Смерть бабочки. Рассказ Самрата. 1891 год.

Смерть бабочки

Она умерла на заре... На красном песке обрыва, между двух могучих сосен, лежало её маленькое, безжизненное тельце с широко-распростертыми, неподвижными, голубыми крылышками. Стройный хор лесных птиц торжественно приветствовал восходившее солнце, освежённые ночною прохладой цветы радостно улыбались, мелодично журчала капризно извивавшаяся по камням речка, теплый ветерок ласкал верхушки деревьев, —но все эти звуки, все прелести бытия для неё уже не существовали: коротенькая жизнь оборвалась... Как, отчего, — это составляло тайну ночи. Пернатый-ли хищник ударил ее своим острым клювом, сердитый-ли порыв ветра сбросил ее на землю и расшиб, или холодная струя воздуха прекратила жизнь в хрупком создании—как знать?

Она умерла и лежала неподвижно на песке обрыва. Угрюмый паук, вечно занятый дипломатическими соображениями об упрочении и расширении границ своей паутины, прошел мимо неё не остановившись. Что значила одна смерть сравнительно с сотнями смертей, которые он подготовлял и предвкушал? Хлопотливый муравей, таща былинку, наткнулся на неё, сообразил, что если сообщить о своей находке, то может нажить множество неприятностей, и, испугавшись, благоразумно пустился на утек.

Наконец, подползла жужелица. Она с любопытством осмотрела мертвое тело бабочки, полюбовалась на её голубые крылья, сообразила сколько приблизительно могло-бы стоить такое богатое одеяние, покачала головой, и, несмотря на то, что ей нужно было идти по хозяйству, осталась ждать.

Божья коровка, с трудом перелетая короткое пространство, села отдохнуть на цветок, и увидев мертвое тело, вступила в беседу с жужелицей.

— Скажите на милость, какое приключение! — сказала она, —такая молодая, красивая, и вдруг...

— Смерть не щадит никого! —сентенциозно заметила жужелица.

— Вы правы! Но, согласитесь, умереть такой

молодой...

— Что-же из того? Я полагаю, эта красавица съумела пожить в свое удовольствие... Легкомысленные создания, вся жизнь которых проходит в одних наслаждениях! Нет, попробуй-ка пожить такой трудовой жизнью, как мы! Верите-ли, я с утра до ночи не знаю покоя...

— Ах, и я также! И потом я постоянно устаю. Стоит мне немного подняться на воздух, я уж непременно должна куда-нибудь сесть...

— Кто её знает эту щеголиху, —заговорила жужелица, с негодованием осматривая бабочку, — может быть, она кончила самоубийством.

— Вы думаете? —спросила божья коровка.

— Ничего нет странного. Эти создания также беспутно умирают, как живут. Какая-нибудь ничтожная неудача в любви, —трах, —и готово. Или просто жизнь надоела, —у них это так часто.

— О чем это вы, кумушка? —спросил подошедший жук-могильщик, —уж непременно кого-ни будь осуждаете? Так и есть, —воскликнул он, увидя мертвую бабочку, —вот еще новая жертва необузданной страсти!.. Что-же делать, —так ведется, —значить, так нужно!.. Всякая тварь земная—земля, и в землю отойдет! Так-то! Ну, пойдем, красавица, я тебя похороню.

Жук-могильщик хотел взвалить бабочку на плечи, но жужелица его остановила.

— Постойте! —сказала она, —мне кажется, что вы поступите не по закону, предав её земле. Нужно подождать властей и соблюсти формальность. А вот и шмель!

Жужжа, в попыхах, прилетел большой шмель. Он тотчас-же распорядился прикрыть тело бабочки сухим листком, и, усевшись на ближайшем стебле, деловито потер лапки одна об другую.

— Ну-с, —начал он, —приступим к предварительному расследованию. Под страхом ответственности по закону, свидетелей прошу не удаляться и отвечать на вопросы. Кто первый увидел мертвое тело?

