделировать поведение, связанное с обращением за помощью, с помощью того, как они получают лечение, будь то онлайн-ресурс, посещение терапевта или прием лекарств.
Мы живем в эпоху, когда подростки часто гораздо более эмоционально красноречивы и осведомлены, чем их родители, и чувствуют меньше стигмы в отношении доступа к услугам психиатрической помощи, поэтому я думаю, что подросткам тоже есть чему научить своих родителей в этих вещах. Итак, в этом есть трудные аспекты, но есть и очень обнадеживающая часть: я действительно думаю, что люди могут поддерживать друг друга.
О каких вещах нам следует открыто говорить?
Вайсборд: Депрессия и тревога, которые мы наблюдаем (в этом исследовании), серьезны. Мы живем в действительно трудное и опасное время, и существует определенная тревога и чувство подавленности (это не клиническое явление), это очень уместная реакция на мир, и это очень важные вещи, о которых следует говорить родителям и подросткам.
Как родители могут гарантировать, что дети не усваивают плохие чувства по отношению к себе, даже если родитель чувствует тревогу или депрессию?
Вайсбурд: Может иметь значение, если родители могут сказать: «Если я капризный, непредсказуемый или замкнутый, это не ваша вина. Это обо мне. Дело не в тебе." И всегда заверяйте детей, что вы делаете что-то, чтобы заботиться о них. Ситуация не выйдет из-под контроля.
В отчете также говорится, что участие в деятельности, которая дает кому-то чувство цели, полезно, например, помощь соседу или посещение изолированного дедушки и бабушки. Может ли обретение чувства цели быть чем-то только для вас, например, научиться играть на гитаре?
Вайсборд: Вопрос о цели и значении сейчас представляет собой ошеломляющую проблему. Причины (подростки чувствуют отсутствие цели) различаются в зависимости от сообщества, но пример игры на гитаре является отличным в том смысле, что здесь определением является значимая цель.
Я против идеи единой цели или призвания, но я верю в то, что у людей есть значимые цели, и эти цели могут быть непостоянными и меняться в течение жизни. Для людей важно иметь в старшей школе цели, которые могут быть значимыми. Освоение инструмента, который доставляет удовольствие вам и другим людям, может быть очень значимым. Это достижение, которое может быть настолько душераздирающим для людей.
