Скетчи "Первый звонок"

Лето закончилось и нагрянула осень, неминуемо и спокойно. Еще вчера было солнечно и жарко, а сегодня как по щелчку пошел дождь, небо стянулось угрюмыми облаками и в воздухе ощущалась прохладная свежесть.

Меня, как и всегда нарядили в этот дурацкий костюм, и кто только решил, что это красиво. Гладенький, чистенький, брючки со стрелочкой. Какая мерзость! Хорошо, что я не Петька, а то бы еще и волосы уложили, ходи потом с этой липкой, задубевшей “прической” на голове.

- Милый, возьми цветы, - вкрадчиво проговорила мама и протянула мне букет хризантем – Анну Павловну поздравишь.

Она смотрела на меня и лучезарно улыбалась, а я не понимал, с чем мне Анну Павловну поздравлять. С тем, что я пришел? Здравствуйте, вот он я! Но восторга на лице Анны Павловны я даже 1 сентября не видел, куда уж там. Но как она улыбалась во время диктантов!

Я вышел из дому и пошуршал по тротуару, усыпанному листьями.

Вдали я увидел Самойлову. Мне всегда казалось, что она дочь Анны Павловны, тоже диктантам радовалась. Она тащилась с букетом больше чем она сама. В моем классе не любили Самойлову, но мне она нравилась. Особенно нравилось мне ее злить, она так забавно ругалась. Если мы, мальчишки, между собой уже перекидывались словечками, за которые от взрослых можно было и подзатыльник схлопотать, то Самойлова называла всех исключительно “негодяями”, “канальями” и “повесами”. За эту ее особенность мы называли ее Усатая Ира, или Тетя Мушкетер.

- Ну что, Самойлова, - окликнул ее я, приблизившись на расстояние метра – прешься в свою любимую школу?

- Да, Сидоркин, так и есть – деловито отчеканила она и прибавила шагу.

- Тетя Мушкетер не в духе? – начал язвить я – В такой-то праздник и совсем без радости, как так?

- Сидоркин, тебе не удастся испортить мне настроение, как бы ты не старался, - спокойно ответила она.

Непробиваемая! Я схватил ее букет и швырнул в густой кустарник, раскинувшийся по обе стороны от аллеи, по которой мы шли.

- Вам, молодой человек должно быть стыдно, - проговорила она строго – верните мой букет!

- Пойдем вместе поищем, - предложил я и весело улыбнулся.

- Никуда я с тобой не пойду, окаянный! – она недовольно топнула ногой.

Новое словечко, - подумал я. Я давно знал Самойлову, мы ходили вместе в детский сад, и она наверняка помнила, как я поцеловал ее в щеку, точно в таких же кустах. Она тогда вся исплевалась и нажаловалась воспитателю, а я остаток дня простоял в углу.

- Целовать не буду, - задорно проговорил я.

- Обещаешь? – недоверчиво спросила она.

- Честное пионерское! – вспомнил я словечки из бабушкиного репертуара.

- Пионеров уже тысячу лет нет, - буркнула Самойлова и пошла со мной.

Мы никак не могли найти этот дурацкий букет. Куда он, черт возьми, делся?

- Возьми мой, что ли? – предложил я, видя, как она начинает рыдать. Мне не нравилось, когда она плачет.

- Мне нужен мой букет! – взвизгнула она и снова топнула ногой.

Вокруг все затрещало и загремело, тело на какое-то время потеряло свой вес. Темнота заволокла глаза, и я вместе с Самойловой, вместе с комьями земли и прочим сором полетел куда-то вниз. Тело глухой болью врезалось во что-то твердое.

Я нащупал в кармане телефон, включил фонарик. Самойлова лежала рядом.

- Самойлова, ты в порядке? – спросил я у спины Тети Мушкетера.

- Нет, Сидоркин, я не в порядке! – пробормотала она – Я, Сидоркин, ногу сломала.

Я поднялся, подошел к ней и помог ей встать.

- Идти можешь? – спросил я.

- Могу, - ответила Самойлова.

- Значит ничего ты не сломала, - произнес я и стал фонариком освещать пространство, в котором мы оказались.

