Покупка орхидей всегда носит спекулятивный характер. Перед вами коричневый сморщенный комочек ткани, а в остальном вы должны довериться своему суждению, или аукционисту, или удаче, в зависимости от вашего вкуса. Растение может быть больным или мертвым, а может быть просто респектабельной покупкой, справедливой ценой за ваши деньги, или, возможно, - ведь такое случалось неоднократно - перед восхищенными глазами счастливого покупателя день за днем медленно раскрывается какой-то новый сорт, какое-то новое богатство, странный изгиб лабеллума, какая-то более тонкая окраска или неожиданная мимикрия. На одном нежно-зеленом колоске расцветают гордость, красота, прибыль и, возможно, даже бессмертие. Ведь новое чудо природы может нуждаться в новом конкретном названии, а какое может быть более подходящим, чем имя его первооткрывателя? «Джонсмития»! Бывали имена и похуже.
Возможно, именно надежда на счастливое открытие сделала Уинтер-Уэддерберна таким частым посетителем этих распродаж - надежда, а еще, возможно, тот факт, что ему больше нечем было заняться в этом мире. Он был застенчивым, одиноким, довольно неэффективным человеком, имеющим достаточный доход, чтобы не испытывать нужды, и недостаточно нервной энергии, чтобы искать какую-то сложную работу. Он мог бы собирать марки или монеты, или переводить Горация, или переплетать книги, или изобретать новые виды диатомей. Но, как оказалось, он выращивал орхидеи, и у него была одна маленькая амбициозная теплица.
- Мне кажется, - сказал он за чашкой кофе, - что сегодня со мной что-то случится.
Он говорил - как двигался и думал - медленно.
- О, не говорите так! - сказала его экономка, которая также была его отдаленной кузиной. Ибо «что-то случится» было для нее эвфемизмом, означавшим только одно.
- Вы меня неправильно поняли. Я не имею в виду ничего неприятного, хотя что именно я имею в виду, вряд ли знаю.
- Сегодня, - продолжил он после паузы, - Питерс собирается продать партию растений из Андаманских и Индийских островов. Я пойду и посмотрю, что у них есть. Возможно, я куплю что-нибудь хорошее, не подозревая об этом. Возможно, так оно и будет.
Он передал свою чашку для второй порции кофе.
- Это те вещи, которые собрал тот бедный молодой человек, о котором вы мне недавно рассказывали? - спросила его кузина, наполняя его чашку.
- Да, - ответил он и погрузился в раздумья над куском тоста.
- Со мной никогда ничего не случается, - заметил он, начав размышлять вслух. - Интересно, почему? С другими людьми все случается. Вот Харви. Только на той неделе в понедельник он подобрал шесть пенсов, в среду у всех его цыплят начались пошатывания, в пятницу его кузен вернулся из Австралии, а в субботу он сломал лодыжку. Какой вихрь волнений! По сравнению со мной.
- Думаю, я бы предпочла обойтись без такого количества волнений, - сказала его экономка. - Это не может быть полезно для вас.
- Полагаю, это хлопотно. И все же, видите ли, со мной никогда ничего не случается. Когда я был маленьким мальчиком, со мной никогда не случалось несчастий. Я никогда не влюблялся, пока рос. Никогда не женился... Интересно, каково это, когда с тобой случается что-то действительно выдающееся? Тому коллекционеру орхидей было всего тридцать шесть - на двадцать лет моложе меня, - когда он умер. Он был дважды женат и один раз развелся; четыре раза болел малярийной лихорадкой, а однажды сломал бедро. Однажды он убил малайца, а однажды был ранен отравленным дротиком. И в конце концов его убили четыре джунглевые пиявки. Должно быть, все это было очень хлопотно, но потом, знаете ли, очень интересно - за исключением, пожалуй, пиявок.
- Я уверена, что это не пошло ему на пользу, - убежденно сказала леди.
- Возможно, нет. - И тут Уэддерберн посмотрел на часы. - Двадцать три минуты восьмого. Я отправляюсь поездом без четверти двенадцать, так что времени у меня будет предостаточно. Думаю, я надену куртку из альпака - она достаточно теплая, - серую фетровую шляпу и коричневые ботинки. Полагаю...
Он взглянул в окно на безмятежное небо и залитый солнцем сад, а затем нервно посмотрел на лицо кузины.
