А вот у калмыцкого хана Убаши дела с разведкой обстояли гораздо лучше… Предводитель кочевников заранее прознал о большом вражеском отряде, направляющемся к Моздокской крепости и собирающемся попутно разорить его улусы.
Хан быстро собрал по подвластным землям двадцатитысячную конницу лучших своих воинов. И устроил карателям засаду, скрытно разместившись на берегу речки Калаус. Прямо на пути у врага, начавшего стремительное продвижение к Тереку.
Этот своевременный и тайный манёвр многочисленным отрядом калмыцких всадников, не только обезопасил степные улусы… Но и надёжно прикрыл моздокских поселенцев.
Вместе с ханом навстречу противнику выступил и подполковник Кишенсков, уже полгода, как неотлучно находившийся при калмыцком предводителе в качестве друга и советника. Главной же задачей этого русского офицера, приставленного к самовольному Убаши генерал-майором фон Медемом, являлось всюду следовать за гордым, малоуправляемым союзником. И отслеживать намерения и действия вождя кочевников, постоянно подчёркивавшего свой высокий статус и независимость, по отношению к командующему русской армии.
Подполковник Кишенсков, как мог, регулярно информировал генерал-майора фон Медема о всех перемещениях калмыцкого войска Убаши по степям… И об исполнении ханом полученных от графа приказов.
Многотысячная конница Убаши, при всей своей мощи, представляла для командующего русской армией на Северном Кавказе настоящую головную боль. Это боевое подразделение подчинялось только хану. И предводитель степняков использовал его, как хотел… Не согласовывая свои действий с графом фон Медемом.
А чтобы у хана не возникло нехороших подозрений, по поводу постоянного нахождения при нём подполковника Кишенскова, в прямом подчинении у этого офицера состояла малая драгунская команда. Она сопровождала две пушки с обслугою и боезапасом. Сей отряд призван был усилить степных воинов Убаши. Малое подразделение подполковника принимало самое активное участие во всех сражениях хана.
Надо признать, что калмыцкая конница в 18 веке являлась на Северном Кавказе одной из наиболее сильных. Даже сам вид этих монголоидных, невозмутимых воинов, бесстрашных и беспощадных, внушал врагам ужас. Смуглолицые брюнеты с узкими глазами, малорослые, но сильные и чрезвычайно быстрые в движениях, они были невероятно увертливы в бою… И казались, порой, противнику неуязвимыми. А кроме всего, калмыки славились своей жестокостью и необычайной дальнозоркостью.
Некоторые из них, подобно древним предкам, и в 18 веке всё ещё продолжали сражаться верхом вместе с жёнами. Эти пары всадников, мчащиеся в атаку на одной лошади – воин, бешено вращавший, с диким гиканьем, сверкающей на солнце саблей, и меткая лучница за его спиной, выпускающая на полном скаку более десятка разящих без промаха стрел за минуту – вызывали у врагов настоящую оторопь… А наносимый двойной урон от подобного смертоносного тандема вселял в противника страх и ослаблял его дух.
Неприхотливые дети степей были способны совершать долгие конные походы… Проводя в седле, иногда, по несколько дней кряду. Они легко переносили жару, жажду и голод, как и их неутомимые лошади.
А в бою калмыки являли в 18 веке универсальных воинов. Степняки умели одинаково хорошо драться верхом и спешившись, рубить врага саблей, резать ножом, колоть копьем… А ещё калмыки метко стреляли из своих луков на достаточно дальние расстояния.
Сами же себя степняки, почти до конца 18 века, называли ойратами... Кочевое племя, не принявшее ислам и избравшее своей верой буддизм, соседние мусульманские народы наградили прозвищем «калмак». На тюркских языках это слово означало «остаток». Оно и стало позже общеупотребительным названием народа.
…На рассвете 29 апреля 1769 года передовой дозор степняков, посланный ханом Убаши на разведку, из засадного места, столкнулся, наконец, с авангардом наступающего войска противника. Затеяв перестрелку и обратив на себя внимание, калмыки, сражаясь, стали отступать к основным своим силам. Каратели же, легко справившись с сопротивлением разведывательной группы, уверенно устремились по холмистой местности в погоню за вражескими всадниками. Всем своим многотысячным отрядом.
Когда же самоуверенные враги, в азарте преследования, взлетели на разгорячённых лошадях на очередной холм, то внезапно увидели перед собой огромную конную армию. Она появилась тут словно из-под земли и занимала всё степное пространство… До самого горизонта.
