Свидетельница моего позора

Теперь я, конечно, хороший. Вежливый, не трепло, со своими твердыми принципами – не придерешься. Прямо как положительный герой из старых фильмов.

А ведь так было не всегда. Вспоминать противно.

И болтал всякие глупости, и малодушничал, трусил, заискивал в высоких кабинетах… – да мало ли было в моей жизни постыдного? Разок даже блеванул с похмелья прямо на семинаре по научному коммунизму.

А сейчас вот смотрю, вспоминаю – свидетелей-то этих моих доблестей почти не осталось, все умерли.

Жалко, конечно, многих из них, ведь и при дорогих мне людях нередко позорился. Но сама эта мысль все же вызывает во мне какое-то нехорошее удовлетворение – что никто уже не сможет рассказать обо мне что-то нежелательное, выставить меня посмешищем. Если, конечно, не наврёт.

Так что, получается, чист я теперь. Ничего не докажешь, начальник.

Я вот могу рассказывать о чужих подлянках, всяких стыдных вещах, а другие обо мне уже нет. Фигушки. И можно начинать жить как бы заново…

И вот на тебе! Нашелся все же один, вернее одна, кто видел тебя не в лучшем виде…

Вдруг, совершенно случайно в метро подходит ко мне какая-то зрелая тетя и говорит: «Вы меня не узнаете? Помните, мы с вами… Была такая короткая встреча…»

И тут я вспомнил и ее, и эту случайную злосчастную встречу, когда у меня не встал… То ли чересчур волновался, то ли какие-то другие факторы сработали: замызганная комнатуха приятеля, её большие толстые рейтузы… Такой стыд взял тогда, что и мысли не было снова с ней увидеться, повторить попытку… А вот сейчас, встретив ее, даже почему-то обрадовался. Пригласил ее тут же в кафе, посидели, поговорили о всякой ерунде. Я, посмеиваясь, извинился за тот мой конфуз, а она самокритично заметила, что сама виновата, всё, дескать, от женщины зависит… Ну, правильно. Я даже подумал: может, снова попробовать, но не решился. И тогда-то особого желания не было, скорее долг свой мужской выполнял, а теперь и вовсе. Правда, телефончик у нее на всякий случай все же взял, вроде как не чужие друг другу.

Но сейчас всё это было уже не важно. Радовало, что она жива, не сгинула, как остальные, и дай бог ей еще долго здравствовать. Пусть хоть один свидетель у меня в живых будет… Даже такой.