Особенно Степанида преображалась во время кормления грудью своего позднего ребёнка... Несмотря на преклонный возраст, милосердный Господь дал женщине в избытке материнского молока.
Младенец жадно и много сосал из её отяжелевших и налившихся, словно в молодости, грудей. Позабытые уже Степанидой сладостные ощущения материнства переполняли нежностью многострадальное сердце.
В глубине тёмно-карих глаз женщины вновь засветился интерес к жизни… А на губах травницы всё чаще стала появляться блаженная улыбка, такая непривычная для вечно серьёзной Степаниды.
В такие минуты лицо женщины словно бы озарялось божественным сиянием. Серафим, и без того влюблённый в свою супругу, смотрел на неё тогда, как на живую икону. Крестился тайком… И шептал Богу благодарные молитвы за жену и дочку. Не замечая, порой, слёз, сбегавших по морщинистым щекам на седую бороду. Под старость лет отставной солдат сделался совсем сентиментальным…
***
Помолившись в красном углу хаты перед старой иконой, с потемневшим от времени ликом Спасителя, Настя с тихим вздохом поднялась с колен. От изображения Господа на освящённой доске, некогда яркого и красочного, остался теперь лишь один пронзительный взгляд... Спаситель продолжал смотреть на женщину понимающе и строго.
Он просвечивая этим взором Настину душу до самого донышка. От Божьего взгляда по спине молодой женщины пробегали мурашки...
Губы Насти прошептали беззвучно, с надеждой:
-Услышь мя грешную, Господи… Защити и убереги опору семьи моей от сабли и пули враждебной, отведи от него стрелы и арканы басурманские!
Сколько уже раз женщина неистово и самозабвенно повторила эти заученные слова, обращая к Спасителю свою утреннюю молитву за здравие раба Божьего Макара? Настя не считала…
С тех пор, как супруг отправился в долгий боевой поход, она каждый свой день начинала с молитвы за спасение души православного воина Макара Мирошникова. Настя не уставала осенять себя крестными знамениями перед старой иконой… И бить челом земные поклоны.
До той минуты, пока по сердцу, наконец, не разливалась благодать от услышанной Создателем молитвы. И на душе становилось легко и спокойно.
Верной приметой небесного отклика на Настину молитву были слёзы молодой женщины. Они вдруг сами собой начинали струиться по щекам перед святым образом.
…Молодая женщина вытерла мокрые глаза, шмыгнула носом, поправила одежду. И вышла из хаты Кириных во двор.
После душного полумрака и слабого огонька лампадки в красном углу, в глаза Насти ударил яркий солнечный свет. Девушка невольно зажмурилась...
Лицо её обдало тёплым дыханием жаркого лета. Несмотря на утреннюю пору спасительной прохлады за порогом хаты не было.
Во дворе Настю ждала самая мирная картина... Пели птицы на разные голоса, в звенящем воздухе носились с гудением пчёлы. А под кружевной тенью молодой вишни, на лавке, сидела Степанида с сонно посапывающей дочкой на руках. Травница тихонько баюкала малышку и что-то ласково ей шептала.
У ног врачевательницы возился, поглощённый своими важными делами, Настин Тимошка... Ему уже исполнилось два года. Неугомонный мальчонка, в одной лишь просторной рубашонке, ползал на четвереньках по пёстрому покрывалу, расстеленному возле лавки. Степанида присматривала и за этим познающим мир любознательным дитём.
А Тимошка внимательно следил за одиноким рыжим муравьём, бегающем по тряпице… И с интересом тыкал в него палочкой.
Пока мама молилась в хате мальчонка не скучал и не капризничал. Он развлекало себя сам, как умел.
На шее у юного Тимошки висел на верёвочке серебряный крестик… Обязательный нательный атрибут каждого казака. У станичников считалось, что новорожденного следует, как можно быстрее окунуть в крестильную купель. Ибо именно в первые дни жизни душа ребёнка менее всего защищена от бесовского влияния… И особенно нуждается в божественном покровительстве.
Алёнка, спящая у Степаниды на руках, тоже уже имела на шее свой освящённый крестик. Сей христианский оберег с младенца снимать не рекомендовалось… Даже на короткое время.
А вот первые свои штаны мальчик в казачьей семье получал только в три года. И это была целая веха в его жизни! Для юного станичника с получением первых штанов начиналось обучение верховой езде… На трёхлетнего мальчика казаки уже смотрели, как на будущего мужчину и воина. Кстати, в 18 веке на Тереке каждый станичник, к своим пяти-семи годам, уже вполне себе уверенно держался в седле.
