Итак, книга называется "Менна ", предлагаю прочитать пролог, если понравится но буду выкладывать далее, с Вас подписка чтобы не пропустить. Приятного чтения)))
Пролог
Где-то вдали протекает маленькая речушка, воздух, боже, как он манит меня, как я хочу в него погрузиться и больше ничего, ни о чем не думать, ничего не знать…
Звонок в дверь. Открыла мама, позвала меня, и я увидел на пороге своего друга Виталика. Мы сразу побежали в мою комнату, где я рассказал ему мой сон, в котором нет этого страшного вида и воздуха с привкусом металла на зубах…
В 2045 году случилось неизбежное: по территории России нанесли ракетный удар новым видом водородных бомб. Правительство погибло. Все города с населением более 100 000 человек были стёрты с лица земли. Остались только мы. Пережить удар смогли только очень отдаленные от центра сёла и маленькие городишки, но население вымирает очень стремительно.
Я был тогда 12 лет от роду, и я отчётливо помню, как небо затянуло черными тучами, солнце скрылось, и стоял такой гул, что у меня заложило уши. Моя мама была как раз дома, схватила меня и побежала в подвал, где мы и укрылись. А дальше наступил холод, который продолжается до сих пор.
Мы с мамой остались одни в темноте, в холоде, мы не знали, что тогда произошло и что нам делать, мы плакали, и в тот момент мама понимала, что мы сейчас здесь сгинем, и прижимала меня крепко-крепко к себе. Мороз начал подступать всё напористей. Мы закрыли все щели старыми одеждами, а люк, который вёл наружу из подвала, начал промерзать даже через нашу защиту, мама накинула на нас все одежды, что были, и начала потихоньку плакать.
Вдруг я услышал шум двигателя и скрежет земли, к нам сделал подкоп наш сосед, дядя Дима. Он быстро проник к нам, такой чумазый, и улыбался, когда увидел нас живыми, во все его 32 белоснежных зуба. Я думаю, что моя мама ему очень нравилась, и он просто не мог оставить нас умирать в нашем «убежище», которое по факту являлось погребом с соленьями под домом. Он быстро перетащил нас к себе и завалил проход землёй.
Вот у дяди Димы был настоящий бункер, с тёплой печью, одеялами и разными техническими приспособлениями. Он просторный, светлый и теплый, по всей видимости, он строил его как раз для таких целей. Являлся он полковником. Российской армии в отставке, и твердо знал, что этот день когда-нибудь настанет, и был к нему готов.
Мы были очень счастливы его увидеть, хотя поначалу очень испугали его машины для подкопов. Мама его обняла и тут же разрыдалась, дядя Дима сказал, что нам нужно быть сильными, чтобы противостоять этой беде.
Мы были так напуганы, что не знали, не могли понять, что случилось и почему так холодно в июне, что нам теперь делать. Дмитрий Иванович напоил нас чаем и начал рассказывать, что, по его мнению, случилось в России или в целом мире, а я спокойно устроился на печке и под весёлое потрескивание углей стал внимательно слушать, что же это такое.
Дмитрий рассказывал, что наше родное правительство плохо ладило с другими странами. Мы остались чуть не единственной страной мира, в которой остались углеводороды, и делиться ими мы категорически не хотели, так как мы втайне готовились к войне со странами Персидского залива за ресурсы, впрочем, и не только мы одни. Что случилось и как развивались дальнейшие события, Дмитрий Иванович, к сожалению, не знал, но вот что случилось в итоге, осознали мы все.
