- Лена жила в состоянии тихой войны, где врагом была её свекровь, а её муж, Дима, был пассивным наблюдателем, призывающим к перемирию,...

Лена жила в состоянии тихой войны, где врагом была её свекровь, а её муж, Дима, был пассивным наблюдателем, призывающим к перемирию, которое всегда было капитуляцией.

Свекровь, Алевтина Борисовна, была мастером ядовитых уколов, завёрнутых в обёртку заботы.

— Леночка, ты опять в этих джинсах? Они тебя так простят, — говорила она с милой улыбкой.

— Ой, супчик сегодня пустоват. Мой Дима любит понаваристее, — вздыхала она за обедом.

Каждый её визит был минным полем. Она проверяла полки на предмет пыли, критиковала выбор продуктов, давала непрошеные советы по воспитанию их сына, намекая, что Лена — никудышная мать.

Дима на все жалобы жены отвечал одно и то же:

— Лен, ну потерпи. Ты же знаешь, у неё характер такой. Не расстраивай её, она же моя мама.

Лена терпела. Она любила мужа и надеялась, что однажды он увидит, как эта «забота» медленно её убивает. Она худела, стала нервной, вздрагивала от каждого звонка.

Точка кипения была достигнута, когда Алевтина Борисовна приехала «помочь» на неделю. Эта неделя превратилась в ад. Она переставила мебель, выбросила любимую Ленину чашку («треснутая, к несчастью») и постоянно жаловалась сыну, что невестка её игнорирует и не уважает.

В пятницу вечером, после особенно тяжёлого дня, Лена, доведённая до слёз очередной придиркой, не выдержала и позвонила отцу. Она не жаловалась. Она просто хотела услышать родной голос.

— Пап, привет. Как ты?

Но её голос дрожал так, что отец, Пётр Андреевич, человек старой закалки, бывший военный, понял всё без слов.

— Я выезжаю, — коротко сказал он.

Он приехал на следующий день. Без предупреждения. Тихий, подтянутый, с пронзительным, внимательным взглядом. Он сел на кухне и просто наблюдал.

Он видел, как его дочь, его любимая девочка, ходит по собственной квартире на цыпочках. Он видел, как она вздрагивает, когда свекровь входит в комнату. Он слышал «заботливое»: «Леночка, ты бы отдохнула, выглядишь ужасно. Наверное, не справляешься с хозяйством».

Он видел, как Дима, его зять, делает вид, что ничего не происходит.

Пётр Андреевич терпел до ужина. За столом Алевтина Борисовна с победным видом заявила:

— А вот я завтра пирожков напеку. А то от Лениной стряпни у Димы скоро гастрит будет.

Дима промолчал, виновато уткнувшись в тарелку.

И тогда тесть спокойно положил вилку.

— Знаете, Алевтина Борисовна, — сказал он ровным, тихим голосом, от которого по спине пробежал холодок. — Я свою дочь не на помойке нашёл. Я её растил, учил, вкладывал в неё душу. Она у меня умница, красавица, с двумя высшими образованиями. И я отдал её замуж за мужчину, а не за маменькину юбку.

Он перевёл взгляд на зятя.

— Дима, я разочарован. Я думал, ты мужик. А ты позволил превратить свою жену в прислугу и боксёрскую грушу для своей матери. Ты говорил ей «терпеть»? А что ты сам сделал, чтобы её защитить?

Дима побледнел.

— А вам, — Пётр Андреевич снова посмотрел на свекровь, — я скажу вот что. Я очень ценю вашу «заботу». Настолько, что решил ответить вам тем же.

Он достал из кармана телефон.

— Помните, вы жаловались, что у вас на даче крыша протекает? Я решил вам помочь. Я нанял бригаду. Они уже там. Они полностью разбирают вашу крышу. До основания.

Алевтина Борисовна подскочила.

— Что?! Какое вы имели право?!

— Такое же, какое вы имеете, хозяйничая в чужом доме, — отрезал он. — Но это не всё. Я слышал, вы очень любите готовить. Поэтому я заказал вам на дачу три тонны отборного навоза. Для удобрения. Прямо к крыльцу свалят. Будет чем заняться всё лето. Будете печь пирожки из навоза.

Он встал.

— А теперь, Алевтина Борисовна, я вызываю вам такси. До вашей дачи. У вас будет много времени подумать о своём поведении, пока будете искать, где переночевать под открытым небом.

Он посмотрел на Диму.

— А ты, сынок, если хочешь сохранить семью, у тебя есть ровно час, чтобы твоей мамы и её вещей здесь не было. И чтобы я больше никогда не слышал, как моя дочь плачет. Иначе следующая бригада приедет уже сюда. И будет делать ремонт в твоей голове.

Пётр Андреевич подошёл к Лене, которая смотрела на него с восхищением и слезами на глазах, и обнял её.