Джорджия Мелони, красавица европейского избирательного бала

Европейцы голосуют за парламент, который будет представлять 450 миллионов человек в 27 странах.

Ухаживание за Джорджией Мелони, давняя драма, достигает на этой неделе переломного момента, поскольку европейцы из 27 стран идут на избирательные участки. Исход выборов в Европейский парламент – наряду с позицией континента по вопросам обороны, изменения климата, миграции и экономики – может во многом зависеть от меняющего облик итальянского премьер-министра.

Это неприятный момент для правого политика, которого недавно уволили как разжигающего толпу экстремиста, чье быстрое восхождение вызвало изжогу у основных западных лидеров, и не в последнюю очередь у президента Байдена, когда она вступила в должность менее двух лет назад.

Будучи главой 69-го правительства Италии со времен Второй мировой войны, первого правительства, возглавляемого женщиной, Мелони столкнулась с одним из самых высоких в мире долговых бремен и самым низким уровнем рождаемости, не говоря уже о разрушительных последствиях пандемии. Ей не удалось ни остановить поток мигрантов, как она обещала в своей кампании, ни реформировать склеротическую экономику Италии, находившуюся в застое четверть века.

И все же она проницательно разыграла слабую руку. На самом деле настолько проницательно, что Мелони считается ключевым посредником в борьбе, которая, как ожидается, последует за завершающимися в воскресенье выборами в парламент, представляющий 450 миллионов человек Европейского Союза.

Если ей будет предложена эта роль, на которую рассчитывают европейские лидеры, ей придется сделать важный выбор в определении курса континента на оставшуюся часть этого десятилетия.

Грубо говоря, у нее было бы два варианта. Один из них — позиционировать националистическую фракцию, которую она возглавляет в Европейском парламенте, с прагматиками, которые на протяжении десятилетий углубляли европейскую интеграцию, создавая консенсус по борьбе с изменением климата и российской агрессией. Другой вариант — объединить усилия с крайне правыми популистами, близкими ей идеологически, — такими, как ультраправый лидер Франции Марин Ле Пен и премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, — чье презрение к европейскому нормотворчеству, мерам по сокращению выбросов углекислого газа и, как многие опасаются, Борьба Украины за суверенитет бросит вызов идентичности и ценностям Европы.

И никто не знает, что бы сделала Мелони.

Ее конкурентами являются президент Европейской комиссии Урсула фон дер Ляйен, ведущий немецкий консерватор, и Ле Пен, которая очистила антисемитское наследие своей партии и теперь возглавляет французские опросы. Каждый из них дерзко преследовал Мелони. Ни один из них не получил ее объятий.

Итальянский лидер, не дурак, выжидает своего часа. Она оставляет варианты открытыми, а также следит за опросами общественного мнения, которые предполагают значительный выигрыш правых партий, включая ее собственную, на выборах. Опросы показывают, что крайне правые партии занимают первое или второе место в большинстве стран ЕС, включая Германию, Францию, Испанию, Польшу и Италию.

Если эти опросы верны, это будет означать, что фон дер Ляйен, претендующая на второй пятилетний срок в качестве главы исполнительной власти ЕС, может с трудом сколотить коалицию со своими уменьшающимися центристскими союзниками. Она не скрывала, что может нуждаться в поддержке со стороны фракции Мелони.

«Она явно проевропейская, против [российского лидера Владимира] Путина… и за верховенство закона», — заявила фон дер Ляйен в прошлом месяце. Если это так, добавила она, «тогда мы предлагаем работать вместе».

Но грандиозная сделка с Мелони привела бы в ярость членов умеренной группы законодателей, возглавляемой фон дер Ляйен, что побудило бы некоторых проголосовать против нее в ходе тайного голосования в парламенте.

Тем временем Ле Пен открыто призвала к заключению широкой сделки с правыми, чтобы объединить свои силы с силами Мелони. Вместе они могли бы заключить пакт, совокупная сила которого, составляющая, возможно, одну пятую или более из 720 мест фрагментированного парламента, стала бы толчком для обычного бизнеса в Брюсселе. «Это момент для объединения», — заявила Ле Пен итальянской газете Corriere della Sera в прошлом месяце.

В некотором смысле, выбор Мелони может заключаться в том, следовать ли ее разуму или сердцу.

Первое означало бы движение к центру, успокоение рынков и защиту огромных субсидий Италии из Брюсселя — более 200 миллиардов долларов в фонды восстановления после пандемии, что на сегодняшний день является самой большой частью ЕС.

Последнее означало бы удвоение внимания к причинам, которые способствовали политическому подъему Мелони. К ним относятся призывы к культурной войне с целью защитить этническую идентичность Европы от наплыва мигрантов, традиционные семьи от прав ЛГБТК**+ и национальный суверенитет от регуляторных злоупотреблений ЕС.

Будучи искусным тактиком, Мелони с момента прихода к власти сохранил тесные связи с другими европейскими крайне правыми лидерами, включая Ле Пен и Орбана, давних поклонников Путина. И одновременно ей удалось смягчить свою некогда зажигательную риторику, провести детоксикацию своей собственной партии, несмотря на то, что она зародилась в послевоенном итальянском фашизме, и успокоить Байдена и других крупных союзников по НАТО, безоговорочно поддержав Украину.

Как одобрительно выразился журнал Economist, она является доказательством того, что «так называемые крайне правые в Европе могут оказаться у власти и вести себя как заурядные консерваторы».

Европа сталкивается с катастрофической войной на своем восточном фланге, анемичными экономиками, отстающими от США и Китая, и сварливыми избирателями, разочарованными укоренившимися правящими партиями, инфляцией, миграцией и изменением климата (или мерами по борьбе с ними).

Сильный ЕС, приверженный устойчивым реформам, имеет наилучшие шансы преодолеть эти проблемы. Мелони, красавица предвыборного бала, может повысить шансы блока на успех – или подорвать их.