Киссинджер ловко управлял холодной войной, в которой нужно было побеждать, а не управлять

В список государственных секретарей этой страны входят многие гиганты общественного звания — Томас Джефферсон, Джон Маршалл, Джеймс Мэдисон, Джеймс Монро, Генри Клей, Джон Кэлхун, Дэниел Вебстер, Уильям Сьюард, Элиху Рут, Уильям Дженнингс Брайан, Чарльз Эванс Хьюз, Эдвард Стеттиниус, Джордж Шульц и Джеймс Бейкер. Однако никто не управлял своим офисом с большей живостью и талантом, чем первый иммигрант, занявший его.

Генри Киссинджер, советник президента Ричарда Никсона по национальной безопасности, в своем кабинете в Белом доме в сентябре 1973 года после того, как Сенат проголосовал за его утверждение на пост государственного секретаря

Хотя Генри Киссинджер вместе с Джоном Куинси Адамсом, Джоном Хэем и Дином Ачесоном входит в число самых интеллектуально развитых и культурно космополитичных госсекретарей Америки, даже на десятом десятке его любовь к этой стране была почти детской чистотой. Это подходило тому, кто видел гитлеровскую Германию глазами ребенка.

Киссинджер, скончавшийся в среду в возрасте 100 лет, поставил перед собой задачу сделать Америку менее американской, привив ей европейское ощущение непоправимого трагического измерения жизни. Тем не менее, он, как это часто бывает с иммигрантами, был романтиком по отношению к нации, которая приняла его и позволила ему процветать.

Киссинджер смешал свой романтизм с цинизмом, обучая эту нацию реализму. То, что критики называли его элегантной безнравственностью, он считал гранитным фундаментом истинной морали — столкновение с фактами, которые неприятны и неразрешимы. Одним из таких является постоянство непостоянства в международной системе.

Следствием этой максимы является неизбежный императив баланса сил. Отсюда величайшее достижение Киссинджера, который помог ему в качестве советника по национальной безопасности Ричарда Никсона вовлечь Китай в игру наций. Киссинджер восхищался китайцами как «учеными по равновесию, художниками относительности». Он также восхищался Шарлем де Голлем, «сыном континента, покрытого руинами», который понимал, что окончательность — это химера: «История не знает мест отдыха и плато», потому что «управление балансом сил — это постоянная задача, это не усилие, имеющее предсказуемый конец».

Киссинджер стал секретарем в самый насыщенный событиями год после Второй мировой войны, который, как звон тарелок, ознаменовал творческую четверть века американской дипломатии, начавшуюся с плана Маршалла 1948 года. В 1973 году, когда власть президента испарилась и был заключен эфемерный «мир» во Вьетнаме, революция цен на энергоносители была ускорена Войной Судного дня, уступающей только Кубинскому ракетному кризису 1962 года как самый опасный момент Холодной войны.

Политика имеет свою собственную физику, и алчность Киссинджера в отношении власти, его острые локти бюрократического борца и его периодическая неспособность с радостью терпеть дураков - все это снискало ему врагов в Вашингтоне, который очень долго восхищался немногими. Но хотя он пришел из академических кругов, чтобы стать одной из планет, вращающихся вокруг солнца президентской власти, он остался, чтобы стать солнцем. Когда Никсон, который вывел Киссинджера на путь славы, подал в отставку, одним из первых решений преемника Никсона, Джеральда Форда, было убедить обеспокоенный мир, что рука Киссинджера останется на румпеле внешней политики. К тому времени, когда Киссинджер покинул свой пост, он наряду с Джорджем Маршаллом вошел в число самых выдающихся государственных чиновников Америки, которые никогда не занимали выборных или судебных должностей.

Киссинджер сочетал свой стратегический пессимизм с тактическим оптимизмом. Он думал, что сможет, подобно кавалерийскому офицеру Конфедерации, заставить смелость и ловкость выиграть время для Запада. Советский Союз, как и Гулливер, мог быть ограничен многочисленными тонкими нитями политических соглашений, соглашений по контролю над вооружениями и экономических соглашений.