Во славу магического мышления

Когда-то все мы знали, как исцелять себя с помощью растений и животных. Будущее было бы приятнее, если бы мы обновили его

Однажды дождливым днем я пошел со своим другом Амаду Гано на Центральный рынок в столице Мали Бамако. Амаду нужно было купить немного львиного жира, которым он натирал суставы от артрита. Десять лет назад, до того, как война поглотила центральную часть Мали, Амаду был гидом и переводчиком в Дженне, средневековом торговом пункте и религиозном центре в дне езды от Бамако. Потом туристы перестали приезжать, и ему пришлось стать фермером, пастухом, каменщиком, носильщиком, водителем мотоцикла, хастлером, сколачивая средства, которых никогда не хватало, чтобы прокормить пожилую овдовевшую мать, двух младших сестер, жену, постоянно растущую компанию детей, племянниц и племянничков, а иногда и одного-двух безработных братьев. Работа изнашивает его суставы.

Медицинский отдел Центрального рынка Бамако был огромным и располагался по обе стороны от большой автостоянки. Там были ряды высушенных обезьяньих голов, горы раковин, пирамиды каури. Крокодильи пасти, шкуры, сушеные морские ежи, зубы разных размеров. Разложившиеся или сморщенные предметы, которые я не узнавал, заставляли меня нервничать. Покупатели всех возрастов торговались за вещи, назначение которых я не мог понять.

Амаду всегда использует глобальные знания о том, что поддерживает нашу жизнь, - народную фармакопею, оттачиваемую тысячелетиями. Когда мы впервые встретились в 2013 году, мы с Амаду путешествовали с семьей ковбоев Фулани, которые вели свой скот по миграционному маршруту, пролегающему через центральную часть Мали. Фулани - крупнейшая кочевая этническая группа на Земле, и, возможно, они были мобильны с тех пор, как человек впервые одомашнил корову. Я приехал в Мали, потому что работал над книгой о трансгуманизме – сезонной миграции скота кочевыми народами – во времена урбанизации и изменения климата. Я надеялся узнать у Фулани, что значит жить в циклах разлуки и воссоединения.

Во время сезона перегона скота, обеспокоенный тем, что воды во фляжке не хватит до следующего колодца, я начал экономить и в течение нескольких дней пил слишком мало, пока жажда не переросла в ужасную головную боль. Когда Амаду узнал об этом, он вытащил из кармана маленький, похожий на гомункула комочек мирровой смолы, завернутый в пластик, вырванный из хозяйственной сумки, поставил его тлеть в раскаленном докрасна гнезде проволочной жаровни и научил меня наклоняться над ним, чтобы вдохнуть дым.

Традиционные врачи Китая веками использовали мирру для лечения артритов и переломов; индийские аюрведические целители признают ее противовоспалительные свойства и эффективность при заболеваниях коронарных артерий; древние египтяне использовали мирру как антисептик. Американский травник-самоучка Сэмюэл Томсон в 19 веке использовал смесь бренди, кайенского перца и мирры, чтобы ‘снять боль, предотвратить умерщвление плоти и усилить естественный жар’. Он описывает эти и другие способы применения мирры в книге, которую он исчерпывающе озаглавил "Новое руководство по здоровью", или "Ботанический семейный врач: содержит полную систему практики по совершенно новому плану; С описанием используемых овощей и указаниями по их приготовлению и применению для лечения болезней; Которой предшествует рассказ о жизни и медицинских открытиях Автора (1822). Французский ботаник 21 века Мишель Арбоннье рекомендует мирру как снотворное, транквилизатор и средство от проблем с желудком. Малийцы используют мирру как дезинфицирующее средство, противосудорожное средство, средство от глистов, афродизиак, противомалярийное средство и средство для лечения мигрени. В малийском буше, Commiphora africana, африканская мирра, всегда у вас под рукой: она растет повсюду.

В тот или иной момент все мы знали что-то о том, как исцелять себя с помощью растений и животных, которые нас окружают, по крайней мере, немного. Мы лечили боль корой ивы и прерывали беременность абортивными травами. Мы лечили бессонницу листьями салата, а неприятный запах изо рта – петрушкой - согласно поваренной книге 10 века, в которой целая глава посвящена гуморальным свойствам различных овощей. Многие из нас все еще кое-что знают об этих методах лечения: по оценкам исследований, до 80 процентов населения мира, примерно 6 миллиардов человек, все еще используют традиционные лекарства растительного и животного происхождения. Такие связи, которые когда-то существовали между всеми людьми и остальным миром природы, были порождены дефицитом, который диктует необходимость. Ребенком в Советской России я делала примочки из травы подорожника для ободранных коленей, ела малиновое варенье, чтобы сбить жар, собирала сладко пахнущие цветы липы и сушила их на газете на солнце, чтобы заваривать позже в качестве отхаркивающего средства.

В последнее время мы часто относим этот вид интеллекта к лабораториям: кому нужна мирра, когда есть аспирин? Мои детские воспоминания о травниках, например, тускнеют. Я помню, как собирал кипрей и козлятину, но забыл, для чего они нужны. Кажется зловещим, что мы должны утратить воспоминания о том, как поддерживать свое тело: это похоже на то, что мы забываем, как оставаться в живых, и то, что мы забываем о том, что поддерживает нас, позволяет нам пренебрегать ресурсами, которые мы больше не знаем, как использовать, и злоупотреблять ими. В процессе мы пренебрегаем и злоупотребляем чем-то менее понятным, но, возможно, более важным: порядочностью, моралью, сообществом, самими собой.

Амаду по-прежнему хранит знания о медицине кустарника, вот почему мы были здесь, на рынке, за львиным жиром. Я вернулся в Мали, чтобы навестить Амаду и наших друзей-кочевников в буше. Но вскоре из-за распространения насилия стало слишком опасно, чтобы их видели с белой женщиной. Уже в 2019 году война разъедала страну. За два дня до того, как мы посетили рынок, мы с Амаду провели день, сидя на пластиковых плетеных циновках в жалких лагерях для перемещенных семей Фулани. До того, как конфликт начал распространяться в 2012 году, буш в центральной части Мали был домом для тысяч скотоводов фулани, которые гнали свой скот зебу по отточенным веками маршрутам миграции. Когда они приближались к деревне, они распространяли перед собой запах прокисшего молока. Но война за истощающиеся ресурсы в сочетании с растущим исламистским восстанием вылилась в этническое насилие против народа фулани: во всем мире оседлые часто маргинализируют преходящих во времена беспорядков. Ополченцы совершали набеги на лагеря и деревни фулани, убивали женщин и младенцев, сжигали людей заживо, сбрасывали мертвых мужчин и мальчиков в колодцы. Большинство людей племени фулани, которых мы встретили в лагерях в Бамако, вели кочевой образ жизни, но потеряли своих животных в результате этнического насилия, и у них больше не было возможности зарабатывать на жизнь в буше, даже если бы это было безопасно. Некоторые вели оседлую жизнь в деревнях, которые были разрушены. Мы с Амаду отправились в лагерь, построенный из палок и брезента на свалке за животноводческим рынком; в лагерь сквоттеров на улице с недостроенными бетонными жилыми домами; в лагерь из душных палаток УВКБ ООН. Некоторые из людей, которых мы встретили, провели в лагерях год, некоторые прибыли туда всего неделю назад.

Источник:ссылка