Так мы просидели около недели. Дядя Дима сказал, что хочет выйти наружу и посмотреть, что там и как обстоят дела, мы с мамой были категорически против, так как не могли знать, к чему это может привести, и мама за это время ещё более привязалась к нему, и я думаю, что впервые за долгое время она проявила симпатию к мужчине, ведь отец ушел от нас, когда я был ещё совсем маленьким, и никогда мне не звонил, и мама закрылась от мира мужчин, а вот наш сосед растопил лёд её души. Но дядя Дима всё-таки решил приоткрыть тугую утеплённую дверь и выйти. Я смотрел с замиранием сердца, он надел теплые рукавицы и приоткрыл дверь. В комнату тут же хлынул свежий воздух, но он был какой-то неестественно чистый и морозный. Я знал, как бывает холодно в январе, и однажды пошел в школу в минус 28, но эти ощущения были совершенно другими. Дмитрий Иванович сказал, что он просто высунет голову и посмотрит, а что делать дальше, решит по ходу дела. Мы смотрели, как он начал открывать тяжеленный люк, и тут раздался такой страшный крик, что у меня подкосились ноги, и я упал, мама подбежала к Дмитрию и резко его оттащила назад и захлопнула люк. Господи, как же он сильно кричал, я боялся смотреть, и мне становилось ещё страшней от того, что он, такой матёрый мужик, так кричал от боли. Я заткнул уши. Через какое-то время в комнате стало тихо, и ко мне подошла мама. Она обняла меня, и слеза по ее щеке покатилась и упала на пол. Я открыл глаза. О господи, дядя Дима лежал и стонал. Часть его лица была сожжена холодом, глаз стал стеклянно-белым и, видимо, он отмерз, холод был настолько враждебным и обжигал ткани моментально. Мама обрабатывала его щеку средствами от ожогов, и он постепенно пошел на поправку, ткани лица не отмерли, но ожог он получил очень сильный. Ночами он стонал, и когда боль была очень сильной, то мама колола ему обезболивающие, хорошо, что медикаменты он запас заранее. Так продолжалось неделю. Когда я проснулся утром, то дядя Дима уже сидел на стуле и пил чай, я благодарил бога, что он выздоровел, хотя твердо знал, что это целиком и полностью заслуга моей любимой матери, но всё равно, слава богу, всё обошлось. Он позвал меня, и тут я увидел, что его рука… его ладонь была не такая. Когда он лежал, я не обращал внимания, что он лежит в перчатках. Одна перчатка была снята с его руки, а вот вторая одета. Я не понимал, почему так. Дмитрий Иванович сказал мне, что всё будет хорошо, и приказал маме взять всё необходимое для операции. Его кисть отмерзла от переохлаждения, и это начало угрожать его жизни. Мама приняла решение отнять ее. Она взяла из шкафчика пилку для металла, вату и спирт. Мне заткнули уши ваткой, а дяде Диме ремнем завязали рот. Его рука начала тоже отмирать. Кисть черная, как уголь, и он кивнул маме, и она начала резать, я отвернулся. Что происходило дальше, я вспоминать очень боюсь. Какой оказалась сильной моя мама, что смогла отпилить кисть человеку. Кровь интенсивно лилась из места среза, и маме долго не удавалось ее остановить, может, она как-то не так пережимала жгутом? Я не знаю, дядя Дима увидел это, резко встал и приложил руку к раскаленной печи, он сильно закричал, что даже ремень на его рту не помогал, и он упал в обморок от такой невыносимой боли. Но это помогло как нельзя лучше, место спила запеклось, и кровь перестала сочиться, мама перевязала ее, и мы уложили его на кровать. Мама поставила ему капельницу с каким-то лекарством, мне сказала, что это нужно для очистки его крови. Дядя Дима лежал и только изредка постанывал, убедившись, что он в норме, мы и сами легли отдыхать, мама почти сразу уснула, а вот я никак не мог заснуть. Когда я проснулся, то меня уже с улыбкой позвал к себе дядя Дима, мой родной человек. Я обнял его и спросил, что случилось? Ответ мы с мамой получили страшный ответ. Жить на улице нельзя, сказал Дмитрий Иванович, мороз, о боже, мороз он ненастоящий какой-то, искусственный, как кислота, обжигает ткани, и тут по его небритой щетине потекла слеза, и он добавил, что я вас не могу спасти и что вероятней всего… Он замолчал на полуслове. Что думать, я не знал, и мама сидела рядом с таким лицом, что мы все притихли, и я гадал, что же будет дальше. Дальше было всё только хуже, ведь запас продуктов и воды начал подходить к концу. Мы прожили примерно неделю, рука дяди Димы начала потихоньку проходить, да и лицо более-менее затянулось. Мы заметили одну закономерность, входной люк был очень массивным и постоянно промерзал инеем, а вот в полдень и примерно до 14:00 он оттаивал, на ощупь был в разы теплее. И тот факт, что в эти часы на улице начиналась метель, и ее гул был отчетливо слышан. Моя мама предположила, что в эти часы, когда приходит буря, температура повышается, вот только до каких значений, мы не могли знать. Мама и дядя Дима что-то шептали друг другу, и после этого разговора он сильно задумался, я беспокоить его не стал.
