В 1880-х годах американский журналист Джордж Кеннан впервые раскрыл ужасы царской системы сибирских тюрем, куда режим отправлял диссидентов,...

В середине июня 1885 года четырехколесная конная повозка под названием « тарантас» въехала на небольшую лесную поляну к востоку от Уральских гор в России. В центре поляны стоял кирпичный столб двенадцати футов высотой, обозначающий сибирскую границу. Возница остановил тройку лошадей и крикнул пассажирам: «Вот граница». Из кареты вылезли двое американцев в твидовых дорожных костюмах.

Джордж Кеннан, сорокалетний журналист, обошел колонну, фасад которой был покрыт осыпающейся белой штукатуркой. Это был худой, жилистый человек, который стоял прямо, как шомпол. У него были темные, пронзительные глаза, черные волосы с проседью, ухоженные усы и огромный запас изобретательной энергии. Он приехал в Россию по заданию широко читаемого американского журнала The Century Illustrated Monthly Magazine , чтобы исследовать систему сибирских ссылок. Его товарищ, Джордж Фрост, здоровенный сорокадвухлетний бостонский художник, вытащил блокнот для рисования. Он был там, чтобы предоставить иллюстрации для статей Кеннана.

Стоя перед колонной, Кеннан, считавший себя другом России, не мог предположить, что его выводы настроят американское общество против царского режима и сформируют прочное отношение к России.

Призрачные осужденные преступники бродили по поляне в лесу. Раньше заключенным, бородатым и изможденным после нескольких месяцев марша из европейской части России, охранники разрешали ненадолго остановиться у столба. Одни целовали европейскую сторону колонны, другие прижимались к ней заплаканными лицами. Осужденные падали на колени и зарывали лица в землю. Некоторые обнимали друг друга или выкапывали пригоршни земли, чтобы взять с собой. Некоторые нацарапали на столбе свои имена или надписи. «Прощай, жизнь!»

Командир конвоя ссыльных выкрикнул приказ построиться в ряды. Под звон цепей и кандалов арестанты собрались, перекрестились и продолжили свой марш на восток.

Из тех, кто выжил и добрался до места назначения в Сибири, немногим удалось вернуться в Россию-матушку после окончания срока наказания, поэтому осужденные плакали у столба. В число ссыльных входили как осужденные после суда преступники, так и противники режима, которых обычно отправляли в Сибирь без всякого судебного процесса. Практика заключалась в заковывании в кандалы и цепях осужденных к каторжным работам в Сибири.

За несколько лет до расследования Кеннана российское правительство завершило строительство железнодорожной линии, которая перевозила ссыльных через европейскую часть России и через Уральские горы, очевидно, не останавливаясь у пограничного столба.

Но поскольку российская железнодорожная сеть еще не проникала далеко в Сибирь, ссыльным все равно приходилось проходить тысячи миль от железнодорожной станции до сибирских тюрем, шахт и заводов. Как и их предшественники у пограничного столба, немногие снова увидели свои дома.

Созерцая «освященный горем столб», как назвал его Кеннан, он и Фрост снова забрались в свою карету и поехали в Сибирь, которая была настолько огромной, что могла поглотить Европу (исключая Россию), Соединенные Штаты (включая Аляску), и у нас бы осталось все еще более чем достаточно места для Техаса. Их не смущала задача долгого сибирского путешествия, потому что они были подготовленными людьми, знакомыми с невзгодами и лишениями.

В марте следующего года Кеннан и Фрост покинули Сибирь. У Фроста случился нервный срыв; у него был параноидальный бред, и ему требовалась медицинская помощь. Лицо Кеннана было старым и осунувшимся, и ему было трудно ходить. Его жена едва узнала его, когда они воссоединились в Лондоне.

