Подслушано в плацкарте. "Несправедливость!"

Как-то ехала я в поезде и стала невольным слушателем неоднозначной истории. Рядом со мной в плацкарте (представляете, люди еще ездят в поездах в плацкартных вагонах) ехало две женщины. Не знаю, кем они друг дружке приходились, может подруги, а может и родственницы, но обращались по имени. И куда они направлялись, я тоже не понял.

Одна из них была чуть постарше, лет так 60 на вид. А вторая моложе. Где-то 50-55 лет. Ту которая постарше была, Валей звали, а вторую — Татьяной.

— Ну че там с Петькой твоим? — спросила Валентина, доставая сумку с провизией.

— Да ну его, паразита такого, — ответила вторая женщина, имея ввиду скорее всего мужа. — Говорила ему, что не нужно связываться. А он мне, мол сам разберусь.

— Дак что все-таки случилось? Мне Вася рассказывал, но я, честно говоря, не все поняла, — пододвигая к соседке домашние котлетки и маринованные огурчики, расспрашивала Валя.

— Ох… — начала Татьяна. — Ты же знаешь, что Петьку моего перевели из бригадиров в мастера. Леший его дернул согласиться тогда. Все денег мало… Ну а стройматериалы растащили, как у нас водится, вот тогда перекрытие не выдержало и рухнуло. Благо не было там никого. Без жертв как говорится. А дело-то все-таки завели.

— Так если жертв не было, какое дело?

— Это ты в прокуратуре спроси! А Василич-то, директор, нашел козла отпущения в моем Петьке, мол это он материалы умыкнул и под его руководством стройка велась, — женщина нахмурилась.

— А как же прораб?

— Хах, прораб! Так это ж кум Василича. Даже если тот и замешен, Василич ни в жизнь не поверит. Ты же сама знаешь, какой язык у этого Пронина. Это на моего Петьку бестолкового можно все повесить, всех собак спустить.

— Татьян, и что ж теперь? — с сопереживанием спросила Валентина свою соседку.

— Может быть и ничего бы не было. Но мой же осерчал. «Несправедливость!» кричал. Понесло его мстить! — Татьяна разозлилась, вспоминая поступок мужа. — Пошел он к Василичу. А у того ж собака. Ну он как в «Шурике» в колбасу снотворное подсунул. Собака съела и уснула. А мой-то дурак пробрался во двор. И не придумал ничего умнее, как в баню в кадки с холодной водой, которые вверху висят, зеленки налить. И, паразит такой, вычислил, когда у Василича дома никого не будет… И в баню залез…

— Чему удивляешься? Они ж сколько в той бане парились, еще и моего с пути истинного сбивали. Мой только из запоя выйдет, а у них — баня, шашлыки… Эх… И че с баней-то?

Татьяна рассмеялась:

— Мужики рассказывали. Василич с кумом напарились и по традиции выскочили под кадки с холодной водой. Только Пронин-то первый рванул, обгоняя своего пьяненького кума. Кадку перевернул на себя, а там вода зеленая. Во смеху-то было… Как отмывали его, история умалчивает.

— Ох… — захохотала Валентина, — это я слышала. Бог шельму метит, как говорится.

— А как узнали, что это твой забрался?

— Так со снотворным переборщил, псинка-то и не проснулась. А он же совестливый, пошел и сам признался.

— И что ему теперь светит?

— Василич с Пронькой заявление написали. Незаконное проникновение, хулиганство и причинение вреда здоровью животному, повлекшее смерть. Вот ни стыда ни совести у них! Знают же, за что Петька мой к ним полез! Так нет, заявление написали!

Женщины еще долго что-то обсуждали. И Василича, и Проньку. А я лежал на верхней полке и размышлял: «Случается же такое! Ведь по большому счету довели человека до преступления. А сколько такого в жизни… Про зеленку, конечно, смешно. А вот собачку жалко. Как говорится, и смех, и грех».