- Думаю, вам лучше взять зонтик, если вы собираетесь в Лондон, - сказала она голосом, не допускавшим никаких возражений. - Между этим местом и вокзалом есть все, что нужно для возвращения.
Когда он вернулся, его охватило легкое волнение. Он совершил покупку. Редко когда он мог достаточно быстро решиться на покупку, но в этот раз ему это удалось.
- Здесь есть ванды, - сказал он, - и дендробиум, и палеонофис.
Он с любовью рассматривал свои покупки, пока поглощал суп. Они были разложены перед ним на безупречной скатерти, и он рассказывал о них кузине, неторопливо уплетая свой ужин. У него был обычай все свои визиты в Лондон проживать за пять часов до вечера для ее и своего развлечения.
- Я знал, что сегодня что-то произойдет. И я купил все это. Некоторые из них... некоторые из них... Я уверен, знаете ли, что некоторые из них будут замечательными. Я не знаю, как это происходит, но я чувствую себя так же уверенно, как если бы кто-то сказал мне, что некоторые из них окажутся замечательными.
- Вот это, - он указал на сморщенное корневище, - не удалось идентифицировать. Это может быть палеонофис, а может и нет. Это может быть новый вид или даже новый род. И это было последнее, что собрал бедняга Бэттен.
- Мне не нравится, как он выглядит, - сказала его экономка. - Это такая уродливая форма.
- По-моему, у него почти нет формы.
- Мне не нравятся торчащие вещи, - сказала экономка.
- Завтра я посажу его в горшок.
- Он выглядит, - сказала экономка, - как паук, притворяющийся мертвым.
Уэддерберн улыбнулся и осмотрел корень, склонив голову на одну сторону.
- Конечно, это не очень красивая штука. Но никогда нельзя судить о таких вещах по их сухому виду. Возможно, это окажется очень красивая орхидея. Как я буду занят завтра! Сегодня вечером я должен понять, что именно делать с этими луковицами, а завтра приступлю к работе.
- Беднягу Баттена нашли мертвым или умирающим в мангровом болоте - не помню, в каком именно, - начал он снова, - с одной из этих самых орхидей, раздавленной под его телом. Он несколько дней проболел какой-то туземной лихорадкой и, полагаю, потерял сознание. Эти мангровые болота очень нездоровы. Говорят, пиявки джунглей выжали из него все до капли крови. Возможно, именно это растение стоило ему жизни.
- Я думаю, что от этого не лучше.
- Мужчины должны работать, а женщины - плакать, - сказал Уэддерберн с глубокой серьезностью. - Представьте себе смерть вдали от всех удобств в мерзком болоте! Заболеть лихорадкой, не имея ничего, кроме хлородина и хинина - если бы люди были предоставлены сами себе, они бы жили на хлородине и хинине, - и никого вокруг, кроме ужасных туземцев! Говорят, жители Андаманских островов - самые отвратительные несчастные, и, как бы то ни было, они вряд ли смогут стать хорошими медсестрами, не имея необходимой подготовки. И только в Англии у людей есть орхидеи!
- Не думаю, что это было удобно, но некоторым мужчинам, похоже, нравятся такие вещи, - сказал Уэддерберн. - Как бы то ни было, туземцы из его отряда были достаточно цивилизованны, чтобы позаботиться обо всей его коллекции, пока его коллега, орнитолог, не вернулся из внутренних районов; правда, они не смогли определить вид орхидеи и оставили ее вянуть. И это делает эти вещи более интересными.
- Это делает их отвратительными. Я боюсь, что на них может прицепиться малярия. Подумать только, на этой уродливой штуковине лежит труп! Я никогда не думала об этом раньше. Вот! Я заявляю, что больше не смогу съесть ни капли ужина.
- Если хотите, я уберу их со стола и положу на кресло у окна. Там мне будет так же хорошо их видно.
Следующие несколько дней он действительно был необычайно занят в своей маленькой парной теплице, возился с углем, кусками тика, мхом и прочими тайнами культиватора орхидей. Он считал, что проводит время удивительно насыщенно. Вечером он рассказывал об этих новых орхидеях своим друзьям и снова и снова возвращался к своему ожиданию чего-то странного.
Несколько ванд и дендробиумов погибли под его присмотром, но вскоре странная орхидея начала подавать признаки жизни. Он был в восторге и сразу же забрал свою экономку от варки варенья, чтобы она сразу же увидела ее, что непосредственно он сделал открытие.