…Муравей вскоре изловчился и убежал от пытливого исследователя природы. А юный Тимошка переключил всё своё внимание на новый объект... Теперь малыш увлечённо крутил в пальчиках подброшенную ему Степанидой игрушку - небольшую деревянную фигурку. В которой можно было даже угадать бравого казака с пикой, скачущего на коне.
Игрушку вырезал дитю, как сумел, Серафим. И гладко обстругал её острым ножом… Сейчас же отставной солдат, разместившись на завалинке, неподалёку от Степаниды, мастерил для мальчонки новую забаву – дудочку из стебля болотного камыша.
Тимошка, при звуке скрипнувшей двери хаты, поднял голову... А увидев сошедшую с невысокого крыльца Настю, радостно ей заулыбался. Малыш бойко и громко залепетал ей что-то малопонятное на своём детском языке. И отбросив деревянную игрушку протянул к матери обе ручонки.
Настя подошла к Степаниде… Легко подхватила Тимошку на руки. И целуя его в мягкие волосики, вздохнула с тоской, всё ещё пребывая в своих молитвенных переживаниях:
-Как там наш батька воюет? За лесами, за долами… Жив ли, здоров?
-От баб станичных намедни слышал, - не отрываясь от своего занятия, отозвался Серафим со своей завалинки, - будто бы мы за Кубанью татар с черкесами побили сильно… Ещё по весне. А бабы, язви их душу, точно всё знают! Даже наперёд самого станичного атамана. И откуда они только новости свои черпают, шельмы?! Не иначе, как через богомерзостные гадания тайные…
Степанида усмехнулась с иронией на слова супруга:
-Да про то вестовой от генерала Медема пакет на днях доставил коменданту крепости! Вот и всё чародейство... Зря на баб наших не наговаривай. Верка Деркач столкнулась с тем посыльным в канцелярии, куда ездила по своей надобности… Ну, и перекинулась с вестовым парой слов.
Жаль только - гонец сразу же ускакал обратно с ответным донесением… Успел лишь отобедать и коня поменять.
Ничего толком Верка так и не прознала! Только сказал ей посыльный, что сражений у моздокцев случилось уже несколько. И везде мы взяли верх.
-Ой, а мне всё-равно что-то на душе тревожно, - жалобно произнесла Настя, прижимая Тимошку к груди. – Это ж, сколькими казачьими жизнями заплачено за наши победы над басурманами?
Вздохнула печально, погладила малыша по голове… А потом добавила, стараясь говорить бодро и уверенно:
-Вот погоди, сынок, вернётся скоро наш батька с войны – заживём всем на зависть! Он тебя на своём конике покатает… И настоящую пистолю даст подержать.
…После ухода, в самом начале весны, двух третей всего мужского, боеспособного населения луковской казачьей общины в военный поход с армией генерал-майора фон Медема, станица заметно обезлюдела. И как-то попритихла.
В хатах остались одни бабы, дети, больные… Да ещё малый отряд боеспособных воинов, во главе с пожилым станичным атаманом Павлом Татаринцевым. Оставшиеся охранять столь скромными силами луковское поселение и прикрывать северо-западную окраину Моздокской крепости, с трудом управлялись теперь даже с несением караульной службы.
Часть хат, в которых жили группами ушедшие в поход бессемейные казаки, вообще стояли с весны пустые. В остальных же дворах, весёлые разговоры и смех звучали за последние три месяца редко... А когда Верка Деркач принесла в станицу известие о нескольких состоявшихся боях на Кубани, над луковской общиной повисла атмосфера тревожного ожидания.
Это состояние всеобщего нервного напряжения выражалось в чутком реагировании станичников на любой шум и движение, происходящие теперь в поселении... Именно поэтому Степанида, Настя и Серафим, при звуках приближающейся конной повозки к их двору резко прервали разговор. Лица всех троих дружно повернулись в сторону ворот и плетня, за которыми лежала короткая центральная улица казачьей слободы.
Хата, двор и огород Кириных располагались на самой окраине поселения, официально пока не получившего статуса станицы. Хотя люди здесь и жили уже несколько лет вполне самостоятельной казачьей общиной.
За это время поселенцы, обосновавшиеся на луке, успели немало сделать. Они возвели несколько десятков турлучных и саманных домов, между лесными массивами, Тереком и краем степи, окопали свою слободу защитным рвом с мостками, поставили вокруг рогатки и наблюдательные вышки…
Рядом с одной из них и размещалось крайнее подворье Кириных. А для въезжающих в казачье поселение со стороны Моздокской крепости, хата травницы была первой.