На стену не залезешь, слишком круто. Да и в потолке не было никакого отверстия, будто бы земля затянулась сразу после того как мы провалились. Я посветил перед собой. Фонарик открыл коридор, который не заканчивался, свет терялся и гас в его бесконечной длине.

- Ну, пошли что ли, - предложил я.

- Надо оставаться тут и ждать пока нас найдут, - закапризничала Самойлова.

- И кто же будет искать нас под землей? – спросил я.

- Собаки! – ответила она и скрестила руки на груди.

- Пошли, неужели тебе не интересно? – продолжал я одолевать ее вопросами.

- Страшно мне, - она казалось вот-вот заплачет.

Мы еще какое-то время посидели и пошли неизвестно куда. Я светил фонариком туда и сюда, разглядывая стены, исписанные непонятными знаками и рисунками.

- Ты понимаешь, что тут написано? – спросил я у Самойловой.

- Это точно не Дюма, - огрызнулась она.

Ни конца, ни края. Темно и сыро. Ни просвета, ни сквозняка. Тяжело дышать.

Грохот.

- Что это?! – хором спросили мы друг у друга.

Внезапно вспыхнуло пламя и перед нами появилась высокая фигура человека, скрытого плащом с капюшоном.

- Кто вы?! – спросил я максимально громко и четко, чтобы показать, что не боюсь. Самойлова держала меня за руку и дрожала как осиновый лист.

Фигура застрекотала и зацокала, гортанно выплевывая непонятные нам звуки. Огоньки стали загораться один за одним и совсем скоро перед нами стояло уже человек десять, если они конечно были людьми.

Фигура появившаяся первой сняла капюшон. Это человек, - подумал я. Перед нами стояла женщина с мутными белыми глазами и светлыми волосами, собранными в косу. Нижняя губа ее была растянута каким-то диском и уродливо свисала вниз.

- Малшик, - с трудом выговорила она – ты нада бег.

- Что?! – я с трудом связал, что она говорит.

- Бег от сюдааа, - прошипела она.

Другие неизвестные зловеще застрекотали. Женщина, говорившая со мной, развернулась и стала громко трещать на них. Они замолчали.

- Мы брат девочк, - растягивая проговорила она – ты нам не надо, бег малшик!

- Нет! – грозно выкрикнул я и заслонил собой Самойлову.

Неизвестная начала цокать и качать головой. Цокать и качать головой. Цокать и качать головой.

Когда я пришел в себя, рядом уже никого не было. Телефон сел. Я остался в темноте совсем один.

Зазвенел будильник. Я посмотрел в окно. Светило солнце и в лучах его кружили пожелтевшие листья. Мне совершенно никуда не хотелось. Последний год в этой чертовой школе.

- Сынок, вставай, - отворив дверь произнесла мама – у тебя сегодня важный день.

Ладно, - подумал я – раньше сяду – раньше слезу.

Наскоро умывшись и собравшись, я вышел из дому и пошуршал по тротуару, усыпанному листьями.

- Ну что Сидоркин, готов? – спросила Анна Павловна, завидев меня.

- Конечно, Анна Павловна, - ответил я.

Когда линейка закончилась я посадил себе на плечи первоклашку с милыми косичками и яркими бантами и стал носить ее по актовому залу. Она задорно трясла колокольчиком и заполняла окружающее пространство противной трелью.

Я опустил первоклашку на пол, и она побежала к своим родителям. Завидев меня, они приветливо помахали. Я подошел.

- Ну привет, Сашка, - крепко сжал мою руку в своей Петр Семенович – как сам?

- Да ничего, живем, как вы? – спросил я в ответ.

- Ничего, ничего, Сашенька, - проговорила Инна Владимировна.

Мы замолчали.

- Ты на кладбище пойдешь с нами? – спросила Инна Владимировна спустя время.

- Схожу, Инна Владимировна, - ответил я – вы, когда туда?

- Да после обеда, приходи, мы там будем, - произнесла она.

Десять лет прошло с того самого дня как пропала Ирина Самойлова, та самая Тетя Мушкетер. И вот уже на протяжении десяти лет в сентябре я вместе с ее родителями ходил на ее могилу. Никто не знал куда она делась, а моим рассказам никто не верил. Со временем и я перестал в них верить.