- Это бутон, - сказал он, - и скоро там будет много листьев, а те маленькие штучки, что выходят здесь, - это корневища аэрии.
- По-моему, они похожи на маленькие белые пальчики, высунувшиеся из коричневого цвета. Мне они не нравятся, - сказала его экономка.
- Почему?
- Не знаю. Они похожи на пальцы, которые пытаются тебя достать. Я ничего не могу поделать со своими симпатиями и антипатиями.
- Я не знаю точно, но, по-моему, среди известных мне орхидей нет ни одной с такими аэральными корневищами. Конечно, это может быть моей фантазией. Вы видите, что они немного сплюснуты на концах.
- Мне они не нравятся, - сказала его экономка, внезапно вздрогнув и отвернувшись. - Я знаю, что это очень глупо с моей стороны, и мне очень жаль, тем более что вам так нравится эта вещь. Но я не могу не думать об этом трупе.
- Но это может быть не то растение. Это было всего лишь мое предположение.
Его экономка пожала плечами.
- В любом случае мне это не нравится, - сказала она.
Уэддерберн был немного уязвлен ее неприязнью к растению. Но это не помешало ему при каждом удобном случае заводить с ней разговор об орхидеях вообще и об этой орхидее в частности.
- В орхидеях есть такие странные вещи, - сказал он однажды, - такие возможности для сюрпризов. Знаете, Дарвин изучал их оплодотворение и показал, что вся структура обычного цветка орхидеи была придумана для того, чтобы мотыльки могли переносить пыльцу с растения на растение. Похоже, известно множество орхидей, цветки которых не могут быть использованы для оплодотворения таким образом. Например, некоторые из киприпедиумов; не известно ни одного насекомого, которое могло бы оплодотворить их, а некоторые из них никогда не были найдены с семенами.
- Но как они образуют новые растения?
- С помощью побегов, клубней и тому подобных отростков. Это легко объяснить. Загадка в том, для чего нужны цветы? Вполне возможно, - добавил он, - что моя орхидея может быть чем-то необычным в этом смысле. Если так, я буду ее изучать. Я часто думал о том, чтобы провести исследования, как это делал Дарвин. Но до сих пор у меня не было времени, или случалось что-то, что мешало этому. Листья уже начинают распускаться. Как бы мне хотелось, чтобы вы пришли и посмотрели на них!
Но она сказала, что в доме орхидей так жарко, что у нее болит голова. Она снова увидела растение, и аэриальные корни, некоторые из которых были уже больше фута длиной, к сожалению, напомнили ей щупальца, тянущиеся за чем-то, и они вошли в ее сны, разрастаясь за ней с невероятной быстротой. Так что она окончательно решила, что больше не увидит это растение, и Уэддерберну пришлось любоваться его листьями в одиночестве. Они были обычной широкой формы, насыщенного глянцевого зеленого цвета, с вкраплениями и точками темно-красного цвета у основания. Он не знал других таких листьев. Растение было поставлено на низкую скамеечку рядом с термометром, а рядом находилось простое приспособление, из крана которого капала вода на трубы с горячей водой и поддерживала пар. И теперь он с некоторой регулярностью проводил время после обеда, размышляя о приближающемся цветении этого странного растения.
И вот наконец случилось великое событие. Как только он вошел в маленький стеклянный домик, он понял, что колос распустился, хотя его огромный палеонофис Lowii скрывал угол, где стояла его новая любимица. В воздухе витал новый запах, насыщенный, очень сладкий, который перебивал все остальные в этой тесной, дымящейся оранжерее.
Едва заметив это, он поспешил вниз, к странной орхидее. И, вот, на зеленых шипах появились три огромных цветка, от которых исходила всепоглощающая сладость. Он остановился перед ними в экстазе восхищения.
Цветы были белыми, с золотисто-оранжевыми прожилками на лепестках; тяжелое надкрылье было свернуто в замысловатый выступ, и в нем с золотом смешивался удивительный голубовато-фиолетовый цвет. Он сразу понял, что род совершенно новый. И этот невыносимый запах! Как здесь было жарко! Цветы поплыли перед глазами.
Надо проверить, правильная ли температура. Он сделал шаг к термометру. Внезапно все вокруг зашаталось. Кирпичи на полу заплясали вверх-вниз. Затем белые цветы, зеленые листья за ними, вся оранжерея, казалось, покатились в стороны, а затем по кривой вверх.
