Моздокская крепость. Терская быль (Историч. роман 69 ч.)

Измотанные тяжёлым боем бомбардиры, страшные своим видом и мрачные, сидели на земле вокруг пушки, которой враг так и не коснулся... Сил разговаривать ни у кого не было.
Артиллеристы, вместе с уцелевшими защитниками отведённого им участка обороны, со смешанным чувством сиюминутной радости и горького осознания неизбежного поражения станичников, всматривались с вершины насыпи в вечерний полумрак. Округу станичникам было видно ещё достаточно хорошо… Больше чем за версту.
Вдали, уже у самого горизонта, мелькали спины улепётывавших захватчиков. Некоторые тащили на себе раненых соратников. Отступавшие двигались разрозненными группами к подножью одинокого холма с белеющим наверху шатром командующего османским войском.
Артиллерийский расчёт потерял в только что закончившемся бою своего заряжающего - Афанасия Кочергина. Сражённый наповал вражеской пулей в голову, мёртвый канонир лежал теперь в сторонке от своих товарищей… В ожидании похоронной телеги.
Яков Перепорх хмуро глянул на юного казака, служившего в его расчёте возницей и исполнявшего доселе роль мальчика на побегушках, для своих старших соратников:
-Теперь ты у нас, Онисим, будешь за подносчика... А подносчик Ляксандр – за заряжающего.

Молодой возница сидевший на смятой траве, привалившись к большому колесу пушки, кивнул… И поинтересовался, в свою очередь, у старшего расчёта:
-Дядь Яш! А вон на том дальнем холме шатёр стоит со штандартом магометанским наверху… Я его давно заприметил. Ещё с тех пор, как мы здесь только расположились. Это что же – там и сидит сейчас самый главный ордынец?
Яков Перепорх напряг зрение, уставившись на малое белое пятнышко вдали:
-Да Бог его знает, сынок! Хотя, судя по количеству охраны вокруг холма – возможно, что и так… Рисковый басурманин! Не побоялся так близко к нам поставить свою палатку.
Дядь Яш! – от шальной мысли, внезапно родившейся в голове молодого и дерзкого возницы, неожиданно повышенного от мальчика на побегушках до полноправного канонира, у юнца загорелись глаза. – А можно из нашей пушки дострелить до командной ордынской палатки? Вот бы проучить окоянного татарина, отомстить за Афоню…
-Далековато будет, - с сомнение протянул старший расчёта. – Не достанем. Разве если только рискнуть… И пороха досыпать в жерло орудия, в половину больше положенного по норме.
-Окстись, Яков! - удивлённо взглянул на командира третий бомбардир. – Ладно, у молодого балабола язык без костей… А если такой заряд пушку разорвёт?! И нас покалечить может… Атаман-то лично с тебя спросит за порчу орудия! По всей строгости.
Артиллеристы надолго замолчали, наслаждаясь минутами безделья… Каждый, тем не менее, продолжал обдумывать сумасшедшую, но такую заманчивую идею. Бомбардиры мысленно рассчитывали и взвешивали шансы на удачный выстрел.
Дальность полёта ядра или картечного заряда, в то время, определяли лишь состояние орудия, да количество засыпанного в жерло пушки пороха. Ну, и практический опыт канониров, конечно, учитывавших на глаз градус наклона ствола, направление и силу ветра… И множество других специфических факторов.
В конце концов, все бомбардиры расчёта, с сожалением в душе, пришли к мнению, что риск испортить ценное орудие и самим ненароком покалечиться, многим выше, нежели призрачный шанс попасть в далёкий шатёр. И двое из троих артиллеристов выкинули из своих голов пустую затею.
Однако идея отомстить самому предводителю ордынцев за погибшего товарища и всех павших сегодня станичников глубоко засела в сознании Якова Перепорха... Навязчивая мысль постоянно сверлила мозг. Она не оставляла в покое старшего бомбардира расчёта.