Сегодня Джордж Кеннан – американец, о котором слишком мало помнят, чьи достижения были омрачены гораздо более младшим и дальним родственником, дипломатом Джорджем Фростом Кеннаном, который был главным архитектором американской стратегии сдерживания времен холодной войны. Джордж Кеннан эпохи «Позолоченного века» был бесстрашным исследователем, ведущим журналистом и военным корреспондентом. После своего сибирского расследования он стал моральной силой, чьи труды и лекции о бесчеловечности системы ссылки вынудили Россию провести реформы.

Кеннан дважды ездил в Сибирь. Впервые это произошло в 1865 году, когда в качестве члена Российско-американской телеграфной экспедиции, поддерживаемой Western Union, он исследовал маршрут прокладки телеграфной линии через минусовую пустыню северо-восточной Сибири, которая должна была соединить Северную Америку и Европу, через Берингов пролив. Это было классическое приключение молодого человека, наполненное испытаниями и невзгодами и движимое стремлением Кеннана доказать свою храбрость.

Он провел почти три года в Сибири, где научился водить собачьи упряжки (до этого у него не было опыта путешествий по дикой природе), наметил маршрут транссибирской телеграфной линии и спал в дымных юртах рядом с грудами сушеной рыбы и тушами оленей, или на открытом воздухе в спальном мешке при температуре до минус 50 градусов по Фаренгейту. Он возглавил две спасательные миссии по поиску исследователей телеграфной линии, застрявших недалеко от Полярного круга, где посреди замерзшей, пустынной сибирской тундры он решил, что «нет ни жалости, ни любви, ни справедливости, ни милосердия во всей вселенной за пределами Вселенной» в сердце человека».

Работы над Российско-Американской телеграфной линией завершились в 1866 году, когда был успешно проложен Атлантический кабель. Чтобы вернуться к своей семье в Норуолк, штат Огайо, Кеннан сначала предпринял зимой путешествие на собачьих упряжках длиной в шесть тысяч миль от Тихого океана до Санкт-Петербурга. Он прибыл в российскую столицу, чтобы увидеть ослепительную, засыпанную снегом, отделанную золотом сказку города, частично архитектурного творения, частично потемкинской деревни.

Связь потрясенного молодого американца с Россией была скреплена красотой, богатством, культурой и мощью Санкт-Петербурга. Именно такое влияние Петр Великий намеревался оказать на посетителей своего одноименного города, когда строил его ценой стольких жизней (оценки начинаются с двадцати пяти тысяч), и как говорят, Санкт-Петербург — «город, построенный на костях».

Время, проведенное Кеннаном в Сибири, развеяло все сомнения в его храбрости. «В почти ежедневной борьбе с трудностями, опасностями и всякого рода страданиями я, наконец полностью утратил чувство страха, которое отравило так много счастья моего детства, и приобрел разумную степень уверенности в своих нервах».

Двадцать лет спустя он вернулся в Сибирь с Джорджем Фростом, чтобы исследовать систему изгнания, и понял, что находится на пути нравственности. К тому времени он стал одним из самых видных американских исследователей России и ее многовековой практики изгнания преступников и политических диссидентов в Сибирь.

Свободно говоря по-русски и считаясь ведущим экспертом по России, он считал, что тщательное и объективное расследование подтвердит его утверждение о том, что система изгнания, хотя и не лишенная недостатков, была более гуманной, чем пенитенциарные системы в европейских странах. Он также надеялся, что его статьи о системе сибирской ссылки сделают его богатым и знаменитым.

Кеннан и Фрост проехали 8000 миль по Сибири в конных экипажах, на речных пароходах, санях и верхом на лошадях. Летом они задыхались в песчаных бурях, а зимой выдерживали морозы до минус 45 градусов по Цельсию. Они осмотрели десятки тюрем, наблюдали за марширующими партиями ссыльных каторжников, беседовали с сибирскими чиновниками, встретились с более чем сотней ссыльных противников царского режима. Оба мужчины страдали от болезней, паразитов, которые заполонили их одежду и багаж, тряски и грохота экипажей без рессор и сидений (им приходилось сидеть на своем багаже), а также от стресса полицейского надзора.