В половине четвертого кузина приготовила чай, согласно их неизменному обычаю. Но Уэддерберн не пришел к чаю.
- Он поклоняется этой ужасной орхидее, - сказала она себе и подождала десять минут. - Должно быть, его часы остановились. Я пойду и позову его.
Она направилась прямо к теплице и, открыв дверь, позвала его по имени. Ответа не последовало. Она заметила, что воздух очень плотный и наполнен сильным ароматом. Затем она увидела что-то лежащее на кирпичах между трубами с горячей водой.
Минуту, наверное, она стояла неподвижно.
Он лежал лицом вверх у подножия странной орхидеи. Похожие на щупальца корни эриала уже не свободно раскачивались в воздухе, а теснились друг к другу, сплетенные в клубок серых веревок, и плотно прилегали своими концами к его подбородку, шее и рукам.
Она ничего не понимала. Потом она увидела, что из-под одного из ликующих щупалец на его щеке проступила струйка крови.
С невнятным криком она бросилась к нему и попыталась оторвать его от пиявоподобных присосок. Она отломила два щупальца, и из них потек красный сок.
Затем от всепоглощающего аромата цветка у нее закружилась голова. Как они цеплялись за него! Она рвала крепкие веревки, а он и белое соцветие плыли вокруг нее. Она почувствовала, что теряет сознание, но знала, что не должна этого делать. Она оставила его и поспешно открыла ближайшую дверь, и, после того как она на мгновение отдышалась на свежем воздухе, ее посетило блестящее вдохновение. Она схватила цветочный горшок и разбила окна в конце оранжереи. Затем она снова вошла внутрь. С новой силой она рванула на себя неподвижное тело Уэддерберна и повалила странную орхидею на пол. Она все еще цеплялась за свою жертву с жутким упорством. В ярости она вытащила ее вместе с ним на открытый воздух.
Потом ей пришло в голову вырвать один за другим присоски, а еще через минуту она уже освободила его и тащила прочь от этого ужаса.
Он был белым и кровоточил из дюжины круглых пятен.
Незнакомец поднимался по саду, удивляясь звону разбитого стекла, и увидел, как она выходит из дома, таща за собой неживое тело на красных от крови руках. На мгновение он подумал о невозможном.
- Принесите воды! - крикнула она, и ее голос развеял его фантазии. Когда он с неестественной поспешностью вернулся с водой, то застал ее рыдающей от волнения, а на коленях у нее лежал Уэддерберн, вытиравший кровь с лица.
- В чем дело? - спросил Уэддерберн, слабо открывая глаза и тут же закрывая их снова.
- Пойдите и скажите Энни, чтобы она вышла ко мне, а потом сразу же отправляйтесь за доктором Хэддоном, - сказала она незнакомцу, как только он принес воду, и добавила, видя, что он колеблется, - я расскажу вам обо всем, когда вы вернетесь.
Вскоре Уэддерберн снова открыл глаза, и, видя, что он обеспокоен загадкой своего положения, она объяснила ему:
- Вы упали в обморок в теплице.
- А орхидея?
- Я присмотрю за ней, - сказала она.
Уэддерберн потерял много крови, но, кроме этого, он не получил серьезных повреждений. Ему дали бренди, смешанный с каким-то розовым экстрактом мяса, и отнесли наверх в постель. Его экономка рассказала доктору Хэддону свою невероятную историю в нескольких фрагментах.
- Пойдемте в дом орхидей и посмотрите, - сказала она.
В открытую дверь врывался холодный наружный воздух, и тошнотворный аромат почти развеялся. Большинство вырванных корневищ эриала уже засохли среди множества темных пятен на кирпичах. Стебель соцветия был сломан при падении растения, а цветы на краях лепестков стали вялыми и коричневыми. Доктор наклонился к растению, потом увидел, что один из корней аэрии все еще слабо шевелится, и замешкался.
На следующее утро странная орхидея все еще лежала там, черная и гнилостная. Утренний ветерок прерывисто стучал в дверь, и все орхидеи Уэддерберна были увядшими и поникшими. Но сам Уэддерберн был ярок и словоохотлив, рассказывая о своем странном приключении.
Еще больше уникальной литературы в Телеграмм интернет-магазине @MyBodhi_bot (комиксы, романы, детективы, фантастика, ужасы.)