Боевой дух карателей резко упал. А калмыцкие всадники, огласив округу диким гиканьем и оглушительным свистом, рванули вперёд… Два крыла многотысячной степной конницы стремительно окружили сборный отряд под предводительством султанов Максют-Гирея и Арслан-Гирея. Отрезав им всяческие пути к отступлению.
Но ещё больше каратели опечалились, если бы узнали в эти минуты, что на помощь хану Убаши уже подоспели сотни моздокских казаков, во главе со своим войсковым атаманом Иваном Дмитриевичем Савельевым… Впрочем, угодившие в смертельную западню и без того поняли – их лихой поход бесславно завершился.
Надо отдать должное противнику - черкесская и татарская знать, со своими отборными воинами, не смалодушничала, не бросилась в паническое бегство. Не стали каратели и сдаваться в плен, окружённые значительно превосходящими их вражескими силами.
Напротив – командиры и воины обречённого отряда приняли мужественное решение вступить в этот последний для себя бой… И погибнуть, сражаясь.
Спешившись, и отпустив коней на волю, незадачливые каратели заняли глубокий и широкий овраг, поросший со всех сторон непролазным кустарником. Здесь объединённое войско и приготовилось к финальной схватке, намереваясь как можно подороже продать хану Убаши свои жизни.
Впрочем, бой продолжался недолго... Первый же дружный залп картечью из двух пушек отряда подполковника Кишенскова по скоплению противника в овраге, поддержанный ружейным огнём казаков и ливнем из тысяч калмыцких стрел, обрушившихся на головы врага, смешал всю оборонительную тактику султанов. И вскоре, окончательно сломленные и деморализованные каратели, обратились в беспорядочное бегство... Началась безжалостная резня и массовое побоище.
Разбегавшихся из оврага во все стороны побеждённых, хладнокровно, безо всякой пощады, рубили шашками и саблями, закалывали пиками, загоняли и топили в ближайшей речке Калаусе… Пленных никто не брал.
Из шести тысяч карателей лишь единицы чудом сумели избежать смерти. Все остальные - усеяли своими телами холмистую степь и оба берега речки Калаус.
Пять знамён разбитого войска, множество дорогого оружия и доспехов, снятых с убитых, более пяти тысяч пойманных породистых лошадей, со всей сбруей, богатый обоз с провиантом – всё это досталось по праву победителя хану Убаши. Кстати, потери со стороны калмыков, казаков и малого отряда подполковника Кишенскова в сражении оказались самыми минимальными – всего тридцать человек убитыми. И сто бойцов с небольшим получили ранения различной степени тяжести.
По воинской традиции своего народа, хан велел над телами погибших врагов насыпать два земляных кургана. Один там, где случилось основное сражение, у оврага… Эту насыпь Убаши назвал гордо «Курганом победы».
А на другой стороне речки Калаус, там где были убиты последние враги, попытавшиеся вырваться из окружения, но так и не сумевшие спастись, хан приказал соорудить второй погребальный холм... Его Убаши назвал «Курганом пиршества».
***
Едва известие о победном сражении дошло до генерал-майора фон Медема, стоявшего с остальными подразделениями своей армии под Щедринской станицей, он тут же выступил в боевой поход. И соединился, в мае 1769 года, вблизи Бештауских гор, на землях Большой Кабарды, с подошедшей к заранее обговорённому месту многотысячной калмыцкой ордой.
Внезапное и непонятное для аборигенов появление целого русского войска на их исконной территории, надо заметить, особо не отличавшейся тогда дружественным отношением к Санкт-Петербургу, вызвало среди местных замешательство и панику... Множество горцев из адыгских племён, с семьями и имуществом, на всякий случай, рванули подальше от армии графа фон Медема. В верховья Кумы, поближе к спасительным горам.
А обеспокоенные владельцы Большой Кабарды поспешили собрать национальный Совет по поводу этого непредвиденного вторжения. Однако, какой-либо консолидированной позиции, насчёт немедленной организации сопротивления русским на местах, как всегда, узденям выработать не удалось.