Опытный артиллерист бросал долгие, задумчивые взгляды, то на остывающую пушку, то на едва различимый в сумерках ханский шатёр, то на мёртвого Афанасия в сторонке. Наконец, Яков Перепорх решился.
-А давай попробуем, братцы! – рубанул ладонью тёплый вечерний воздух рисковый старший бомбардир. - Если что – я один за всё и отвечу… Уж очень мне хочется с османами за Афоню поквитаться! Так и не успел он свою бабу с тремя ребятёнками малыми с Волги на Терек перевезти… Только собирался по этой осени. Теперь уж не получится. Нет больше батьки у казачат.
Яков Перепорх вздохнул горестно… Заряжающий в ответ на такое решение командира неодобрительно промолчал. А произведённый в подносчики молодой возница с готовностью вскочил на ноги:
-Любо! Чем будем хана угощать? Бомбой, ядром, картечью? Мы поднесённое раньше всё истратили уже… Что прикажешь доставить, дядь Яш? Я мигом до телеги сбегаю!
-Картечный заряд тут точно не годится, - со знанием дела рассудил старший расчёта. – И зажигательная бомба до шатра определённо не долетит… А вот чугунное ядро попробовать запустить можно! У нас в телеге, кажись, осталось их немного… Давай, Онисим, неси!

И пока Яков Перепорх, с хмурым заряжающим, тщательно отмеряли и засыпали в ствол орудия почти двойную порцию пороха, а потом двигали на валу и тщательно нацеливали пушку на едва различимый в синем сумраке шатёр, молодой подносчик приволок плетённую корзину с несколькими ядрами. Пыхтя от натуги, Онисим поставил свою ношу перед старшим бомбардиром расчёта:
-Вот… Три штуки нашёл. Все ядра собрал, что в телеге были.
Яков Перепорх взял в руку один из стодвадцатимиллиметровых литых чугунных шаров, взвесил его с некоторым сомнением на ладони… И решительно передал ядро заряжающему, стоящему уже наготове с банником:
-Забивай в ствол!
…Когда всё было готово к выстрелу, старший бомбардир принял от Онисима длинный пальник с тлеющим фитилём на конце, перекрестился, сплюнул через плечо и скомандовал:
-А теперь всем отойти от орудия… Да подальше! С одного меня спрос, если что… Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Помогай, Господи!
Выстрел был такой необычайной силы, что у привычных к артиллерийской пальбе канониров зазвенело в ушах. Оглохли на короткое время и защитники северной окраины Наурской, находившиеся на оборонительном валу близко к бабахнувшему орудию.
Сизое дымное облако накрыло и подпрыгнувшую пушку, и невысокую, коренастую фигуру Якова Перепорха с пальником… Вылетевшее из жерла орудия тяжёлое чугунное ядро, оставляя за собой в синих сумерках короткий огненный шлейф, унеслось к вершине холма, с едва различимым шатром.
Артиллерийский опыт не подвёл старшего бомбардира. Когда дым рассеялся, все увидели, что пушка целёхонька. И Яков Перепорх стоит рядом с ней, бледный и слегка контуженный… Но живой и не раненый.
Орудие выдержало без малого двойной пороховой заряд, выплюнув чугунный шар на запредельное для себя расстояние! Правда, разглядеть уже ничего в сгустившейся темноте казаки не могли… Как они и не всматривались в даль.
Артиллеристы на валу, затаив дыхание, молчали, вслушиваясь в вечерние звуки. Прошла почти минута... Но в далёкой темноте ничего не происходило.
А когда уже смущённые своей мальчишеской и опасной выходкой канониры, истратившие, похоже, впустую ценный боезапас, под насмешливыми взглядами казаков и баб, опустили виновато головы - на вершине холма вдруг вспыхнул малый огонёк... Быстро превратившийся в пляшущий костерок, который осветил ненадолго мелькающие вокруг него крошечные фигурки людей.
Теперь ни у кого не оставалось сомнений – это горел шатёр предводителя ордынцев! И поджёг его, бесспорно, точный выстрел артиллеристов.
