Есть ли жизнь в неволе? Заметки из колонии-поселения

Мог ли я, вполне себе полуинтеллигентный гражданин, патриот и почти большевик, книголюб, бывший косомольский работник и журналист, мог ли я представить, что когда-нибудь загремлю под фанфары и отправлюсь, пусть и ненадолго, в застенки Вятлага? Нет, не мог. А вот поди ж ты...

Первое время (около месяца) пришлось провести в тюрьме в областном центре. Здесь я сменил 4 камеры, от двух- до 14-местной. Потом, когда приговор вступил в законную силу, на этап по колониям севера отправили два вагон-зака. Кого куда. Нас, семерых, увезли в колонию-поселение.

Поселение - это два жилых барака на 45 душ каждый за деревянным, с дырками, забором плюс куча хозяйственных, административных и иных построек ещё, наверное, каменного века. Есть церквушка на клюшке. Чёрного от времени дерева гостевые домики, столовая, медпункт, туалеты на улице. Всё как положено в дикой глуши, в глухой тайге. Зимой – приходящие из леса волки, которые в итоге съели почти всех лагерных собак.

Один барак отведен для "перережимщиков": тех зэков, которых отправили досиживать остаток срока с других режимов (строгого, особого) на облегченные условия.

Второй барак – для тех, у кого небольшие сроки и лёгкие статьи. В основном это алиментщики, хулиганы, дтпшники-первоходы, воровайки.

Есть совсем молодые, есть пенсионеры. Первоходы, многоходы. Рабочие, служащие, врачи, офицеры в отставке, был учитель, журналист – все разные, кого только нет.

Два самых серьёзных запрета – это владение сотовым телефоном и пьянка. За нарушение – шизо (штрафной изолятор) или возвращение в прежние строгие условия.

Однажды на пьянке попались четверо из нашей бригады. Двоих отправили в шизо на пару месяцев, как раз до конца их срока, одного через неделю выпустили и дали работу внутри "жилки" без права выхода за её пределы, а четвёртого вернули обратно на строгий режим.

Где взяли водку? С "промки" (лесоразделка в 3 км от зоны) один по-тихому в рабочее время сгонял в магазин в гражданский посёлок. Это, в общем, просто, охраны на работе нет, все бесконвойные. А как спалились? Кто-то стуканул. Кто? Кто его знает. За три моих месяца здесь ни разу не поймали ни стукачей, ни "крыс".

"Крысы" – это не грызуны (этих тоже здесь хватает). Крысы – это те, кто у своих ворует. Что ни день, то у кого-нибудь что-нибудь из сумок сопрут (все сумки хранятся в особом помещении на стеллажах). Уследить невозможно, хотя есть постоянный дежурный из "обиженных". Что крали: в основном еду (консервы) и почему-то носки, если новые. В конце концов повесили на двери замок, а сумки стали выдавать индивидуально.

"Обиженными" сейчас мягко называют "опущенных". Таких у нас было человек пять. Жили они в отдельных комнатах, в столовой ели за отдельным столом и работали тоже отдельно. Весь их грех заключался в том, что на этапе или ещё где-то стрельнули сигарету у таких же. У них брать ничего нельзя. С этим строго.

В колонии все были обязаны трудиться. Работы самые разные: на разделке древесины (самая массовая и тяжёлая), пожарными, истопниками, коноводами, в столовой, в бане, в прачечной и т. д.

Всем за работу платят, минималку и больше. Выдают наличными два раза в месяц. Из зарплаты вычитают за питание и др.

Меня почему-то поставили на эту самую разделку, хотя и определили в подсобники (здесь полегче). Притом что я был совсем не юн и с больной ногой. Артроз колена? Покажи, мол, справку. Да где ж её взять? Так и работал 2,5 месяца через острую боль. В поселковой аптеке заказывал таблетки. В лагерном медпункте иногда ставили болеутоляющие уколы.

Если кто не состоит в официальном браке, этот вопрос закрыт. Для женатиков предусмотрены свидания в гостевых домиках на несколько суток. Один из зэков даже свадьбу справил здесь.

Впрочем, часть уголовников работала в посёлках, так что контакты с местными женщинами не были исключены.

Без "грева" с воли прожить здесь тяжело. Посылки, письма, телефонные переговоры... Покупаешь телефонную карту и звони с таксофонов сколько хочешь. Всё остальное без ограничений по количеству. Но не по содержимому. Все письма читаются. Посылки вскрываются (при тебе).

Однажды к дню рождения я получил из дому посылку. Её, разумеется, распечатали и конфисковали копченые колбасу, курицу и сигареты. Колбасу не положено, а сигареты были без акцизной марки, тоже нельзя. Всё запрещенное сжигается в топке котельной в твоём присутствии.

Воскресенье был выходным и одновременно самым нелюбимым нашим днём. Потому что делать было совершенно нечего, кроме как 6 раз на дню на перекличку сходить. Смотреть телевизор в красной комнате? Кроме новостей смотреть нечего. С книгой нигде не уединишься. В баню, погреться? Парилки там нет, помылся с полчаса и назад. Спортзала нет. Чаи гонять, чифир заваривать? Розетки в комнатах отсутствуют, на весь барак – один-единственный электрочайник на кухне. Спать на кровати днем нельзя. Лежать тоже. Да что там лежать – сидеть, и то нельзя.

И вот это и было самым страшным наказанием в неволе. Сиди только на табуретке. Хотя находились ловкие парни, которые умудрялись отдыхать даже на "пальме" и успевать соскочить с верхнего яруса, пока дежурный охранник ещё только подходил к нашей двери в коридоре. По шагам на слух определяли, кто идёт...

Мораль очень простая. Действительно, ой как права русская народная поговорка "От тюрьмы не зарекайся".

Ну и второе: на тюрьме этой самой, на зоне жизнь не заканчивается. Да и там жить можно. Но лучше оставаться в неволе недолго.