Сенокос.
Когда я закрываю глаза и мысленно возвращаюсь в лучшие воспоминания, я определенно чувствую запах детского лета. Этот ни с чем несравнимый запах сенокоса.
Мы все с нетерпением ждали начала этого события.
С вечера готовился самый важный инструмент – коса. Дед почему-то называл ее «литовка». На специальном станке, сооруженном из здоровенного полена и забитого в него отрезка плоского напильника, эта самая коса отбивалась. Проще говоря, ударами молотка сплющивалась режущая кромка. Коса становилась очень острой, оставалось только подправить её точилом, дед называл его «оселок».
Женщины готовили провизию для работников, девчонки тоже суетились по кухне.
У каждого было своё поручение, мы с братом осматривали грабли и вилы, заменяли сломанные деревянные зубья. Почему-то дед не любил держать в хозяйстве железные вилы и грабли, у него были только деревянные, сделанные собственной рукой. Вообще он любил мастерить что-то из дерева. Дом был разукрашен незамысловатыми деревянными узорами. Вроде бы ничего особенного, но нам тогда казалось, что у нашего деда самые замечательные ворота и дом.
Рано утром, когда еще не рассвело, дед поднимался к нам на сеновал, будил меня и брата, и мы шли на колхозную конюшню. Ко́нюх с важным видом говорил, какого коня можно запрячь, и мы шли на луг, где паслись все лошади, передние ноги у них перевязывали жгутом на ночь (местные называли его «путо»), чтобы далеко не убежали. Мы с братом мчались наперегонки, одевали коню уздечку, распутывали его передние ноги и возвращались к деду. Он молчаливо запрягал коня в телегу, надевал всю амуницию. Кстати сказать, все операции нужно было делать в строгой последовательности, иначе запутаешься, и конь пойдёт, а телега останется на месте. Иногда дед доверял брату запрячь коня, и тогда брат с важным видом начинал мне показывать, что он умеет, когда и какие детали упряжки нужно одевать.
Когда всё было сделано, мы забирались на телегу и подъезжали к дому. Там нас уже ожидали наши девчата, всё необходимое быстро грузили и отправлялись в путь.
Солнце только-только начинало выползать из-за горизонта, утренняя прохлада, мы с девчонками кутаемся в покрывала, кузнечики вовсю стрекочут в траве, птички щебечут где-то в деревьях. Это просто незабываемо.
Место, где мы собирались косить траву, называлось «делянка». На нашей делянке был небольшой родничок, прямо из земли вытекала ручейком вода. Она была очень холодная, дед говорил что «сводит зубы» от холода, это был своего рода природный холодильник. Рядом мы выкапывали ямку поглубже, чтобы можно было набирать воду из родничка в бидончик. Туда же, в холодную воду, опускались скоропортящиеся продукты, запакованные в бидончик, а также несколько стеклянных банок с морсом, приготовленным тут же из спелых лесных ягод и родниковой воды.
По приезду на место дед начинал раздавать каждому своё задание.
Мы с братом распрягали коня, поили, давали ему корм, потом привязывали в тени на длинные вожжи, чтобы он мог вольготно есть траву. Затем бежали в лес, заготавливали сухие палки от валежника для костра, разводили костёр и девчата начинали готовить завтрак.
Для покоса травы коса всегда перевозилась в сложенном виде. Причём складывалась она так, чтобы невозможно было нечаянно об неё порезаться.
Дед начинал готовить косы к косьбе, ставил кольцо между ручкой и полотном, забивал два специальных клинышка, проверял, чтобы конструкция не шаталась. Затем вешал косу на плечо и шёл осматривать делянку, откуда лучше всего следует начать косить траву. Мы с важным видом следовали за ним по пятам.