Более того, испугавшись за свою жизнь, фамильные земли и имущество, предводители некоторых адыгских кланов предприняли превентивные меры. Владельцы поторопились сами явиться в походный лагерь к генерал-майору фон Медему и заявить о полной лояльности к русским. А отдельные представители местной аристократии даже пожелали присягнуть на верность императрицы…
Но так поступили далеко не все. Часть кабардинцев, увлеченная жаркими, гневными речами своих молодых князей, во главе с Мисостом Баматовым, открыто возмутилась бесцеремонному вторжению пёстрого русского войска в их родовые пределы.
Эти знатные владельцы, покинув фамильные земли на равнине, укрепились со своими семьями и единомышленниками в ближних горах… И, не желая ни русского, ни турецкого, ни крымско-татарского верховенства над собой в условиях начавшейся большой войны между двумя империями, решили до конца отстаивать собственную независимость. Всеми возможными способами. В том числе, и организуя нападения на армейские подразделения русских.
Генерал-майор фон Медем отправил к непокорным кабардинским владельцам своих парламентёров с уговорами сложить оружие... И потребовал прекратить партизанские вылазки против русской армии. Но мирные убеждения результата не принесли.
И тогда командующий отправил на разгром главного лагеря бунтарей вооружённый отряд… Подразделение состояло из казачьего полка войскового атамана Савельева, эскадрона грузинских гусар и трёх тысяч калмыков.
Кроме этого, отряд был усилен двумя полевыми орудиями. А общее командование подразделением осуществлял премьер-майор князь Ратиев – русский офицер грузинского происхождения.
6 июня 1769 года в горном ущелье, с протекавшей по его дну белопенной малой речкой Эшкакон, состоялось жаркое сражение… Кабардинские воины дрались с отрядом князя Ратиева отчаянно и бескомпромиссно. Но с не меньшей отвагой бросались в атаку на забаррикадировавшихся горцев моздокские казаки во главе с войсковым атаманом Савельевым… На сей раз именно они составили передовой, ударный кулак русского отряда.
Иван Дмитриевич, несмотря на свой солидный возраст, лично водил казаков на штурм. Преодолевая с боем две линии баррикад, которыми обороняющиеся окружили свой лагерь в ущелье.
Перед атакой кабардинских укреплений пушечные залпы разметали защиту из брёвен и камней... А затем, в образовавшуюся брешь бросились казаки со своим атаманом, прокладывая дорогу остальным.
Моздокцы в яростной рубке, под непрерывный грохот пушек преодолели, не без труда, первую линию баррикад... И с ходу бросились штурмовать вторую.
Жестокий бой, начавшийся рано утром, продолжался весь день. До самого вечера. А завершилось сражение уже в темноте, при свете догорающих баррикад…
Неприятель, осознав бессмысленность дальнейшего сопротивления прекратил, наконец, бой. И поднял над своим лагерем белый флаг. Противник выдал князю Ратиеву, в знак полного собственного поражения и отказа от дальнейшей вооружённой борьбы, по обычаю того времени, малолетних аманатов (заложников).
С непримиримой адыгской оппозицией было покончено… Однако Мисост Баматов, являвшийся, пожалуй, главным возмутителем спокойствия в русско-кабардинских отношениях 60-70 годов 18 века и самым младшим по летам из авторитетных черкесских князей, умудрился сбежать невредимым с поля боя. Этот знатный горец ратовал за полную независимость своего народа от кого бы то ни было.
Современники говорили, что молодой владелец обладал отличной интуицией, легко манипулировал людьми... И выделялся среди других узденей недюжинным умом и хитростью.
Мисост Баматов благополучно скрылся в горах... И почти сразу же начал собирать из своих соплеменников новое боеспособное войско. Готовое сражаться, в первую очередь, с русской армией.
Но пока, в ближайшие год-полтора, после поражения в горном ущелье, на берегу речки Эшкакон, Мисост Баматов и его единомышленники серьёзной угрозы для империи уже не представляли… Да и остальные, враждебно настроенные к русским местные народы на Северном Кавказе, впечатлились разгромом непримиримых кабардинцев. И на время поутихли.
А генерал-майор фон Медем, не откладывая дело в долгий ящик, принял решение идти со своей армией в верховья Кубани… В земли солтан-аульских ногайцев. Теперь наступило время наказать огнём и мечом этих османских союзников.
Ведь именно отсюда двинулось в карательный поход к Моздокской крепости сборное войско из крымских татар, закубанских черкесов и кабардинских узденей, разбитое ханом Убаши на берегах Калауса. Теперь для всех ногайских селений, пославших в этот набег свои отряды, наступил час расплаты…
Солтан-аульцы жили, в основном, на правом берегу Кубани. Ближе всех к линии русской границы. И взаимоотношения у этого народа с империей издавна складывались самые непростые.