На следующий день Дмитрий Иванович начал что-то чертить и писать какие-то заметки, на мои вопросы отвечал, что работает, но я краем глаза заметил, что это был рисунок какого-то костюма. Так и есть, дядя Дима готовит экипировку к выходу из убежища. Он твердо знал, что скафандр космонавтов умеет выдерживать такой холод, и ему нужно было изобрести что-то похожее, по крайней мере попытаться сделать максимально утеплённый костюм, ведь какова температура в часы бури, мы знать не могли, и он делал всё возможное, чтобы покинуть убежище и поискать нам продукты. Когда он озвучил нам свой план по выходу из убежища и что костюм должен помочь ему преодолеть холод, он говорил, что мы должны помочь ему сделать его, так как один он точно не справится, да и ещё с отсутствующей кистью. Мы все дружно принялись за работу и без лишних вопросов стали расшивать старые теплые одежды. Мама толстой иглой сшивала разный материал друг к другу. Тут был и брезент, и шерсть, и мешковина, разные свитеры в одно большое скафандроподобное одеяние. Получился он очень тяжелый, и если бы меня таким накрыли, то я бы вряд ли встал. Это одеяние было сшито из трех разных фуфаек, под низ вшита овечья шерсть с прослойками брезента от палатки, а снаружи мы обработали её гудроном, который так кстати оказался на верстаке убежища, правда, пришлось его растопить, только зачем мы это сделали, я не понимал. Утеплили сапоги, которые мы одели поверх этого скафандра, хорошо, что тут были размера так 48, меньше полезли бы вряд ли. Сделали толстенные рукавицы, которые так же смазали гудроном. С шапкой всё обстояло сложнее. Сначала сделали каркас в виде шлема, а потом нашили на него мех и кожу, на глаза сделали прорези под очки, но их не оказалось, и поэтому мы разбили бутылки из-под водки «За милых дам» и вставили донышки и глазницы. Получился реальный скафандр, ну или костюм водолаза. Выглядел он, конечно, очень громоздко и неказисто, и весил все добрые пятьдесят килограммов. Я был так рад за нашу проделанную работу, и мне казалось, что эта та самая надежда, которой нам не хватает, и что благодаря этому мы сможем выдержать достаточно долго, чтобы нас спасли. Мы все смотрели на костюм с умилением, и я предложил дать ему имя, я назвал его «Баня», потому что он нереально теплый. Дмитрий Иванович согласился со мной, что название хорошее, но всё-таки предложил назвать его «hope», что в переводе с английского означало «надежда». Мы, конечно, согласились с ним, ведь надежда нужна нам сейчас как воздух.
На следующее утро дядя Дима начал собираться на разведку, одели мы его с трудом, костюм весил, конечно, добротно, да и амуниции было достаточно. Взял и фонарь, и военную лопатку, рюкзак, само собой. Он стоял перед нами такой громоздкий и важный, как рыцарь в латах, а его шлем был весьма смешной. Опустился буран, и дядя Дима завел таймер на часах, помахал нам рукой и устремился к выходу. На часах как раз было около полудня, он подошел к люку и посмотрел на нас, мы замерли в ожидании, и он дернул дверь. К нам тут же ворвался холодный воздух. Странно, нет этого леденящего чистого воздуха, всё как всегда. Ничего сверхъестественного, ну, мороз примерно градусов 30, я и раньше знал подобные ощущения, но всё равно мне было страшно, мы же не знали, как теперь ведет себя мороз и какие у него теперь свойства, а что, если взрывы его как-то изменили? Может, наш новоявленный разведчик сгинет там, и мы тогда точно долго не протянем? Это чувство не покидало меня, но тут дядя Дима крикнул, что всё хорошо и ему совершенно не холодно, закрыл накрепко люк и отправился в путь.