— Я, отвечала жужелица, — видите-ли, как было дело. Я шла по хозяйственным надобностям. Вчера была дурная 'погода, я никуда не выходила. Сегодня утром мы встали с мужем... Он говорит: „душечка“...

— Прошу не распространяться. В моём участке постоянно оказываются мертвые тела, — такое уж мое счастье,—и если по поводу каждого тела свидетели будут болтать о своих домашних делах... Довольно. Когда вы подошли, бабочка была мертва?

— Да! Конечно, не жива! —надувшись отвечала жужелица.

— Сударыня! Не забудьте, что вы отвечаете перед законом! — прикрикнул шмель, — свидетельница божья коровка, что вы знаете по этому делу?

— Я пришла... Та лежала, а эта стояла... Прошу

вас отпустить меня, мне некогда.

— Близко-ли находилась жужелица от тела?

— Нет, не близко.

— Не заметили-ли вы чего ни будь такого, что могло вам дать повод заподозрить жужелицу, в убийстве бабочки? Как вела себя жужелица? Волновалась-ли она, не старалась ли уйти?

— Ах, нет, нет, извините меня, я не могу отвечать на ваши вопросы... Я так встревожена так утомлена. Позвольте мне уйти?..

— Можете! Но предупреждаю вас, что вы и жужелица будете еще раз призваны для дачи показаний. А вот и г. слепень.

Серый слепень медленно подошел к телу, методически пощупал сердце и пульс лапками и, подняв голову кверху, произнес:

— Она мертва.

Так как в этом не могло быть никакого сомнения, то шмель ничего не сказал, а только спросили:

— Естественно или насильственно?

Слепень глубоко задумался.

— Не могу вам сказать ничего определённого, — отвечал он,—если около не найдено никакого орудия, которым-бы субъект мог причинить себе смерть, то нет основания предполагать самоубийство.

— Никаких орудий не оказалось.

— Следовательно, смерть была не насильственная. Теперь нужно определить род смерти: умер-ли субъект от истощения, или от разрыва сердца, или от отека мозга. Это нам покажет вскрытие.

— Нельзя-ли без вскрытия? —шепнул шмель, — верите-ли, я так занять службой, так утомлен... покоя не знаю... Кроме того, ничего никому неизвестно... какая-то бабочка...

— Гм! Пожалуй, можно и без вскрытия. В таком случае составьте протокол, что...

Но в эту минуту подле обоих зажужжал комар. Он так проворно совался между присутствовавшими, выказывая необычайную любознательность и опрашивая всех, что шмель тотчас-же распорядился оставить сторожей при трупе и разогнать публику.

И бабочка осталась одна. Четыре угрюмых муравья, отторгнутые от своих трудов и, поэтому, еще более угрюмые, остались сторожить тело. Жужелица отправилась по своим хозяйственным делам, божья коровка улетела отдыхать, жук-могильщик ушел к другим жукам философствовать... Один неугомонный шмель в служебном своем рвении еще раз наведался к трупу бабочки, только затем, чтобы отдать приказание убрать её с лица земли. Тогда четыре угрюмых муравья потащили бабочку в свои мрачные катакомбы. Таща по песку, они истерзали бедное, хрупкое тельце, надорвали и перепачкали в пыли два прелестные голубые крылышка и, скомкав до неузнаваемости бабочку, втиснули ее, наконец, в чёрную дыру, в которой, затем, скрылись сами. Какое им было дело до неё? Она была не из их породы, она была им чужда, её интересы, желания, стремления, страсти, жизнь и смерть её были для них непонятны.

Но на другой день, на листе папоротника, заменявшая насекомыми местную газету, в отделе хроника происшествий было помещено известие о найденном трупе бабочки, которая, „по определению слепня, умерла от... злоупотребления спиртными напитками".,.

Эту заметку сообщили комар...

Рассказы Самрата. 1891 год.