Вот и теперь мимо подворья лекарки, из цитадели в станицу возвращался в своей кибитке выборный глава луковской общины. Сопровождала его вооружённая охрана из верховых казаков.
Приближаясь к воротам хаты Кириных, повозка станичного атамана неожиданно сбавила ход… И остановилась у калитки.
Не успели Степанида, Серафим и Настя прореагировать, как во двор уже входил седоусый Павел Татаринцев... Свою свиту станичный атаман оставил за воротами.
Глава казачьей общины приподнял слегка папаху над белым венчиком волос, обрамлявших обширную лысину, и поздоровался. Он окинул внимательным, одобрительным взглядом ухоженный казачий двор, выстиранные пелёнки, сохнущие на натянутой верёвке, хлопочущих у корыта с водой кур… Станичный атаман не торопился начинать разговор.
Наконец, отвечая на застывший немой вопрос на лицах Серафима со Степанидой, и заметив откровенный страх в глазах побледневшей Насти, Павел Татаринцев успокаивающе махнул ей рукой:
-Не обмирай, дочка… Худых вестей я тебе не принёс. Жив твой Макар! И воюет с басурманами добре. Вот только…
Гость запнулся. И, помедлив, горестно продолжил:
-Не бывает баталий без убитых и раненых! Увы… И в нынешнем походе русская армия под началом графа фон Медема уже понесла людские потери. Есть невосполнимые убытки и среди нашего брата, казака... Слыхали, небось, о посыльном, доставившем коменданту Моздокской крепости письмо от командующего? О том все бабы в нашей станице второй день судачат...
Павел Татаринцев вздохнул тяжко:
-Кроме общих победных реляций, привёз гонец от генерал-майора и списки погибших моздокцев, похороненных в дальнем краю… Только что у коменданта я ознакомился с перечнем павших воинов.
Голова луковской общины помрачнел:
-Семейные станичники из нашего поселения в том скорбном списке тоже имеются… К несчастью жён и детей их, ещё беды не ведающих. Пали в бою героически Вася Богатюк, Яков Мазин, Харитон Жатиков… И другие. Я всех луковских погибших и раненых казаков себе на отдельную бумагу переписал.
-Господи! – охнула потрясённая Настя. – И Харитон тоже… Как?! Мы же с его жинкой, Ефросиньей Жатиковой, в лучших подругах! Она ведь только в мае ребёночка первого родила. Мужу своему горячо любимому… покойному.
Настя не удержала непроизвольно слетевшее с губ страшное слово. И сама ему ужаснулась... А Павел Татаринцев хмуро заключил:
-Все казаки, погибшие в боях захоронены там же, рядом с местами сражений, в братских могилах… Со всем почётом, как положено. По христианскому обычаю.
А первые телеги с ранеными прибудут в Моздокскую крепость уже через три дня… Готовься к большим лекарским хлопотам, Степанида Гавриловна!
По причине одновременного выхода из строя стольких воинов в армии генерал-майора фон Медема, в помощь нашему гарнизонному врачу, направлены из Астрахани в Моздок ещё два целителя... Лекари уже в пути и скоро прибудут в цитадель.
Едут они к нам не одни... При каждом врачевателе - сведущие помощники и запас необходимых медикаментов. Только, боюсь, и этих предпринятых мер для ожидаемого числа раненых и покалеченных воинов будет недостаточно.
-Выходит, прибыло нашего брата? - усмехнулся горько Серафим. И недвусмысленно похлопал себя по деревянному протезу…
При появлении авторитетного гостя во дворе, глава семейства Кириных, вслед за вскочившей со своей лавки супругой, тоже было предпринял неловкую попытку подняться с завалинки. Однако сделать это так же быстро, как у жены, у старого солдата не получилось.
Да и Павел Татаринцев решительным жестом поспешил пресечь попытку завозившегося хозяина продемонстрировать станичному атаману уважительный знак внимания. И, дабы не смущать Серафима, глава поселения сам подошёл к ветерану… И опустился рядом с ним на лавку под вишней.
-Выходит, что так, - глядя невесело на отставного солдата, согласился станичный атаман. – С нашими ранеными возвращается в крепость и предводитель моздокского казачьего полка Савельев, тоже серьёзно пострадавший в боевом походе.
Конец 31 части...
Благодарю Вас за публикацию. Интересно
спасибо за публикацию