Писатель Андрей Платонов. Иллюстрация к изданию YMKA-Press. Фото взято с ресурса Яндекс. Картинки
Странный писатель странной эпохи. Так можно было бы попытаться определить суть творческого пути Андрея Платонова (фамилия Климентов, вообще, его псевдоним — это по сути старорежимное произнесение его отчества: сын Платонов — Платонович). Наверное, каждое его произведение автобиографично, но при этом если попытаться увидеть прямую связь между автором и наиболее похожими на него персонажами, то непременно рискуешь наткнуться на мистификации. При этом мистификации скорее всего совершенно без умысла. В этом есть что-то патологическое.
Обложка первого полного издания книги "Чевенгур" издательством YMKA-Press. Фото взято с ресурса Яндекс. Картинки
Про главную книгу советского писателя Андрея Платонова, его роман "Чевенгур", на канале была публикация с продолжением. В "Чевенгуре" изображён, наверное, самый близкий к биографии автора персонаж — это Александр Дванов. И здесь Платонов А. П. "оторвался по полной" в описании какой-то запредельной бедности в повседневной жизни, сопровождающей всех героев повествования, а не только Сашу Дванова. Причём с наступлением коммунизма в отдельно взятом уезде бедность не исчезает, а становится как будто даже желанной. Впрочем, без как будто. Более менее обеспеченным горожанам устроили "светопреставление", семьи их изгнали, а их имущество вполне сознательно уничтожается, дабы не угнетало. Как запредельная бедность, так и совершенная подчас бессмысленность сопровождает деятельность героев Платонова А. П.
В реальном детстве Андрея Платонова никакой нищеты и близко не было, если все дети слесаря паровозного депо Платона Фирсовича Климентова смогли получить весьма неплохое образование.
Правда, у самого автора отношение к полученному им «классическому» образованию менялось: в прошении о приеме на работу в ноябре 1914 года Андрей Климентов указывал, что окончил полный курс городского училища, а шесть лет спустя, в 1920-м, заполняя анкету и опросный листлица, вступающего в РКП (б), в графе «Какое получили образование» написал: «нисшее». Тогда же в автобиографии, написанной в связи со вступлением в партию, он отзывался о своей учебе так: «Лет 7-ми меня отдали учиться в церковно-приходскую школу. Но в школу я хоть и ходил, а учился больше дома тому, чему хотел, чему учили книги, где не могла укрыться правда». Однако два года спустя вспоминал с благодарностью: «Потом наступило для меня время ученья — отдали меня в церковно-приходскую школу.
Была там учительница — Аполлинария Николаевна, я её никогда не забуду, потому что через нее я узнал, что есть пропетая сердцем сказка про Человека, родимого „всякому дыханию“, траве и зверю, а не властвующего бога, чуждого буйной зеленой земле, отделенной от неба бесконечностью… Потом я учился в городском училище».
(Из книги Варламова А. "Андрей Платонов" серии ЖЗЛ)
Так на нездоровый ум Андрея Климентова, будущего писателя Андрея Платонова, легло сектантское учение пантеизма. К слову сказать, именно оно, а не научные наблюдения и эксперименты, вероятнее всего, легло в основу и так называемой теории эволюции.
«Не покорность, не мечтательная радость и молитвы упования изменят мир, приблизят царство Христово, а пламенный гнев, восстание, горящая тоска о невозможности любви. Пролетариат, сын отчаяния, полон гнева и огня мщения. И этот гнев выше всякой любви, ибо только он родит царство Христа на земле. Наши пулеметы на фронтах выше евангельских слов. Красный солдат выше святого Люди видели в Христе бога, мы знаем его как своего друга. Не ваш он, храмы и жрецы, а наш. Он давно мертв, но мы делаем его дело — и он жив в нас»
(статья Платонова А. П. «Христос и мы»).
Лев Толстой по словам Ленина В. И. был зеркалом революции рубежа XIX - XX веков. Будь Платонов А. П. более знаменит, он тоже мог бы претендовать на звание зеркала революции, но только более поздней редакции. Самый кощунственный атеизм в его творчестве сочетается с богоискательством и богостроительством, причём второе ещё и в духе ставшего модным ещё до революции неоязычества.