Ну вот, место выбрано, первый всегда начинал дед. Он делал прокос в одном направлении, затем разворачивался и косил в обратном. Потом подключались и мы с братом по очереди, получалось, что идём как бы ступенькой. У деда размах был широкий, прокос получался огромный по нашим мальчишеским меркам. Мы косили маленькими косами, поэтому проко́сики получались узенькие. Было очень трудно поспевать за дедом, но всё равно мы старались не отставать. После каждого прокоса коса чистилась скошенной травой и подправлялась оселком, готовилась для следующего захода.
Девчонки стояли поодаль, наблюдали за нами, и по первому требованию неслись на родничок за холодненьким морсом. Особенно нам нравился морс из брусники и дикой черной смородины, вкус просто непередаваемый.
Часов в семь утра женщины зазывали нас на завтрак. Какой же вкусной казалась еда, приготовленная на костре. Мы уплетали одну порцию за другой. Наверное, хороший аппетит появлялся после проделанной физической работы, всё-таки махать косой по несколько часов подряд отнимало много сил и энергии. И мы старались восполнить утраченные калории.
После завтрака дед обязательно объявлял перекур на полчаса. Все занимались кто чем хотел. Девчонки выбирали из скошенной травы красивые цветочки, делали букеты или плели венки на голову. Брат усаживался в тенёчке и мастерил из газет разные головные уборы. Кому бескозырку, кому панамку, кому шляпу или пилотку.
Солнце уже начинало изрядно припекать и эти головные уборы из обычной газеты очень сильно спасали от перегрева наши головы.
Отдых заканчивался быстро, и мы снова принимались за работу, брали свои косы и продолжали валить траву. За работой незаметно приближался обед. Аппетит был такой, что слона бы съел. Но слона нам не подавали, а на первое была окрошка на охлаждённом квасе, на второе обычно салат из свежих огурцов с редисом и зеленью, картошка с котлетами отваренная в кожуре (называлась «в мундире») или запеченная в костре. После сытного обеда дед объявлял перерыв на целый час. Сам он ложился в теньке и быстро засыпал. Наше тело требовало отдыха, и мы с братом укладывались рядом и тоже дремали.
Всё таки какое чудо этот послеобеденный сон. Усталости как не бывало, и мы вновь принимались за покос травы. Девчата брали грабли и начинали ворошить скошенную траву, чтобы она быстрее и равномернее высыхала.
Вечером ещё за́светло собирались домой, там всех ожидали домашние дела. Нам, как подрастающему поколению нужно было полить огурцы, накормить кур, овец, встретить корову с пастбища и сопроводить её до коровника. А потом мы могли отправляться на гульки до самой глубокой ночи, никто нас не загонял домой.
Сколько себя помню возле дома всегда лежала куча брёвен, вот на них и располагалась вся ребетня с нашей улицы. Мы играли в детские игры, причем каждый день в разные. На наш сеновал в кают-компанию возвращались уж далеко за полночь.
На покос травы выделялось времени всего неделя, за это время нужно было скосить траву и упаковать её в стог, чтобы ни дождь ни снег не смог намочить и испортить весь наш труд.
Поэтому рано утром мы ехали вновь на нашу делянку и, всё начиналось сначала.
Когда сено просохло, дед рубил две молодые берёзки в самом густом месте в лесу, как он говорил: «для прореживания». Эти берёзки запрягались в упряжку вместо телеги, получались волокуши. На них грузилось сено и подвозилось к одному месту. Там дед сооружал огромный стог. На это дело приглашались мужики из его родственников.
Мы с братом возили сено на волокушах, мужики подавали его деду наверх, а он указывал в какую часть нужно подать и сколько. Девчата ходили вокруг и расчесывали граблями. Стог получался очень большой и красивый. По окончании мужики перекидывали через верх верёвку, дед спускался по ней как скалолаз. Мы всегда ждали этого, внизу уже накрывали стол, чувствовалась какая-то торжественность момента. Сенокос окончен, трудная работа позади, но не это было главное. А то, что мы успели вовремя скосить и убрать сено, тем самым обеспечить корову на всю зиму кормом, а семью молоком.
