Предел терпения

Лена была женщиной, которая умела терпеть. Она терпела, когда её муж, Марк, забывал про её день рождения, но помнил даты всех футбольных матчей. Она терпела, когда он тратил их общие деньги на свои «важные проекты», которые никогда не приносили дохода. Она терпела его разбросанные носки, его невнимание, его вечное «Лен, ну не начинай». Она была его тихой гаванью, его надёжным тылом, его бесплатным приложением к дивану.

Подозрения закрались медленно, как ядовитый туман. Сначала — пароль на телефоне, который он раньше бросал где попало. Потом — ночные «совещания», после которых от него пахло не офисным кофе, а чужими женскими духами. Он стал дольше задерживаться у зеркала, купил новый дорогой парфюм.

Лена гнала от себя подозрения, как назойливых мух. Она хотела верить. Ей было проще верить, чем признать, что её мир, который она так старательно строила, был построен на песке.

Правда обрушилась на неё в одну ночь. Марк спал, а его телефон, оставленный на тумбочке, завибрировал. На экране высветилось сообщение от некой «Зайки»: «Скучаю по твоему запаху. Сегодня было волшебно».

В эту секунду в голове у Лены что-то щёлкнуло. Мир не просто покачнулся. Он замер, а потом взорвался оглушительной, звенящей тишиной. В ней проснулось что-то древнее, первобытное. Та тихая, терпеливая Лена, которую все знали, исчезла. На её месте появилась разъярённая фурия.

Она не стала его будить. Она не стала плакать. Она посмотрела на его спящее, безмятежное лицо, и её кулаки сжались сами собой. Вся боль, всё унижение, все годы, когда она ставила его интересы выше своих, сконцентрировались в одном желании — ударить.

Её первый удар был неумелым, почти детским. Он попал ему в плечо. Марк что-то пробормотал во сне и перевернулся на другой бок.

И это её взбесило ещё больше. Даже сейчас он не замечал её боли.

Она вскочила на кровать. Она села на него сверху и начала бить. Она била его кулаками, ладонями, царапала ногтями. Это была не драка. Это был выплеск агонии. Каждый удар был ответом на невзятую трубку. Каждый шлепок — на ложь в его глазах. Каждая царапина — на её собственную слепую веру.

Марк проснулся от боли и ужаса. Он не сразу понял, что происходит. Он увидел перекошенное от ярости лицо своей тихой, спокойной жены и не узнал её.

— Лена! Ты что?! С ума сошла?! — кричал он, пытаясь прикрыть голову руками.

Но она не слышала. Она была в красной пелене ярости. Она срывала с него одеяло, била по рукам, по груди, по лицу. Она не чувствовала боли в своих разбитых костяшках. Она чувствовала только странное, страшное освобождение. Плотина, которую она строила годами, прорвалась.

Она выдохлась так же внезапно, как и начала. Она просто остановилась, тяжело дыша, и посмотрела на дело своих рук. Марк, её сильный, уверенный в себе муж, забился в угол кровати, прикрывая лицо. На его щеке алела царапина, на плече наливался синяк.

Она слезла с кровати. Её трясло. Она посмотрела на свои руки, на сломанные ногти.

— Лена... ты... ты больная, — прохрипел он из своего угла.

Она медленно повернулась к нему. И в её взгляде больше не было ни любви, ни жалости. Только холодная, выжженная пустыня.

— Нет, Марк, — сказала она тихо, но от этого голоса ему стало страшнее, чем от её ударов. — Я только что в него пришла.

Она молча прошла в шкаф, достала чемодан и начала швырять в него свои вещи. Она не плакала. Слёзы кончились.

Марк смотрел на неё с ужасом и непониманием. Он изменил. Он был готов к её слезам, к упрёкам, к скандалу. Но он не был готов к тому, что его тихая гавань превратится в цунами, которое едва его не утопило. Он впервые в жизни испугался её.

Лена застегнула чемодан и пошла к выходу.

— Прощай, — бросила она, не оборачиваясь.

Она не знала, что будет делать дальше. Но она точно знала, чего больше никогда делать не будет. Она больше никогда не будет терпеть. Иногда, чтобы достучаться до человека, слов бывает недостаточно. Иногда единственным аргументом, который он способен понять, становится боль. Физическая, ощутимая боль, которая на мгновение делает его таким же слабым и уязвимым, каким он делал тебя много лет.