Молодой подносчик Онисим завопил потрясённо и ликующе, срывая голос и прыгая вокруг орудия:
-Получилось! Это надо же… Да ты попал, дядь Яш! Вот это бомбардир… Точно в палатку. С первого выстрела!
***
Обогнув северо-восточную окраину Наурской, кавалькада из тридцати всадников, с Шабаз-Гирей-Султаном в центре, быстро домчалась до месторасположения воинов, отказавшихся штурмовать станицу. Калга пребывал в неописуемом гневе… И кто посмел не выполнить его приказ? Полуторатысячный отряд ханских гвардейцев! Отборные воины, оправдывающие теперь своё тяжкое преступление волей самого Аллаха. Похоже, они лишились не только мужества, но и разума!
У шатра командира этого бездействующего подразделения, в столь ответственный момент сражения для османской армии, спешившегося калгу встретил с низким поклоном сам предводитель элитных воинов почтенный Азиз-ага. Главный гвардеец выглядел обескураженным и растерянным. Он виновато пробормотал, не решаясь поднять глаз на каменное лицо Шабаз-Гирей-Султана:
-Я ждал вашего появления, господин…
Но калга тут же раздражённо перебил:
-Почтенный Азиз-ага! До наших ушей дошёл невероятный слух, что твои воины отказываются исполнять мои приказы… Я не могу в это поверить! С каких пор гвардейцам хана стали лично являться посланники Аллаха, да будет благословенно имя его, и выступать в защиту неверных? Или твои, потерявшие страх и всякий стыд воины, обкурились гашиша? Неужели ты больше не в состоянии поддерживать порядок и дисциплину среди нерадивых подчинённых?!
-О мудрейший! – облизнул пересохшие губы командир Азиз-ага. – Я не сомневался, что ты сам приедешь разбираться, услышав про…
Он запнулся и сглотнул ком в горле:
-Про это поистине странное происшествие. Твой верный и покорный слуга уже арестовал самых активных возмутителей порядка… Смущавших и склонявших остальных правоверных воинов к неисполнению приказа командования. Это как раз те, кто смеет утверждать, что своими глазами видели двух ангелов, спустившихся с неба. И мысленно внимали речам посланников Аллаха, да будет благословенно его имя!

Я знал, что ты захочешь дойти в случившемся до самой истины… И не стал сразу карать арестованных своей властью, о справедливейший! Определи сам степень их вины и назначь наказание гвардейцам, соответствующее содеянному проступку. Арестованные воины ожидают твоего приговора и своей участи…
Командир Азиз-ага заколебался:
-Но должен предупредить тебя, мой господин, что эти гвардейцы, подговаривавшие остальных не участвовать в штурме казачьей станицы, сами твёрдо убеждены в чуде, случившемся на их глазах. И готовы теперь умереть, нежели идти против воли всевышнего.
Они сумели так взбаламутить мне всех воинов, что отборный отряд твоих храбрецов совсем лишился бойцовского духа! И потерял всякую способность и желание сражаться с жителями этого поселения.
Подавляющее большинство гвардейцев верит в произошедшее чудо и явление ангелов… Идти штурмовать станицу с этими воинами бесполезно. Их сердца пропитаны сомнениями и смутой. Почти все мои гвардейцы сочувствуют в душе арестованным товарищам.
Не могу не сказать, о мудрейший… Казнь правоверных, утверждающих, что видели своими глазами и внимали посланцам Аллаха, может вызвать серьёзные волнения в нашей армии. Если ты решишь показательно предать смерти смутьянов, то многие воины сочтут наказанных гвардейцев мучениками за веру.
Азиз-ага вздохнул с явным сожалением:
-Увы, господин - сам я ничего сверхъестественного не наблюдал! Находился в это время в своём шатре.
Очевидцы говорят, что явление ангелов людям продолжалось недолго… И видели его только воины, оказавшиеся поблизости от места чуда. Но и их немало. Всего же свидетелей, по моим прикидкам, человек двести – двести пятьдесят.
Конец 69 части...