Солтан-аульские ногайцы то искали покровительства и поддержки у турок и крымских татар, активно участвуя на их стороне в войнах с Санкт-Петербургом, то заключали с гяурами вечный мир... А в отдельные исторические периоды даже присягали русским правителям на верность. Но чаще всего за подобными противоречивыми действиями стояли сиюминутные политические интересы разных представителей ногайской верхушки.
К слову сказать, именно вмешательство северного соседа спасло когда-то солтан-аульцев от полного уничтожения в вооружённом конфликте с калмыками. Россия тогда едва успела принять остатки побеждённого и безжалостно добиваемого народа под своё управление и защиту… Остановив, тем самым, разошедшихся степных кочевников, являвшихся подданными Санкт-Петербурга.
Среди ногайцев еще были свежи предания о грозном нашествии на их земли хана Дондука Омбы, сумевшего всего в четырнадцать дней превратить цветущую страну в обширное кладбище и пепелище… России тогда с большим трудом и ценой невероятных дипломатических усилий, удалось погасить ярость калмыков.
Впрочем, это не помешало солтан-аульцам, через относительно короткое время, в очередной раз, вероломно нарушить свою союзническую присягу, данную Санкт-Петербургу. Вот и теперь они, вслед за турками, под науськивание османов, объявили России войну… И вступили в вооружённый альян с крымскими татарами, традиционно принявшими сторону Порты в очередном столкновении двух империй.
В мае же 1769 года ногайцы со страхом отслеживали все перемещения армии фон Медема по Северному Кавказу… И когда генерал-майор решительно и стремительно направил своё войско от Бештауских гор кратчайшим путём на Кубань (в том числе и многотысячную калмыцкую конницу!), у солтан-аульцев началась настоящая паника.
Всё, что было живого на правом берегу, бросилось спасаться на левую сторону реки, подальше от приближающихся русских сил. Ногайское войско пыталось как-то прикрыть этот всеобщий исход своего народа за Кубань… И дальше в горы.
Но оно совсем не горело желанием сходиться с русской армией в самоубийственном бою. Конные и пешие отряды прикрытия также намеривались бесследно раствориться в глухих ущельях и обширных горных лесах, вслед за бежавшими соплеменниками.
Но - не сложилось... Вооружённый арьергард отступавших солтан-аульцев, на свою беду, замешкался, обеспечивая переправу нагруженных повозок через Кубань.
Генерал-майор фон Медем сумел воспользоваться этой нерасторопностью противника. Пять тысяч калмыков, составлявшие передовой отряд русской армии, перебрались на конях вплавь на левый берег. Они отрезали хвосту отходящей колонны ногайцев дорогу к спасительным горам… Арьергард противника был связан боем и остановился.
А тут уж на помощь к калмыкам подоспели и моздокские казаки… Полк войскового атамана Савельева не только сам переправился через Кубань на конях, но и умудрился доставить по бурной воде на левый берег две пушки, с изрядным запасом картечных ядер и пороха.
Хвост отступающей неприятельской колонны был калмыками и казаками отсечён от основных вражеских сил, бросивших в итоге свой арьергард на произвол судьбы… А затем окружён и полностью уничтожен.
Однако преследовать противника дальше на незнакомой предгорной местности со сложным рельефом, силами одного передового отряда, победители не рискнули. Они с богатыми трофеями вернулись на правый берег Кубани... И влились в состав подошедшего вскоре основного русского войска.
Армия генерал-майора фон Медема продолжила подниматься вверх по реке, разоряя и сжигая по пути оставленные в спешке солтан-аульские селения... И ища возможность организованно и безопасно перебраться со всей своей артиллерией (десять орудий на тяжёлых колёсных лафетах!), многочисленным конным и пехотным подразделениям, а также большому тележному обозу с фуражом и провизией, на другой берег.
Единственный, пригодный для подобной переправы каменный мост, имелся в верхнем течении Кубани. Солтан-аульцы хорошо его охраняли... И отдавать русским виадук без боя не собирались.
Здесь находился сильный отряд пеших и конных ногайцев. Часть воинов была одета в броню и имела на вооружении кремниевые ружья. Предполагалось, что этот отряд, если не отстоит мост, то уж наверняка сумеет задержать надолго переправу русской армии.
Конец 27 части...