Хуже всего было нервное напряжение, вызванное неослабевающим воздействием человеческих страданий, поскольку система изгнания, как обнаружил Кеннан, была одновременно жестоким инструментом эксплуатации Российской империей огромных природных ресурсов Сибири и средством подавления и наказания инакомыслия.

Его расследование дискредитировало его собственную защиту системы изгнания, в чем он признался первым, и изменило его как личность. Когда он вернулся в Соединенные Штаты, его главной целью было уже не богатство и слава, а положить конец страданиям изгнанников и принести свободу России. Его представление о мужестве, его отношение к женщинам и его взгляды на притеснение евреев российским правительством — все изменилось. «То, что я увидел, услышал и узнал в Сибири, взволновало меня до самой глубины души, открыло мне новый мир человеческого опыта и в некотором смысле подняло все мои моральные стандарты».

«То, что я увидел, услышал и узнал в Сибири, взволновало меня до самой глубины души», — писал Кеннан.

Его расследование также изменило Америку. Сегодня почти невозможно представить себе тесные дипломатические отношения между Россией и Соединенными Штатами и привязанность американцев к России до времени расследования Кеннана. Многие американцы благосклонно воспринимали Россию как «дальнего друга» Соединенных Штатов, колоритную, но загадочную страну, наполненную трагически романтическими персонажами. Репортажи-расследования Кеннана, в том числе 29 статей для журнала Century , двухтомная книга « Сибирь и система изгнания» объемом почти в тысячу страниц и девятилетняя лекционная поездка, положили всему этому конец.

Между 1889 и 1898 годами Кеннан, потрясающий оратор, прочитал 800 лекций о системе изгнания, по некоторым оценкам, перед одним миллионом человек. Он выступал четырнадцать раз в Бруклине, восемнадцать раз в Нью-Йорке, семнадцать раз в Чикаго и двадцать шесть раз в Бостоне - и во время его двадцать шестого выступления в этом городе его менеджер насчитал в аудитории две тысячи человек. За восемь месяцев Кеннан прочитал 200 лекций, не пропустив ни одной встречи. Он читал лекции не только в крупных городах, но и в маленьких городках, таких как Сент-Джонсбери, штат Вермонт, и Эмпория, штат Канзас. Его труды и лекции настолько потрясли и разозлили американцев плохим обращением России со своими гражданами, что отношения между двумя странами никогда не были прежними.

Что значит жить без свободы, Джордж Кеннан понял, когда он брал интервью у бывшего сибирского политического изгнанника в присутствии российского либерала, который был поражен испуганным выражением лица Кеннана, когда он слушал трагическую историю изгнанника. Либерал позже объяснил Кеннану, что для него история изгнанника была не более удивительной, чем «рассказ о сбитом человеке на улице. Наблюдая за игрой выражений вашего лица — когда я был вынужден на мгновение взглянуть на факты с вашей точки зрения — я снова почувствовал до самой глубины души разницу между свободным гражданином и гражданином России». Эта разница оказала длительное влияние на Кеннана.

Примечательно, что в девятнадцатом веке характер имел такое же значение, как и личность в наше время. Кеннан однажды объяснил важность характера во время своего исследования сибирского телеграфа, но его слова также применимы и к его еще более требовательному исследованию сибирской системы ссылки и его изнурительных лет лекций. «Человек месяцами или годами ведет почти непрерывную борьбу с враждебной и безжалостной средой. В такой ситуации личный характер приобретает абсолютное преобладание; и успех, когда он достигнут, почти полностью обусловлен мужеством, предусмотрительностью и стойкостью отдельного актера».

Дипломат Джордж Фрост Кеннан отдал должное характеру своего старшего кузена, заметив, что его формальное образование закончилось в средней школе. «Он действительно был в интеллектуальном смысле человеком, добившимся всего сам. Ему всегда приходилось делать это самому, имея очень мало денег. Это просто удивительно для мальчика его происхождения».

Кеннана в конце жизни спросили, где он прошёл школу жизни? «Россия», — ответил он.