Его враньё касательно нищеты в детские и юношеские годы, а также полученного благодаря родителям и ещё царскому правительству образования — это его комплекс недостаточной пролетаризации при простонародном происхождении. Его личная и семейная жизнь — почти удавшаяся попытка через преодоление "пола" заменить нормальное человеческое общежитие патологическим псевдо-аскетизмом, который при логическом продолжении доходит до намёков на гомосексуализм и некрофилию ("Чевенгур") или педофилию и некрофилию ("Котлован"). Впрочем, некрофильские мотивы прослеживается во всех трёх его крупнейших повествованиях: "Чевенгуре", "Ювенильном море" и "Котловане". Во всех повествованиях есть герой, который хотел бы доставать близкого покойного человека через несколько лет, чтобы таким образом повидаться с ним. Видимо, похожими мотивами руководствовались те, кто выдвигал идею об увековечивании Ленина в мавзолее в забальзамированном виде ("как живой"). Аскетизм в духе секты скопцов сближает патологическую идеологию Платонова с подобной же патологией "зеркала русской революции" Льва Толстого.
Но буквально через пару месяцев в статье «Борьба мозгов» верх брал революционный аскетизм: «Еще до своего восстания пролетариат уже знал свою главную силу, свою душу — сознание и противопоставлял эту силу старой душе буржуазии — половому чувству. История буржуазии — это история сжатия мозга и развития челюстей и половых частей. Кто же победит? Выйдет чистым и живым из борьбы, и кто упадет мёртвым? Они ли — дети половой похоти, дети страстей тела…
Мы ли — дети сознания?»
(Из книги Варламова А. "Андрей Платонов" серии ЖЗЛ)
Андрей Платонов и сам, и в героях стремился стать и быть самым чистым коммунистом, природным коммунистом, пусть даже бы Маркс, Ленин и Сталин переметнулись бы на сторону буржуазии. Потому к его творчеству как нельзя лучше подходит тезис одного из солженицынских героев: "не в камнях, а в людях надо коммунизм строить". В этом он доходил до самого что ни на есть юродства, но только не Христа, а коммунизма ради. При этом показное самоуничижение у Андрея Платонова сопровождалось самым искренним осознанием своего мессианства. Отсюда и его упорство в попытках полной публикации своей безумной утопии "Чевенгур" вопреки нормальному конформизму семейного человека.
Но поскольку очевидно, что автор «Чульдика и Епишки» превосходил своих зоилов не только по природному дарованию, но и по образованию и начитанности и никакие «верхние» помочь ему ни в чем не могли, то из платоновского «Ответа» следует, что за его как бы смирением, за своеобразным литературным юродством и самопровозглашенным убожеством скрывался сознательный полемический прием. Платонов словно предчувствовал, что его писательский удел — раздражать и навлекать на себя гнев, он учился держать удар и отвечать обидчикам. С рабочих позиций в рабочем государстве делать это было удобнее всего, и он свое законное место грамотно занял, благо ему прикидываться рабочим надобности не было.
(Из книги Варламова А. "Андрей Платонов" серии ЖЗЛ)
Можно в знак солидарности с литературоведами пытаться выдавить из себя восторг по поводу "самобытного", а точнее сказать, нарочито безграмотной, а порой и бессмысленного языка писателя Андрея Платонова, но лучшую характеристику и жизни, и творчеству писателя Андрея Платонова могли бы дать положения известного исследователя психических патологий Макса Нордау, которые в общем и целом вполне актуальны и для нашего времени.
Неистовый Андрей Платонов в самом начале писательской карьеры. Фото взято с ресурса Яндекс. Картинки
Его юродство грядущего коммунизма ради стало слишком даже для советских вождей. Его биографы приводят исторический анекдот, что якобы сам Сталин И. В. распорядился, чтобы Платонова А. П. нигде не печатали. Это была реакция на повесть "Впрок". Но, то ли указания Сталина слабо исполнялись, то ли всё это очередная байка про всевидящее око диктатора, но Платонов А. П. из литературы не ушёл. Пусть его самые безумные творения и не печатали в СССР до самого разгара Перестройки, но без куска литературного хлеба его не оставляли. Советскому читателю он и при жизни был знаком своими рассказами, пьесами, пересказом русских народных и башкирских народных сказок. Работать на ниве литературы Андрей Платонов продолжал почти до самой своей смерти в январе 1951 года. Последний его сборник сказок "Волшебное кольцо" был опубликован в 1950 году.
Статья опубликована на моём канале "Мир глазами историка" на площадке Дзен под заголовком"Юродивый коммунизма ради: писатель Андрей Платонов".
